«Туда идти хорошо, а возвращаться будет страшно, но даже если страшно, пожалуйста, проходите.»¹
25 апреля 2ХХХ года. Близко окончание весеннего месяца, по обыкновению переменчивого, словно направление флюгера во время бури. Многие чувствуют прилив сил и энтузиазма с уходом леденящей зимы, а тем более — с установкой постоянной тёплой погоды. Синоптики наконец прогнозируют не ливни, перемежающиеся с ослепительным солнцем и опасным градом, а вполне умеренные погожие деньки, в которые душа поёт и цветёт, как и всё вокруг: природа, улицы, животные. Городские жители начинают копошиться в своих тухлых квартирках, преображая те в уютные и опрятные пристанища. В такую пору грех не прогуляться по парку или не почитать хорошую книгу у раскрытого настежь балкона. Однако некоторых в таком случае можно назвать безгрешными, ведь они всё своё время проводят на свежем воздухе, не имея законного места, куда можно было бы вернуться. «Два, четыре, шесть... В последнее время их здесь много», — бормотал себе под нос юноша в дырявом хаори и испещрённых швами старых нитей хакама. Он сидел на парковой скамье, перебирая собранный за день хлам: забытые на улице вещи, мусор из пластмассовых баков, среди которого можно найти немало полезных вещей, к примеру, остатки бэнто, порченую одежду или выброшенные в порыве ярости холсты и тетради. Как бы то ни было странно, последние вызывали у безнадёжного бездомного наибольший интерес. Да, протухшая еда да драные куски ткани нужны, но только лишь чтобы поддерживать существование; чтобы поддержать жизнь, нужно заниматься чем-нибудь приятным для души. У Юмено Гентаро таковым являлось писательство. Он долгое время рассматривал полотна уличных художников и даже пытался что-то набросать красками на бумаге, но это не принесло ровным счётом никакого удовольствия, да и плоды этого хобби были никудышны. Юмено неплохо пел, но недостаточно хорошо, чтобы на этом заработать. В искусстве слова же он в какой-то степени обрёл себя. Одно осознание того, что простой силой мысли, воображением, складным или не очень слогом и взмахом пера можно создавать целые истории, миры и даже вселенные, заставляло его сердце трепетать. Да, максимум, что можно было вынести в качестве выгоды в его случае — это продажа небольших любовных стихотворений для парочек или декламация своих скудных творений на улице в надежде на лишнюю подброшенную в шляпу йену. Однако это не главное. Сами возможности фантазии впечатляли, и это чувство было важнее, чем деньги. Единственного взгляда на человека может быть достаточно, чтобы придумать ему прошлое, настоящее и будущее. Удивительно, не правда ли? К примеру, вот идёт какой-то молодой человек с большим портфелем в руке:***
Писка электронного будильника оказалось недостаточно, чтобы пробудить от недолгого сна Андо. Попытка распахнуть зажмуренные глаза оказалась абсолютно бесполезной. Рука, как на автопилоте, ударила по злосчастному, но в то же время ни в чём не повинному источнику шума, и мужчина продолжил своё увлекательное путешествие по миру сладчайших грёз. В толпе людей, спотыкаясь, но торопясь, расталкивая медлительных прохожих-улиток, угрюмый парень с выразительными, как будто кричащими о помощи, глазами и яркими буклями бормочет себе под нос:«Балбес, неудачник, полный дурак!.. Надо же было так засидеться, что теперь я уже опаздываю на целый, чёрт возьми, час. Меня уволят, точно уволят... Ямады, Танаки, Сузуки, Сузухи... Как же все раздражают, я даже их имён запомнить не могу, а всё туда же: всем что-то нужно, всем угоди, а заплатят тебе потом за это сущие гроши. Всё печатай да печатай, перечитывай, правь да правь, думай, отчитывайся, извиняйся... Можно мне простого человеческого сна, пожалуйста? Это всё моя вина, моя вина, моя