«I'll meet you at the divide, » — тихий хрип в незаглушаемый стон, голос по верхам. — «To break the spell.» — Медленно, не торопясь, перебирая каждый звук, выдыхая последнее что есть внутри, погружаясь на секунду во мрак, замолкая.
«A point where two worlds collide, » — дрожит, пальцы скользят по самым чувствительным струнам — вовсе не гитарным, и слова брошены в воздух, рассказывают историю. «Yeah, we'll rebel.» — мягкая улыбка и в глазах надежда, это и правда лишь для единственного слушателя.
Голос соловьем — чужой интерес, и Вит понимает, что больше это не для него одного. Слушают все. И резкое чувство ревности, которое Вит ни с чем спутать не смог бы, глушит щелочной смесью звездную пыль, искры и всё восхищение. Этот голос был для него, эта улыбка и серебряный взгляд — тоже для него, и он это получит назад. Обида и жадность, вот на таком себя подловил парень, стоя в полном людей автобусе. Он, поздно, но всё же догадался, что его могли обмануть, он поверил каждой эмоции и каждому слову, так опрометчиво впустив в себя чужие звуки, что не было ему свойственно. Как так? Да он и сам не понял, но даже осознание своей глупости не мешало ему бросать редкие взгляды на парня с гитарой за спиной. Навязчивая мысль познакомиться с остановочным певцом не покидала его голову, и он даже продумал план, как это сделает, выйдя из автобуса у общаг. А пока, можно и просто наблюдать за ним, за всем, что вокруг. Яркими пятнами горели огни ночного города, переливались холодным светом башни и вышки на сопках, крыши зданий подсвечивались золотыми полосками, на кранах в порту и контейнеровозах в заливе мигали красные прожéкторы, в стеклянных стенах офисных зданий — на их выпуклой поверхности — искажалась зеркальная действительность. Вит не принадлежал прибрежному городу, и привычное местным жителям «морское» не был в его душе. Там, где он вырос, и вовсе не было моря, зато снегом засыпало по шею и рыси скакали по деревьям, сбивая с веток пушистые сугробы. И, несмотря ни на что, он не скучал по тому месту, где теперь никто его не ждал. Он не оправдал ожиданий и убежал так далеко, как только смог. Теперь им в пору гордиться, да только вряд ли это заинтересует его близких. Только не после того, что они в нём увидели, что о нём узнали, когда всё тайное Вита стало для их старого мирка ужасающей явью. Вит болезненно поморщился воспоминаниям и отвернулся от окна, положив голову на свою руку, крепко обхватившую трубу поручня. И тут взгляд поймал фигуру, неожиданно рано покидающую автобус. Вит кинулся к выходу. Кого-то случайно пнул, не специально толкнул, задел локтем, ведь он позволил себе запихнуться в толпу людей и встать слишком далеко от выхода, не ожидая, что парень едет не в общежития. Вит не успел опомниться — с какого черта он выбежал за гитаристом из автобуса, как с удивлением обнаружил, что парень, с гитарой наперевес, резво удирает вниз по склону всё дальше, и дальше. А допустить такую потерю было категорически нельзя. И он сорвался с места. Вслед. Мимо потухших витрин, светящих домофонами подъездов, остывших машин, вверх по расколотым лестницам виадуков, на высоте над дорогами, вниз через перила. Парень шустрый оказался, и чтобы его догнать Виту приходилось постоянно срезать, постепенно сокращая расстояние между ними. Парень, поняв, что Вит его скоро догонит, не кинулся вверх о лестнице, а выбежал на проезжую часть и остановился лишь на широкой разделительной, где с беспечным видом спокойным шагом вошел в тоннель. Вит красочно описал ситуацию себе под нос лишь одним словом, благо русский язык мог это позволить. Они бежали в диком темпе минут десять, сердце как бешеное стучало в ребра, выбивая воздух из легких. Вит тяжело дышал и ему казалось, что он теряет время, выжидая пробел между бесконечным потоком машин. Когда он оказался на одной прямой с гитаристом, тот занес ногу, чтобы вновь кинуться в бега, но остановился, замер на месте и чуть погодя развернулся лицом к Виту. Ждал его, оперевшись руками на колени и жадно вдыхал. Его грудная клетка и спина вздымались-опускались, а Вит, пытаясь идти спокойно, но периодически срываясь на более быстрый нетерпеливый шаг, следил за каждым движением, готовый чуть что догонять. — Хорошо