smoke

Чуя сидит на бордюре после очередной миссии и просто вспоминает мамины слова. Будь сильным, будь независимым, будь тем, кто ты есть, а не тем, кем тебя определила природа. Чуя улыбается, вспоминая это, закуривает сигарету и выпускает облачко пара прямо в воздух. Кажется, омегам нельзя курить, но… Кого это вообще ебёт? Кто не готов преступить через эту грань ради расслабления тела и души? Сигареты — та ещё хуйня, содержащая в себе таблицу Менделеева. Но при этом сигареты — спасение от занудной правильности… И прямой путь к огромной куче заболеваний, которые свойственны абсолютно всем. Ведь нет разграничения по полу перед болезнью, смертью, эмоциями и много-много чем. Ведь, как говорила мама, все мы просто люди. И, как говорит Чуя, все мы просто тела. Тела, которые жаждут удовлетворения. Все ноют, что миром правят альфы. Бред. Все ноют, что миром правят деньги. Бред. Все ноют, что миром правит секс. Частично. А Чуя считает, что миром правят омеги. Ведь именно их нежные, привлекательные черты, сводящие с ума ароматы, красивые улыбки и такая обманчивая хрупкость заставляют всех вокруг просто сойти с ума. И склониться. Человек консервативных идей назвал бы это полной чушью, ведь омеги — слабаки и пассии, что стонут и изгибаются, когда в них просто вставляют член. Но ведь это всё в умелых руках просто средство манипуляции, которым можно пользоваться. Альфами можно пользоваться. Ведь в твоих же генах заложена эта долбаная хитрость. Накахара никогда не пытался скрывать свой пол. В этом просто нет смысла, ведь когда потечёшь на ковре в кабинете босса, прятаться будет негде. Таблетки зажирать нет смысла. Ведь ты раскрыт, а без лжи существовать не можешь. Он встаёт с пола, отряхивает пыль с задницы и тащится в штаб, оставляя за собой шлейф аромата сигарет. Судьба ведь так охуенно шутканула, что от Чуи не исходит аромат блядских цветочков и фруктов, от него тупо прёт табаком. Адски прёт. И при этом настолько сильно, что альфы рядом периодически покашливают от насыщенности данного «вкуса». Все омеги мечтают о любви. Да. Все омеги мечтают найти истинного, который будет купать в ласке. А над Чуей, как понятно ещё из его запаха, охуенно шутит судьба. Его истинный — Дазай Осаму и два дня назад Чуя сломал ему ногу в поединке. Возможно, он об этом даже жалеет, ведь Мори теперь заставляет его ухаживать за этим битым овощем. Точнее, носить ему еду в больницу, потому что будет не круто, если твой истинный альфа загнётся от голода по твоей вине. Но больница — понятие временное, Осаму очень скоро восстанавливается. Он в принципе почему-то быстро, к сожалению, восстанавливается и возвращается в строй. Хотя ладно, это даже удобно. Чуя заходит в квартиру Дазая даже без стука и ищет его взглядом, шатаясь до спальной комнаты. Ведь он определённо именно там. — Осаму. Ты знаешь, зачем я пришёл, — он расстёгивает чокер и первую пуговицу рубашки. — Оу, всё же захотелось почувствовать себя под чьей-то сильной и властной рукой? — он смотрит на раздевающегося омегу и расставляет в пригласительном жесте руки, будто призывая к себе на колени. — Нет, — он спокойно скидывает одежду на пол, приближаясь к своему истинному альфе и чувствуя его такой же дикий запах сигарет и основную причину, почему они работают вместе. Только они могут друг друга нюхать и не блевать. — Я просто устал дрочить на твои фотки по вечерам. Дазай смеётся и наблюдает как Чуя снимает штаны и присаживается к нему на колени, подцепляя застёжку штанов альфы. Да, Чуе хочется ощущать власть. И в своих руках, и над собой. Всё одновременно. Ведь он тоже силён, тоже умён и независим ни от кого. Но последнее не сейчас, ведь желание поебаться с тем, с кем давно хотелось, превыше принципов. Это просто инстинкт, свойственный всем тушам. Дазай не хочет, чтобы Накахаре было больно, поэтому он просто растягивает своего омегу пальцами, пока тот целует его шею и расстёгивает пуговицы рубашки. — Где у тебя презервативы? — Не веришь мне? Если что, всегда можно сделать аборт, ты же знаешь, — Осаму тянется пальцами за предметом контрацепции и одновременно целует шею и грудь Накахары. — А вот прикинь, что я залечу и у меня проснётся материнский инстинкт, — Чуя говорит это с усмешкой, слыша как Дазай шуршит презервативом. — Или я заражусь какой-то дрянью от тебя, или ты от меня. — Сплюнь, блять. Осаму вытягивает пальцы и входит сам, громко выдыхая и смотря как Чуя опирается ладонями на его колени, плавно двигая бёдрами и настраивая медленный тягучий темп. Он не стонет, но матерится себе под нос, как позорная шавка, ведь всё же это отчасти, но больно и непривычно. Всё чувствуется просто превосходно. И движения, и ласки, и шлепки кожа о кожу… Горячие губы в контрасте с холодными пальцами и каждая смена угла проникновения. Страстно. Желанно. Порочно. Но свойственно для абсолютно всех людей различного пола. Чуя кончает, вздрагивая и закатывая глаза. Он слезает с Дазая и молча пытается утащить того в душ. А тот совершает попытку шлёпнуть омегу по заднице, но его ладонь останавливает равная ему по силе, но выглядящая такой хрупкой рука. — Если тебя не разорвёшь гравитацией, Дазай… Это не значит, что я не могу швырнуть в тебя шкаф и размазать по стенке. Осаму смеётся, но всё же встаёт и идёт с Чуей в душ, ведь тот, по своей брезгливой натуре не может оставить всё просто так. Но пепел стряхивать на пол, сидя у окна вполне может, сука. Альфа забирает у него из пальцев сигарету, закуривает сам и возвращает, демонстративно стряхнув пепел на макушку Чуи. — Пол, сука, сам драить будешь. — Да хуй тебе, — Чуя свешивает ноги с окна, голышом смотря на площадку и детей, так спокойно играющих там. — Знаешь, вот я смотрю на этих детей и… — Только не говори, что в тебе проснулся материнский инстинкт. — Нет, — Чуя даже усмехается, закуривая сигарету и сбрасывая вниз. — Я просто думаю, что нам тоже стоит чаще играть. Он слезает с подоконника и потягивается, идя в душ. — Надеюсь, ты понимаешь, что между нами только секс и не более? Ведь любви нет, только соперничество, которое прерывается лишь изредка на короткое время. Дазай может лишь усмехнуться, следя взглядом за Накахарой и изрекая короткое и лаконичное «Да».