вина, моя вина, моя вина... Если бы я отредактировал ту главу раньше, мне не пришлось бы корпеть над клавишами клавиатуры и портить и без того никудышные глаза, а тогда, в свою очередь, я не проспал бы будильник! Моя кошка будет голодать... Стоп, у меня нет кошки, это я голодаю. Что было бы, если б я выбрал другую работу? Этот идиот мне ни покою, ни полной зарплаты не даёт. Хочу спать, хочу спать, хочу спать...» Больше тому не приходилось расталкивать народ, потому как: во-первых, все просто-напросто сторонились его подавляющей ауры, которая отбивала всякое желание находиться рядом с ним, а во-вторых, недосып сильно сказывался на физическом состоянии офисного планктона. Встреча с работодателем отчётливо вырисовывалась в голове опаздывающего Андо, поскольку после такой оплошности его просто-напросто могли выкинуть на улицу...***
"На улицу", значит... Не очень удачный персонаж. Да и скучный. Пойдём дальше. О, этот выглядит куда-а-а занятнее:***
Однажды на одном из до сих пор неизведанных людьми островов жил-был розововолосый карлик. Он был таким же жизнерадостным, как солнечный зайчик весной, и таким же маленьким, энергичным и нахальным, как воробей. Карлик жил в дупле огромного Древа Жизни, где частенько устраивал чаепития со своими братьями-гномами и чудесными соседями: Чеширским Котом, юношей-кицунэ, старым кодама сиреневого куста и многими другими. Хоть в его сверкающих голубых, словно пламенеющая газовая конфорка, глазах сложно было разглядеть что-то, кроме счастья, ему всегда чего-то не хватало. Неудивительно, что с самого своего появления на свет, — когда луна отливала розовым светом и на землях Конфетной рощи распустился сказочный карликовый цветок, — низкорослый парнишка любил творить, дабы воплощать в жизнь свои желания: он искусно владел кистью, пером, иглой и даже молотком. Как-то раз прекрасная принцесса кораллового залива, молодая девушка с короткими платиновыми волосами, отливающими жемчугом, заказала у младшего из розововолосых гномов скульптуру в виде её русалочьего стана на руках брата-тритона. Карлик с удовольствием принял этот заказ, тем более что находились они с дочерью покойного морского правителя в дружеских сношениях. Единственным отягощающим его обстоятельством оказалось то, что принцесса была очень капризной мечтательницей, отказавшейся принимать работу своего давнего приятеля, если она будет сделана из обыкновенного материала. По её словам, скульптура должна была быть изготовлена из лунного камня, про который та вычитала в одной из книг отцовской библиотеки. К сожалению, этого камня не существовало в Конфетной роще, да и вообще на всём острове, а это означало лишь одно — карлик был вынужден отправиться в открытый океан на поиски злосчастного минерала.***
«Что ж, это уже больше похоже на завязку интересной истории!» — воскликнул про себя Гентаро, молниеносно записав свои мысли на чистом листе слегка потрёпанной тетради, найденной им совсем недавно. Не успел парень дописать новый абзац, формирующийся под его легкой рукой, и вполне упиться вдохновением, как рядом послышались чьи-то приближающиеся шаги. Бездомный писатель не обратил на это решительно никакого внимания, ибо был слишком ослеплён нахлынувшими идеями, однако вздрогнул, когда чей-то статный силуэт закрыл ему солнечный свет и чей-то звонкий голос окончательно сбил Гентаро с мысли: — Ого, да у тебя отпадно выходит, патлатый! Перед молодым мастером слова предстал длинноволосый юноша лет двадцати в длинном зелёном пальто. Он чем-то напоминал гибрид кота — из-за клыков и громкого голоса — и эльфа — из-за синих волос, аметистовых глаз и слегка заострённых ушей. Гентаро совершенно не был рад такому наглому вторжению в свой творческий процесс, поэтому, отложив письмена, нахмурил