Holy

Цокот её каблуков отдаётся запоздалым эхом. Улицы Рэд Грейв Сити мёртвые, разгромленные ко всем чертям, но она продолжает стойко идти вперёд. Между двух тонких пальцев у неё зажат первосортный яд. Шлейф никотина идёт с ней по пятам, растворяется в воздухе. Холли думает таким образом перебить невыносимый запах крови, но слегка поздно. Она уже вся пропитана им. Внезапный порыв холодного ветра поднимает пыль с земли, путает её тёмные волосы и играет с какой-то рекламной вывеской. Холл не обращает на это внимания, хотя прекрасно знает, что это плохой знак. Как чёрная кошка, перебегающая дорогу. Как случайно просыпанная соль. Руки неприятно покалывает от холода. Она прячет сигарету от бездушного ветра, как мать оберегающая собственного ребёнка от всех бед. Ведь в переднем кармане пальто у неё осталась всего одна единственная пачка и один единственный шанс. Трещин на старом асфальте сотни и тысячи. Она переступает одну из них, брезгливо замечая красноватые цветы, торчащие прямо из бездны. Надолго взгляд не останавливает. Придерживается мысли о том, что пока ты смотришь в бездну, бездна смотрит в тебя*. Приближаясь к местной церкви, цокот высоких каблуков ненадолго затихает. Холл делает ещё одну крупную, последнею затяжку. После тушит сигарету прямо об стену храма, не задумываясь о всяких предрассудках. Ей всё равно гореть в Аду. Рука тянется к позолоченной дверце. Дверца тянется на неё. Пару тонких стеблей из бездны, обвивающих дверную ручку рвутся. Эти мерзкие растения поимели совесть оплести всё здание, сжать его в своих тисках, но только не проникнуть внутрь. Не испоганить душу. Нутро церкви давно было оставлено всеми людьми — абсолютно никаких признаков жизни. Она прислушивается к звенящей тишине, идёт тихо, обходя осколки тонкого, когда-то красивого стекла стороной. Со стен за ней внимательно наблюдают старые, помрачневшие иконы. Потухшие свечи рядом больше не освещают их лица, лишь создают пущее ощущение полной разрухи. Холли присаживается на ближайшую скамейку от кафедры, где обычно зачитывают проповедь. Ровное дыхание сбивается. Длинные ногти впиваются в нежную кожу ладоней. — Почему? На последних нотах её стальной голос срывается. Буквы разбиваются об мраморный пол, эхом разлетаясь по пустому залу. Она задаёт этот вопрос не столько святому лику перед собой, как самой себе. Глаза противно жжёт от картинок, всплывающих в воспоминаниях. Жжёт от тёмной туши для глаз, стекающей по щекам. Жжёт от больно сжимающего сердца. Ураган внутри неё выходит за пределы двенадцатибалльной системы оценивания. Разносит все внутренности. Когда демон сказал, что её душу ждёт Ад, она не думала, что он начнётся ещё при жизни. И она точно никак не могла подумать о том, что вместе с ценой, отданной за сделку, она отдаст и жизнь своего родного брата. Желудок скручивает нехилый спазм. Холл цепляется за переднюю спинку сидения, как за спасительный круг. Утыкается горячим лбом в холодные руки, позорно скрывая собственные слёзы от бесконечной пустоты. Почему это всё произошло именно с ней? Плечи содрогаются от тихих рыданий. Слишком драматичную, затянувшуюся сцену перебивают чьи-то шаги. Она вскидывает голову, прожигая затравленным взглядом какую-то впереди висящую икону. Пытается взять над своими эмоциями вверх, но даже лицо божьего слуги приобретает саркастические нотки. Отзвук трости растворяется в воздухе, перемешивается с запахом ладана. Холли окрещивает внезапного гостя заброшенной церкви не только глупым стариком, но и по совместительству самым бесячим человеком на данный момент. Глаза продолжает щипать. Она утирает остатки своей истерики с лица тыльной стороной ладони. — Да здесь сегодня ажиотаж. Противный, скрипучий голос. Он раздаётся не с той стороны, какой стоило ожидать. Холли дёргается от такой внезапности. Над её головой слышится хлопанье крыльев. Она поворачивает голову. Хмурится, плотно сжимая губы, но выражение удивления на её лице не заставляет себя долго ждать. — Прошу прощения. У нас не было намерения кого-либо