Я не ревную

Сабито удержать в руках непросто. Если точнее — просто невозможно. Он резкий и сильный, похож на бешеную лисицу. Всегда вырывается с диким оскалом и потоком настолько неприличных ругательств, что даже Санеми Шинадзугава порой отворачивается в смятении. Он сам, конечно, крепкими словами сыплет без остановки. Просто, не столько крепкими, как оказывается. Хотя, как раз таки из-за Столпа Ветра, который порой любил не только грязно ругаться, но и не менее грязно распускать руки, Гию приходится волочь Сабито по террасам поместья. Надеясь, что все-таки какая никакая удача его не покинет, если он все же пока в силах держать подле себя разъяренного Кицунэ. — Я ему глотку перережу, чтобы в собственной крови захлебнулся! Отпусти меня! Каждый новый рывок заставляет только крепче стискивать руки на чужом поясе. Цветастое хаори Сабито измялось, оно неприятно скрепит под пальцами, но Томиока знает — если отпустит, то все эти слова не останутся просто словами. Сабито обязательно найдет Санеми и позаботится о том, чтобы багряная кровь била ручьем из чужой глотки. — Не нужно, прошу тебя. Просто, не обращай внимания, — прижимаясь грудью к чужой спине, стараясь увернуться от очередного удара локтем куда-то в лицо, отвечает Гию, жмурясь. Не страшно, если вдруг его ударят куда-нибудь в скулу, или может в живот. Ведь если Сабито и правда (еще раз) подерется с Шинадзугавой, будет хуже. Хуже для Сабито, а этого допустить попросту нельзя. — Не обращать?! — рык Столпа Воды оглушает, он правда сейчас больше похож на зверя, чем на человека. Видимо, просьба показалась настолько нелепой и неуместной, что на миг тело в руках Гию даже замирает. Но голос Сабито все так же похож на отголоски грома перед летним дождем. — Он тебя лапал! И ты просишь меня не обращать на это внимания?! Алый румянец на щеках Томиоки похож на бледные лепестки вишни. Немного не хочется вновь слышать об этом инциденте с Санеми. У них вообще с Хаширой Ветра не самые лучшие отношения, но враньем будет сказать, что хоть у кого-то с Шинадзуговой вышло завязать дружбу, ну или ее подобие. С ним трудно всем без исключения, а если еще взять в расчет то, что особой тактичностью и вежливостью этот молодой человек явно не блещет — так можно сразу броситься в пасть демона, только бы лишний раз Санеми не встречать. Поэтому иногда Гию и позволял себе делать ироничные замечания в его сторону, да и просто подкалывать Хаширу. Бывало, он замечал чужие улыбки в ответ на свои колкие изречения. Тенген так вообще мог и в голос засмеяться. Сабито своего друга в мелких издевках всегда поддерживал, иногда дополняя сказанное новыми замечаниями. Конечно, все это было ради шутки. Никто на самом деле не хотел обидеть Санеми, но смотреть на то, как он вскипает — зрелище неописуемо веселое. Обычно после подколов Гию он таки не кидался в драку (сразу), пытался устроить словесную перепалку. Но вот сегодня, кажется, очередное замечание на собрание Хашир (куда Томиока имел доступ лишь из-за того, что Сабито отказывался где-либо показываться без него) довело его. Он с таким смаком звонко шлепнул Гию, и куда шлепнул. Лучше бы этого не делал, а сразу полез в бой на мечах. — Он тебя по заднице шлепнул! Как мне, по-твоему, реагировать?! Пусти меня! Сабито снова задергался, точнее почти смог сбросить путы из чужих рук. Терпеть подобное поведение в сторону своего «точно-не-возлюбленного-но-лучшего-друга» он явно не собирался. И, кажется, Санеми это прекрасно знал и добивался именно того, чтобы конец собрания был нагло сорван подобной выходкой. После которой Хашира Воды почти сразу, без лишних объяснении и претензий, попытался заехать Шинадзугаве ногой прямо по лицу, и у него почти получилось. Благо, Химеджима-сан вовремя растащил рычащих от злобы парней, и теперь дело было за малым: утащить Сабито подальше, чем, собственно, и приходилось заниматься. — Не надо, просто забудь! Не наживай себе проблем! Просто забудь, — смущение все еще выступало алым на скулах. И даже не из-за того, что сейчас пришлось вспомнить этот ужасно неловкий момент, а скорее потому, что было так приятно понимать — Сабито хочет его защитить. По-детски злится, когда кто-то трогает его Гию, но зато он так искренен в своем порыве. Иногда Хашира по-своему очаровательный и милый, но знать ему об этом не обязательно. Уговоры не действуют, как и всегда. Упрямый лис, а если уж быть точным, то «упрямый кролик», как гласят иероглифы чужого имени, все так же пытается пуститься на поиски наглеца, который смел «лапать» Гию. Почему-то кажется, что сам Санеми точно так же пытается вывернуться из рук Химеджимы, дабы «начистить рожу» пару раз «несносному рыжему уроду». Ситуация и правда становится опасной. Томиока понимает, что сил сдерживать чужой гнев у него остается все меньше и меньше. Хашира Воды на то и Хашира, он всегда был сильнее, мог легко одолеть одним лишь взмахом меча своего худощавого друга (ну или почти друга). Придется принимать куда более радикальные меры, ведь выходка Шинадзугавы и правда хорошо так задела Столпа. Пока Сабито что-то там еще бросает в пустоту коридоров, изукрашенных редкими цветами глицинии, Гию ловко снует вперед, оказываясь нос к носу с лисицей. В фиалковых глазах горит огонь, такой яркий, что обжигает. Странно, что у того, кто владеет дыханием воды, в глазах пожар. — Я тебя умоляю, — их губы так близко, что почти касаются. Томиока теплом опаляет чужое лицо, и его взгляд очерчивает линию широкого шрама. — Прошу тебя, не нужно больше думать обо всем этом, — и легкое прикосновение к чужим губам, как немая просьба. Хороший способ заставить Сабито быть чуть более покладистым — это короткий, почти невесомый поцелуй. Так обычно целуются дети. Слегка касаются, почти сразу пытаясь отстраниться. Дабы облизнуться, ощутив вкус чужой сладкой кожи. — Не думай о нем, — руки Гию ложатся на чужую шею, обнимая нежно. Все равно сейчас они одни, далеко от любопытных вездесущих глаз. Конечно, лучше лишний раз не рисковать, хотя вот Макомо говорит, что все и так давно все поняли и прятаться смысла нет. Шутит, наверное, они все же следят за тем, чтобы невзначай не браться за руки на публике, или, тем более, вытворять то, что сейчас вытворяют. Да, лучше не рисковать, но иногда приходится, потому что успокоить Сабито — дело весьма трудное. С таким может справиться лишь Томиока: его тихий голос и трепетный взор, исполненный любви. Не нужно даже делать вид, что правда благодарен, не нужно разыгрывать комедию. Приятно, что за твою «честь» вступаются, даже если сам ты далеко не хрупкая девица. Хорошо знать, что кому-то не все равно. Гию умеет усмирить чужой гнев, он использует эту маленькую хитрость если нужно. Проблема кроется в том, что не всегда получается справиться с последствиями. Переключить внимание Сабито на себя — можно. Но вот как сделать, чтобы сам Сабито потом не хватал тебя за руку, утаскивая в ближайший тихий уголок — тут уже ответа у Томиоки нет. Хотя, если быть честным, то не такая уж это и проблема, это нравится. Вот и сейчас Гию понимает, что его уволокут в ближайший закуток. Точнее уже тащат, роли теперь поменялись. Он не сопротивляется, позволяя дергать его за рукав багрового хаори. Среди тенистых запутанных коридоров Сабито грубо прижимает его к холодной стене. Руками очерчивает линию чужой талии, скользнув ладонями к бедрам. Смотрит все еще немного дико, но алый румянец красноречиво рассказывает о том, что шалость Томиоки удалась. Даже Хашира может быть смущен простым поцелуем. — Тебе не нужно постоянно лезть к Санеми, — закидывая руки на сильные плечи, с довольной улыбкой отзывается Гию. Маленькое сражение было им выиграно, Шинадзугава спасен. Ведь ясно же, что он проиграл бы Сабито. По-иному и быть не могло. — Он не стоит твоего внимания. — После того, что он сделал? — ухмылка кривая и неровная, шрам словно бы мешает улыбнуться нормально. Хашира тихо шипит, но в его голосе уже куда меньше злобы. Только раздражение и еле заметная горечь — все-таки он не успел ударить Санеми, а стоило бы, тот явно заслужил. Губы Сабито коротко касаются чужого лица. И снова, и еще раз. Целая вереница теплых поцелуев, рассыпанная по бледной коже: от скулы до щеки, к уголкам губ, в лоб, в острый подбородок. Гию только чуть морщится, потому что слишком приятно и совсем немного щекотно. Улыбается слабо, словно бы боясь выдать свою наивную радость. — Не ревнуй. Так сильно, — шепчет Томиока, прикрывая глаза. Хочется остаться в чужих объятиях навечно, просто позволять творить с собой, все что вздумается. Даже если это происходит у всех на виду, в поместье охотников, где-то среди террас летнего дома в самый разгар полудня. Пусть их найдут, пусть все увидят то, как им хорошо вместе. — Я и не ревную, просто Шинадзугава достал, — ответ звучит не особо убедительно, но Сабито важно сделать вид, как будто он выше глупых чувств. Стыдно признаться в том, что даже короткие взгляды Санеми в сторону Гию вызывают столь ярую ненависть, что хочется его удушить. Да, и не только Санеми. Кочо тоже хороша, та вообще слишком уж часто вьётся вокруг Томиоки, словно назойливый мотылек. Лучше бы парня себе нашла, или чем там девчонки в ее возрасте занимаются. И вообще, если быть откровенным, то все слишком часто обращают внимания на его Гию. Чаще, чем следовало. Не ревнуй – просто