брови и, скривив губы в презрительной улыбке, достаточно холодно ответил пытливому прохожему: — Я, конечно, благодарен Вам, молодой человек, за похвалу в сторону моих скромных сочинений, но Вы заслонили собой мой источник освещения, лишив возможности продолжить. Кроме того, Вы сбили меня, не говоря о том, что на "ты" к незнакомому человеку не обращаются, даже если он бездомный, вроде меня. — Воу-воу, к чему такие грубости, мистер Учтивость, нья-ха-ха! Будь проще, приятель. Раз уж к незнакомцу нельзя на "ты", то это можно легко исправить парочкой простецких фраз. Как тебя, патлатый, зовут? — на этих словах улыбчивый парень сел рядом со своими новым собеседником в дырявом хаори, где тот недавно освободил место, складывая бумаги в одну стопку. Гентаро ухмыльнулся и слегка откашлялся, чтобы максимально понизить свой голос: — Моё имя — Ода-Дитрихштейн Макото. Запомни его, простолюдин, ведь я состою в тайном сообществе, которое захватит этот мир, аха-ха-ха. Не советую мне перечить. — Ты, типа, иллюминат? Или как там их называют, — парень сглотнул и вытаращил глаза, как будто окидывая "Оду-Дитрихштейна" новым, изучающим взглядом. — Ну, так или иначе, это всего ложь, — на этих словах сочинитель засмеялся, выглядя очень довольным, а голос его стал прямо-таки бархатным, несмотря на недавнее недовольство. — Тьфу, да ню тебя! — наивный юноша покраснел от своего простодушия. — А я ведь поверил. Так как тебя на самом деле всё же звать? — Юмено. Юмено Гентаро. Писатель сказал это настолько серьёзным тоном, что оба, несколько секунд сверля глаза друг друга, искренне залились смехом. — Забавный ты, Гентаро, нр-р-рявишься мне! А я — Арисугава Дайс. Можешь звать меня по имени, не люблю эти всякие формальности. Приятно познакомиться, — Дайс протянул руку, хотя недавно это показалось бы его собеседнику возмутительным. — Взаимно, Дайс, — Гентаро без лишних колебаний ответил на жест нового знакомого тем же. — Слушай, ты ведь сказал, что бездомный, дя? По твоему поведению и не скажешь, патлатый, ахах, — Дайс похлопал творца по плечу, но тот нахмурился, показывая всем своим видом, что ему не нравится такое прозвище. — Ладно-ладно, Гентаро. Так вот, слушай, не хочешь у меня пожить? Я сам в каком-то роде писатель, так что мне было бы выгодно иметь такого талантливого парня, как ты, под боком. Так что, как смотришь ня предложение? Сказать, что Гентаро был ошеломлён — не сказать ничего. — Ты? Писатель? Вот уж бывают чудеса на свете. Я бы... с удовольствием принял твоё предложение, но мы ведь едва знакомы, а я буду просто иждивенцем, который потянет на дно, — бездомный опустил взгляд в пол и замолчал. — Пф-ф-ф! Глупости говоришь: мне только веселей жить с кем-нибудь, тем более что у меня двушка, поэтому вообще проблемы не вижу, ньи-хи. Так что складывай свои манатки и пошли уже. — Странный ты человек, однако. Что ж, как скажешь. И так, быстро шагая по улицам вечерней Шибуи, двое мужчин: в старых, испещрённых швами хакама один и в длинном зелёном пальто другой — направлялись к жилищу Арисугавы Дайса. Или, если глядеть наперёд, их общему дому. — ...Гентаро, не хочешь перекусить? А то я с утра ничего не ел. — Я питаюсь только нектаром, чаем и солнечным светом, а поскольку солнце садится, то да, было бы неплохо поесть. — Да ну тебя! Свежеиспечённые приятели неровно стучали обувью по асфальту, периодически перешучиваясь и смеясь. Можно смело сказать, что в этот апрельский вечер в мире двое человек стало счастливее и что прохожие сегодня оборачивались больше обычного. И всё лишь из любопытства одного котоподобного парня и его аметистовых пытливых глаз. Лишь из-за этого жизнь двух человек, не подозревавших ранее даже о существовании друг друга решительно ничего, значительно изменилась.