бегаешь, спортсмен? — спросил гитарист хриплым сухим голосом, смотря из-под бровей на Вита. — Какого хрена ты убегаешь? — подойдя на расстояние вытянутой руки к беглецу, сквозь сбитое дыхание спросил Вит. — А зачем ты меня догоняешь? Я может просто так… пробежка. Видно парню стало неудобно, что этот здоровяк смотрит на него сверху вниз, и сделав глубокий выдох, он выпрямился, встав ровно. Вит же крутил в голове мысль, как он мог ни с того ни с сего пустился вдогонку, даже не допустив возможности, что парень бежит не от него. Ведь незнакомец не обернулся, когда сорвался с места, так почему же Вит кинулся вслед? С другой стороны, Вит понимал, что парень развлекался — бежать просто так у того не было никакой подоплеки. — Херовая у тебя пробежка, так и сердце посадить недалеко. — Стой, ты же даже не подумал, что за мной можно не бежать? — широко улыбнулся гитарист, прочитав словно с листка бумаги мысли собеседника. — Не пытайся уйти от ответа, — воспринял слова парня по-своему Вит. Он видел, что гитарист явно веселый парнишка — активная мимика, вздернутые брови, осторожная полуулыбка, вот-вот готовая растянуться в самодовольной усмешке, хотя ему она как никому иному подходила, и шкодливые глаза, как у подростка, — всё выдавало его сущность. — В песне так поётся. Знаешь? — Вит уловил вдох, и парень пропел на одном дыхании, — «And we run, and we run, and we run… until we break through». Я подумал, что ты знаешь. Тишина безголосья, холодные потоки из-под колес проезжающих по ярко освещенному тоннелю машин и вот такой взгляд, вдруг безобидный, вдруг застенчивый, желающий, чтоб его поняли с полуслова. . . . — Знаю, — выдохнул в ночь и проиграл. Но с таким игроком и поражение будет достойным. Вит правда знал песню, но абсолютно не помнил текст. — Меня Вит зовут. — Назар, — расплылся гитарист в довольной улыбке, и так понятно, что он победил. Холодные руки, длинные пальцы, и приглушенное, похожее на комплимент: «Руки большие». «С детства занимаюсь баскетболом, может поэтому», — в ответ, не выпуская, грея ледяную кисть. Назар не против. — Ты местный? — вопрос, с каким-то подозрительным подтекстом, не пустой — лишь бы поддержать разговор. — Не-а, а ты? — А я тут родился. Хочешь покажу любимые места? — Ну… когда? — не очень понимая, где подвох, с заминкой спросил Вит. — Прямо сейчас. И тут нет подвоха, я вижу, что ты его ждешь. Просто этот город мой, когда тут ночь, я… — легкая пауза, Назар повернулся спиной к Виту в сторону выхода из тоннеля, — люблю так. — Пошли. Сначала огни блестками, стекло золотом, искаженное отражение двоих по ту сторону реальности, за спиной ночь тихая, спокойная, последняя летняя, а в глазах свет белой пеной морской воды. Если бы Виту не показали, он бы никогда не узнал где живет уже как четыре года. Порт черным серебром переливает огни города, а высоко на сопке там внизу всё жидкими звездами, теплыми фонарями. И почти ни одного человека в местах, куда его водил Назар. Он без стеснения рассказывал Виту о своем прошлом, полном музыки: скрипка, пианино, вокал, вечные соревнования по всему миру, бои за первые места, сон 7 часов и 17 часов тренировок, бесконечно, до слез, до нервных срывов, до ссор с родителями. Его любили все, кроме его самого — он себя ненавидел. За слабость, за то, что не знал почти ничего кроме музыки, за подлое желание быть лучше далеко за пределами мира нот. И история Вита повторяется в истории Назара: ты — живой, такой честный, правдивый, настоящий не оправдываешь ожиданий самых близких, и после… вы расходитесь. Конец, больно бьющий по всем светлым пазлам воспоминаний, пусть там не было полной картинки, но даже фрагменты заставляют выворачиваться от боли наизнанку. Перемежая веселые истории с сокровенными, Назар уводил Вита всё дальше и дальше от одинокой действительности, полной учебы. И в какой-то момент, оказалось, что автобусы больше не ходят, что на улице стало холодно, что гитара тяжелая, что губы у Назара жарко порочные, целовавшие многих, что голос шепчет ласково самое пошлое. И Вит вдруг боится отпустить его хоть на миллиметр дальше от себя.*