напугать. Это непримечательное с виду «нас» режет слух даже таким бархатным голосом. Холл сканирует силуэт незнакомца недолгим взглядом, замечая его лёгкую, как бы извиняющуюся ухмылку (но никакой опасности). — Вы никого не напугали, — зачем-то отвечает она, отворачиваясь восвояси. На упавшую неподалёку балку приземляется огромная птица. Скорее всего, какая-то помесь, Холли в этом не разбирается. Зато её желание залезть в карман и выкурить последнюю сигарету в этой обстановке очень даже понятливое; разрастается в геометрической прогрессии. Снова слышится ритмичное постукивание трости об каменную плитку. Обаятельный, но странный чёрт двигается неторопливо, тягуче, но верно. Проходя мимо её скамьи, он чуть приостанавливается, заставляя напрячься и затаить дыхание, но вскоре делает очередные шаги вперёд. — Разрушьте своды церкви мрачной. И катафалк постели брачной, — Холл почему-то кажутся эти строчки до ужаса знакомыми. Тембр голоса — до ужаса притягательным. Он мельком осматривает разруху впереди себя, но не смотрит на неё. — И смойте кровь убитых братьев. — внутри всё внезапно холодеет, температура в помещение будто падает до минусовой. Мужчина медлит, чуть поворачивая голову в её сторону. — И будет снято с вас проклятье.** Воцаряется мёртвая тишина. Холли даже не замечает, с какой именно силой сжимает деревянное сидение под собой. «Проклятье» — эхом отпечатывается где-то на периферии её сознания. И ведь она действительно проклята. Вот только от этого нет никакого спасения. — Кто ты такой? — единственное, что, получается, нормально выдавить из себя. Холл мимолётно вспоминает, как буквально сегодня решалась не брать с собой холодного оружия. — Можешь звать меня Ви, — лёгкая ухмылка не сходит с его губ. Он опускает свой взгляд, а после нескольких секунд и вовсе отворачивается. — Но гораздо интереснее то, как именно назвался демон, заключивший с тобой сделку. Она не успевает задать очередной вопрос: ни ему, ни себе. Инстинкты действуют намного раньше. Холл срывается с места, но, не успевая даже рассчитать шансы на успех, резко застывает в одном положении. Единственный путь, от какой-никакой свободы ей преграждает огромная чёрная пантера. — Ещё одна попытка, дамочка, — издевается скрипучий голос. Резких движений она больше не делает. Поворачивается достаточно медленно, встречаясь с двумя парами тёмных глаз напротив себя — птица, до этого сидевшая на балке, приземляется прямо на плечо Ви. — Что ты хочешь? — Маммон? Бельфегор? — не унимается грифон. Последнее имя, словно пощечина. Холли не дёргается от неё только потому, что окружена со всех сторон. — Зачем тебе это знать? — Хочу помочь. В ответ выходит только сдавленный смешок. У неё теперь привитая аллергия на какую-либо помощь. — Окружив меня своей дикой кошкой и крикливым пернатым? Очень миролюбивый жест, да. Холли быстро примеряется к уцелевшим окнам церкви, подсчитывает насколько серьёзными могут быть раны. Птица же наглядно передёргивает своими мощными крыльями, смотря чересчур пронзительно. Сзади слышится грудной рык. Ви наперевес своим питомцам отступает на шаг назад. — Если не хочешь узнать, как можно освободить себя и других людей от контракта — можешь идти. Её неверие и скептицизм уходят вместе с рыком чёрной пантеры. Она оглядывается назад, но больше никого не видит. Секунда — и по опустевшей церкви снова слышится быстрый цокот высоких каблуков. Секунда — и она снова вдыхает холодный воздух улицы, обжигая лёгкие. Пальцы блуждают по карману, вытаскивая последнюю никотиновую палочку. Секунда — она затягивается, как в последний раз, гоня всякие мысли прочь. Холл запрокидывает голову. Глаза возводятся к хмурому небу. — Не спасла его и себя, так спаси других? Хоть её и зовут Холли, но она никогда не была святой. Ещё всего одна секунда — и она принимает своё окончательное решение.

***

— Что от меня требуется? Её вопрос и присутствие никого не застаёт врасплох. Незнакомец до боли знакомо ей ухмыляется, а после покрепче перехватывает трость. — Одна лишь только честность.