сказать. — Да, конечно, — Гию тихо усмехается, утыкаясь в чужое плечо. От Сабито не пахнет кровью демонов, не пахнет ночным затхлым воздухом. Только древесиной, свежей и садкой, и, может быть, немного терпкими орехами. Этот аромат успокаивал, еще с детства. Когда мальчишка, закутанный в алый кусок ткани, с вечными слезами на щеках, жался к Сабито, ища опоры, защиты, понимания и просто наслаждаясь чужими касаниями. Правда, стоит сказать, что обычно жалеть Томиоку сам лис начинал лишь после очередного смачного подзатыльника или щипка — «ныть это не по-мужски!». Но воспоминания все равно были родными, вызывали улыбку. — Вот именно, — фыркнув, задирает нос Хашира. Нет, правда, сейчас он не ревнует, просто злится. Гию же рядом. Гию с ним, обнимает крепко, улыбается блаженно. И это главное — чтобы тот, кого любишь больше жизни и больше смерти, был счастлив. Забывал хоть на пару минут, что мир, в котором они родились, полон жестокости и грязи. Забывал об ужасном прошлом, и улыбался их будущему, в котором они всегда будут вместе. Ради этого Сабито был готов ко всему — самолично перерезать Мудзану горло? Запросто, просто дайте ему время. — Я люблю тебя, — шепчет Гию, прикрыв глаза, проводя носом по чужой шее. Чувствует легкую дрожь и мурашки, оттого и тихо посмеивается. Таковы маленькие радости их нелегкой жизни, хотя они и спрятаны в тени. Крепче прижимаясь к Хашире, Томиока тихо смеется в ответ на свои же слова, потому что он слишком уж часто их повторяет. Не может без этого. Он ведь правда так любит, что от этого немного болит сердце. — Я знаю, и я тоже, — Сабито всегда отвечает неизменно, с еле заметной дрожью в голосе. Багровая краска на его щеках становится ярче, румянец немного жжется на коже. Не впервой слышать подобные признания, но каждый раз как первый. Так же волнительно и трепетно. — О боги, как же мило, меня сейчас стошнит, — хриплый голос режет тишину. Санеми стоит, оперившись плечом об край сёдзи. Как всегда, на лице дикая ухмылка, такая горькая и спесивая, что противно. Он наигранно кривится, «застукав» Столпа Воды и его дружка за столь неприличным занятием. На самом деле только конченный идиот не понял бы, что у этих двоих все куда серьезнее, нежели просто дружба. — Так что, если не ревнуешь, может я еще пару раз могу шлепнуть твоего дружка по заднице? — явная издевка попадает в цель, ранит как следует. Сабито почти сразу отстраняется от юноши рядом, поправляя края хаори. Его взгляд похож на холодный ручей где-то в горах. Такой же мутный и стылый. Гию только рассеяно и немного устало смотрит на Шинадзугаву, который в предвкушении хорошей драки улыбается. И почему каждый раз какие-то неясные придирки на собраниях кончаются одинаково? Неужели Санеми еще не надоело лезть на рожон? Спокойнее реагировать он вообще не умеет? Все равно его потом скрутят и отправят отбывать очередное наказание в лазарет. Хашира Воды с ним церемониться явно не будет. Или это выражение какой-то особой привязанности и ревновать вообще-то следовало бы Томиоке? — Что ты там сказал, урод изрезанный? — голос Сабито теряет тепло и ласку, теперь он разговаривает на равных, как он сам бы сказал «по-мужски». — Еще чего ты хочешь? Может мне сразу тебе руки отсечь, вместе с языком? А то больно разговорчивый стал, как ни посмотри. — Ну попробуй, если у тебя сил хватит, лисица потасканная. Тихий, скрипучий смех, такой противный, что Гию морщится, быстро хватая за широкий рукав друга. Он знает, что у него есть еще призрачный шанс предотвратить беспорядок, он все же постарался до этого, почти успокоил Сабито. — Не надо, давай уйдем, давай побудем вместе — шепот на самое ухо, пока Хашира еще не схватился за клинок есть шанс спасти драную морду Шинадзугавы. Только тот явно быть спасенным не желает, смотря на попытки Томиоки остановить своего «любовничка» с таким насмешливым презрением, что хочется смыть чужой взор с кожи. Он, конечно, все портит одной меткой фразой. Ему неймется до драки, но еще хуже, что Сабито тоже. Эти двое похожи, но об этом лучше помалкивать. Они явно не оценят таких вот общих мыслей каждого, кто хоть раз их видел. — Или ты боишься? Где твоя хваленая мужественность, Столп Воды? — сложив руки на груди, словно бы скучая, лениво тянет Шинадзугава, продолжая неотрывно смотреть на то, как теперь уже Сабито пламенеет, скрипя зубами. Какой чувствительный, стоит лишь слово лишнее сказать — уже лезет драться. — Что ты сказал?! Я тебе глотку вспорю! Гию только рассеянно охает, но не успевает даже за руку ухватить Сабито. Куда ему до скорости столпа, тем более злого, вновь выбешенного. И почему каждый раз собрания оканчиваются вот так?