Тихо по стертым обувью ступенькам, вдыхая запах древнего, как мир, подъезда, торопясь ворваться в тепло квартиры, Назар вел за собой Вита. Рука в руке. Ни Вит, ни Назар не пытались обмануть себя, выдернуть руку из ладони другого, говорить о том, что правильно, а что нет. Оба были геями, оба когда-то приняли это, пусть через боль, обиду, но вот они — такие какие есть — ничем не хуже других. — Я хочу в ванной, — шепотом на ухо поделился с Назаром Вит, склонившись над ним пока тот вертел ключ в замке. Назар сначала усмехнулся, а потом улыбнулся как-то по-своему, весело, повернув голову вправо и чуть вверх, чтобы поймать глаза Вита. — Слишком большие запросы у вас, Сэр. Могу предложить душевую кабину. — А диван вместо кровати? Вит вошел вслед за Назаром и, не раздумывая, стал его раздевать. Осторожно. Гитара, ветровка, кепка. Назар смотрел на это с явным удивлением — видно, не так спокойно начинался его обычный страстный секс. Вит не нарочно представил, как Назар сразу в прихожей, небрежно стаскивая вещи, налетал на своих партнеров. Тут же все пошло по другому сценарию. Не желая демонстрировать колкие зачатки ревности, Вит опустился на колени и принялся расшнуровывать потасканные кеды Назара. Холодные пальцы погладили сначала его короткостриженый затылок, потом его шею, его уши. Жар приливал, пока Назар молча играл с мочкой его уха, а Вит неторопливо расстёгивал ремень, пуговицу, молнию джинс, спуская их вниз вместе с нижним бельём. Назару уже нравилась своя нагота, правда футболка и носки всё еще были на месте. Вит медленно встал, ведя сухими ладонями по светлой коже бедер, живота, забираясь под футболку, поднимая ее, ощупывая незнакомое, желанное и весьма отзывчивое на первый взгляд тело. По ребрам вверх, к твердым маленьким соскам, выше к шее и через горловину к подбородку, оттягивая челюсть вниз, наблюдая как губы размыкаются. Назар несдержанно выдыхает с хриплым провоцирующим стоном, крепче сжимая локти Вита, подаваясь вперед и вверх, пытаясь дотянуться до губ, получить поцелуй. Но Вит его разглядывает, как статую в музее, отдаляется и не дает коснуться себя. — Да, блять, — рычит Назар, прижимаясь к Виту всем телом, закидывая руки тому на шею и вовлекая в жадный злой поцелуй. Кусается. Всё что Вит хотел — то забыл, вжимая пальцы в мягкие голые ягодицы, оглаживая их, притягивая дикого, напористого Назара еще ближе, чувствуя, как тот жалобно стонет ему в рот, но не прекращает поцелуй. Приходится самому оторваться, сбивая дыхание, чтобы приподнять ногу парня и сказать: — Запрыгивай. Назар прямо на руках у Вита снимает с себя футболку, чувствуя, как на его коже пытаются оставить следы, целуют соски, прикусывают слегка зубами. Неприятно чужая одежда трется о голое тело, ему хочется раздеть Вита скорее, а Вит пытается хоть как-то изучить парня, губам, пальцами, а тот всё лезет целоваться. — Тихо, — садя Назара на стол и делая шаг назад, не думая, шепчет в чуть освещенной уличными фонарями комнате Вит, с интересом и наслаждением разглядывая фигуру Назара. Не спортивную, но подтянутую, широкоплечую, с черными татуировками на приятно бежевой коже, с дорожкой блестящих в приглушенном свете волос от пупка и до подстриженного, но не бритого лобка. — Красавец, — с улыбкой произносит Вит, начиная к счастью Назара раздеваться. — Правда? — заигрывает Назар, вздернув светлые брови. — Что тебе нравится? — не реагирует Вит, переходя к основной теме, которая его беспокоила с момента, как они вошли в подъезд. — Типа… в сексе? — подумав секунды две уточнил Назар, стягивая с себя носки. — Напор и… Назар завис и даже дыхание задержал, когда вслед за футболкой с мощного тела была снята последняя деталь одежды. Он смотрел на мышцы пресса, на вены по животу уходящие в пах, темные ореолы сосков, вдруг показавшийся соблазнительным заметно выпирающий кадык, толстый еще не особенно твердый член. — И… — ждет продолжения Вит. Победоносно улыбаясь и прикусывая губу, он встает у Назара между ног и достаточно грубо с нажимом оглаживает его бедра. — Ты ахуенный, — принимаясь изучать Вита, стонет Назар, покрывая грудь того и шею мелкими поцелуями. — Хочу внимательности, чтобы не ебля тупая. У тебя толстый, растянешь меня? — Растяну, смазка, резинка? — Всё есть, — кивает Назар, уже во всю надрачивая самый здоровый член в его практике и от этого возбуждаясь еще сильнее. Конечно, фаллоимитаторы из секс шопов длиннее и толще, но то обман, а это правда. Даже Виту казалось, что парня переполняет неподдельное воодушевление, хотя тот пытался это не показывать, привычно спрятавшись за своим шкодливым обликом.*
