tired

В один момент Арсений понимает: похуй. Похуй на эти недоотношения. Похуй на догадки и теории фанатов. Похуй на Шастуна, мечущегося между двух огней. Похуй на все красивые слова и обещания разобраться со всем, чтобы уж точно вместе, чтобы уж точно навсегда. Похуй даже на это "люблю", впервые сказанное когда-то друг другу в порыве страсти, а позже много раз повторенное таким трепетным тоном, словно это самый заветный секрет. Просто п о х у й. Арсений устал. Он больше не хочет быть чем-то тайным, не хочет скрываться, не хочет жить от одного момента до другого, ожидая непонятно чего и надеясь, что вот оно, совсем рядом, скоро, скоро они точно будут полностью друг друга, безо всяких там Ир, безо всяких "люди не поймут". Поэтому он просто заканчивает это всё. И нет, Арсений взрослый человек, поэтому обрывать связи, игнорировать звонки, сообщения и другие попытки контактировать даже не думает, потому что, ну, во-первых, это глупо, во-вторых, разлад в коллективе негативно скажется на их шоу, а разрушать всё то, что так трепетно и не без труда создавалось годами, вовсе не хочется, ведь "Импровизация" – это их проект, их общее детище, и похерить всё в один момент из-за такого было бы крайне по-скотски. Поэтому Арсений в один день просто решает: хватит. Он больше не подрывается, чтобы тут же ответить, слыша очередной звонок, не проводит часы, ожидая хотя бы сообщения с предложением об очередной встрече. Всё, что он делает – отправляет короткое смс: "Давай закончим". Без объяснений, без претензий и обид, без скандалов. Надо же, а когда всё только начиналось, он был уверен, что всё, теперь навсегда, теперь никогда не оставит, не сможет, не вынесет. А на деле вон как оказалось легко: просто осознание, принятое в считанные секунды решение и два слова. Всё. Казалось бы, изнутри должно терзать чувство опустошённости, обречённости и печали, как пишут обычно в бульварных романах, но всё, что чувствует Арсений – это лёгкость, будто сбросил с плеч огромную ношу. На душе становится просто и хорошо, голову больше не терзают мысли, и Арсений впервые за долгое время понимает, что просто устал. Ему хочется ни о чём не волноваться, хотя бы какое-то время. Он еле усмиряет порыв сей же час сорваться куда-нибудь далеко, поваляться неделю-другую где-нибудь под солнцем, обойти пару интересных мест, в которых он, конечно же, сделал бы фото, а потом выложил бы в инсту с традиционно непонятными хэштегами. Но через день съёмки, и вряд ли Стас оценит такое самоуправство. Поэтому Арсений, долго не думая, одевается и несмотря на нерадующую глаз погоду идёт. Он не знает, куда и зачем, просто оставаться сейчас в квартире, где на него давят стены, вовсе не хочется. Как там говорил Дима? "Он любит передвигаться"? Пожалуй, это и правда так, потому что, когда в голове так много всего, что можно сойти с ума, хочется двигаться, чтобы направить энергию в другое русло, освежить мысли, выветрить их. Так что сначала Арсений идёт широкими шагами, едва не переходя на бег, а когда думать становится проще, обнаруживает себя на набережной, почти пустой в такое время, манящей своими спокойствием и тишиной. Он засовывает руки в карманы и выдыхает в морозный воздух, наблюдая поднимающиеся ото рта клубы пара. Уже вечер, и рано темнеющее зимой небо так завораживающе красиво, что Арсений просто стоит, подняв голову вверх, и улыбается, думая, что окружающий мир удивительно прекрасен. Он старается не вспоминать, как гулял здесь с Антоном, как однажды они попали под дождь и, словно маленькие дети, взявшись за руки и хохоча, бежали вдоль этой набережной, промокшие до нитки, но дико счастливые. От размышлений мужчину открывает телефонный звонок, и он берёт трубку, уже заранее зная, кто это, и даже не смотря на надпись на дисплее. – Да? – Арс, что случилось? – без предисловий начинает Антон, и даже через телефон в его голосе отчётливо слышится негодование и непонимание ситуации. – Думаю, ты меня понял. Давай не будем скандалить и ссориться, нам же ещё вместе работать. Просто продолжим общаться. По-обычному. Как друзья. – Почему… Ты кого-то нашёл, да? – Нет, Антон, послушай меня. Нам стоило закончить это давно. Рассказать всем правду мы не можем, а шкериться по углам, боясь, что в любой момент о нас могу узнать, мне надоело. Я не хочу вечно прятаться. – Арс, но мы же не можем вот так внезапно всё закончить, – у Антона в голосе слышна мольба, – вспомни, что ты мне тогда сказал. И что я тебе ответил. – Я от своих слов не отказываюсь. Но даже они уже ничего не вернут. Знаешь, наверное, это с самого начала ни к чему хорошему не вело. Я не жалею о том, что было, но продолжать дальше будет слишком... слишком. Я устал, Шаст. – Арс, прошу тебя, давай я прилечу и мы нормально поговорим, пожалуйста. – голос звучит почти умоляюще, но Арсений не думает на это поддаваться. Не в этот раз, нет. – Антон. Давай не будем. Через пару дней съёмки, мы по-любому увидимся, да и нового я тебе ничего не скажу. – Арс… – Не надо, ладно? Просто не надо. До послезавтра, Шаст. Увидимся. – Стой, Арс, только не... – Арсений завершает вызов, решая, что сказать ему больше нечего. Жалеет ли он? Сейчас нет, хотя потом, вероятно, будет. Где-то внутри сидит малейшее сомнение в своём решении, а в голове проносится мимолётная мысль, что он хотел бы увидеть Антона, и нет, не в Москве, а прямо сейчас, рядом. Но Арсений закапывает её подальше. Глупо скучать по тому, с кем пару минут назад расстался, так ведь? Мужчина останавливает задумчивый взгляд на Неве и отвлекается от раздумий, заворожённый мирно плещущимися волнами. *** В это время за несколько сотен километров от Санкт-Петербурга, в Москве, Антон Шастун выбегает из подъезда, прихватив с собой паспорт, и садится в подъехавшее такси, торопливо бросая водителю: "В аэропорт".