— Ха…ха…ха-а, — почти шепотом выдавил из себя последний воздух Назар, обжёг обветренные губы Вита дыханием и подарил мгновение, чтобы насладиться его спокойным и умиротворенным лицом. Без улыбки, любопытного взгляда, напряженных бровей и скул Назар выглядел на удивление молодо. Совсем. Черты лица становились мягкими, как на картинах Рафаэля. Холодные пальцы держали Вита за спину, вторая рука так и осталась на члене, липкая от горячей спермы. Назар, утомленный, мокрый от пота сидел на бедрах Вита, чуть отклонившись назад, а парень его поддерживал, гуляя руками по горячему мокрому телу. Не дав себе и минуты на передышку, Назар стал медленно приподниматься и опускаться, чувствуя, что кончил намного раньше, чем Вит. — Тебе нормально? — притянув к себе расслабленного парня, Вит заглянул в затянутые послеоргазменной дымкой глаза. — Уммм… — невнятно промычал Назар, перехватывая руку Вита, которая было потянулась к его члену, переплетая свои ледяные пальцы с его горячими, и занимая того поцелуем. Он изгибался, постанывал и тяжело дышал, соблазняя, и через несколько секунд оказался на лопатках. НЕ потому что Вита пробрало, — он привык в моменты, когда тело на пределе, когда пот бежит рекой, думать — он видел, как сильно Назара раскумарило, расслабило и, что дать парень уже ничего не сможет, только наслаждаться. — Быстрее, — руки в изголовье кровати, хватаются за выпуклые части, а Вит покорно ускоряется, вглядываясь в свете ярких уличных фонарей в лицо музыканта, ловя каждый вздох, стон. Всё громче и громче, наверняка все давно знают, что у них происходит в комнате. — Еще быстрее, — жалобно, не контролируя громкости, просит Назар, скрещивая ноги за спиной Вита притягивая его ближе, мешая двигаться. Изгибается, царапает самого себя, кричит и кусает губы. От такого страстного вида, что Назар показывал в начале не осталось и следа, если тогда парень всё играл и играл, то сейчас он был не в себе, ничего не контролировал, ни о чем кроме своего наслаждения не думал, не ощущал, и лишь от этого его состояния Виту срывало крышу. Последний вдох, задержка дыхания, картина плывет, продолжительный стон и руки, плечи сводит. В голове атомный взрыв сносит все мироздание, заставляет Вита на пару секунд пропасть, раствориться в пространстве и темноте. Блондин под крепким телом Вита начинает словно в приступе глотать воздух, вдыхать и не выдыхать. Именно это и заставляет парня раскрыть глаза и внимательно посмотреть на Назара, который как бешеный вдыхает, но выдохнуть не может. И в серых глазах уже не экстаз, а паника, испуг. Вит нервно кладёт руку Назару на грудь, видя, что нужна помощь, но абсолютно не зная, не соображая, как её оказать. Назар вдруг замолкает, поворачивает голову на бок закрывает лицо руками, его сотрясает мелкая дрожь и из горла вырывается плачь. Выдох. Назар плачет и Вит успокаивается, чувствуя, как опускаются волосы, вставшие дыбом и, наверное, еще ко всему прочему посидевшие. Целует того в висок, ведя ладонью по светлым волосам, целует в плечо, и немного отстраняется, чтобы выйти, стянуть презерватив, завязать и кинуть на салфетку. — Чшшш, Назар. Всё хорошо, — шепчет нежно Вит, ложась рядом и притягивая парня к себе. — Иди сюда. Успокоившись минут через пять, Назар так и уснул, а Вит не решился его будить после столь яркого эмоционального выброса.*
Кажется, что в теплоте нагретого одеяла можно нежиться бесконечно, не открывать глаз, не встречать еще одно утро, не ждать, когда рассыплется магия и наступит каждодневная бытовуха. Вит ведет рукой по постели и вдруг понимает, что рядом никого нет. Еще ничего не подумав, не осознав где он, Вит испугался. Сердце холодным ударом по рёбрам заставило парня подняться и упереть взгляд на пустые простыни и откинутое одеяло. Кажется, что только-только Назар был тут, рядом с Витом, грел его своим теплом, дышал в щёку, приятной тяжестью на груди лежала его расслабленная рука. А может это было давно?«Любимые звуки Люби мои звуки И исполни последний каприз.»
Пальцы перебирали по струнам, нежно, мягко, чтобы никто не услышал, чтобы никого не беспокоить, чтобы… но голос ничем не заглушить, не стереть, не вырвать из памяти.«Выломав двери, мои руки скулят без твоих плечей. Дай мне поверить, и я вернусь сюда как всегда…ничей»
Его голос с мягкой хрипотцой, с грустью, с надрывом. Не слушаются низы, срываются в утренний стон, а верха кристально чистые, успокаивают. Слова замолкают, лишь мелодичное мычание и вибрация аккордов получают право остаться. Вит бесшумно насколько это возможно проходит в гостиную, не хочет, чтобы парень знал о его пробуждении. Но тот сидит к входу голой исчерченной геометрическими татуировками спиной, на древней железной табуретке, смотрит в белое небо, открыв окно нараспашку и ничего больше не видит. Пальцы по привычке продолжают перебирать струны, а Назар весь вытянут, напряжен, думает о чем-то своем. Когда никого рядом нет он копается в себе, а стоит рядом появиться чужому, как тут же прячет всего себя за маской бойкого парня, изображая обольстителя и наглеца. Прошлой ночью Вит видел его настоящего, его больного, его слабого. И осознание этих человеческих тайн приносило ему удовольствие такой мощности, что темнело в глазах лишь от мимолетной мысли. А песню, которую так нежно и печально пел Назар, Вит знал, даже сам мог спеть. Она была единственной у этого певца, запавшей ему в душу, толи словами, толи мелодией, но ставшей в тяжелый период жизни любимой — именно тогда, когда он уезжал от родителей, от прошлого, от родного и любимого в бездну незнакомого, но не враждебного. — Назар, — осторожно позвал Вит, но всё равно парень от неожиданности еле заметно вздрогнул. Даже не улыбнулся, только бледный как бумага, попытался обменяться с Витом утренними формальностями: «Доброе утро. Как спалось?», — но не получив от него никакого ответа, заметно растерялся. На самом деле Назар всегда боялся показать себя таким, какой он есть — нестабильным, эмоциональным, с кучей колючих проволок в глупой голове, не дающей расслабиться. А Вит оказался свидетелем, как ему больно отпускать себя, не контролировать ситуацию. — Я знаю эту песню. Петь я не буду, но скажу так, — подойдя к Назару, он загородил тому свет, встав ровно напротив, смотря в светлые его глаза. — Никакого последнего каприза не будет. Вот мои плечи, ты навсегда мой, и я не дам тебе уйти. Не сейчас.* Назар долго всматривался в карие глаза Вита, тот был уверен, что выглядит достаточно решительным, но чем дольше Назар смотрел на него, тем сильнее Вит чувствовал, как начинают гореть его щеки и всеобъемлющее замешательство поглощает уверенность в крутости сказанного. — Придурок ты, — вдруг прыснул Назар, в секунду повеселев и хитро прищурившись. Он отставил гитару и встал на ноги. — Так и быть. Твой так твой. Конец.Искали тепло друг в друге, оказавшись в изоляции от тепла самых близких.