I will hold on as long as you like

Джонни беспокоится. Беспокойство, конечно же, всегда с ним — многие годы он обеспокоен так сильно и так агрессивно, что оно навечно поселилось в его сжатых кулаках, напряженной линии челюсти. Мысли постоянно грохочут у него в голове; это медленный, но непрерывный поток напоминаний вроде ты никому больше не нравишься, скорее всего никогда и не нравился, и никому не понравишься снова. Это тихие мысли, и Джонни почти привык к ним — что не кажется слишком справедливым, но в последние годы в его жизни было много чего, что он бы не назвал справедливым. Несмотря на смирение с тем, как он обычно себя чувствует — дерьмово — ему все еще неспокойно, все его тело полно нервной энергии, копящейся и бурлящей в нем только до талии. Так что он беспокоится, и он тревожится, свирепо барабаня пальцами по колесам своего кресла. Боже, как же он ненавидит кресло. Он ненавидит это, и он ненавидит то, как глаза Джайро пробегают по нему так, словно он этого не замечает, или решает не замечать. Будто он не может просто взять и посмотреть на него в упор, сидящего в этой чертовой коляске, не спросив, что с ним такого стряслось, и, конечно же, он не хочет спрашивать. Потому что в один день он решит, что он — всего лишь балласт, и оставит его позади; не то чтобы Джонни действительно можно оставить, если не чувствует себя оставленным, но, на данном этапе, он не знает, сколько ему еще хватит сил противостоять этому. Люди покидают его. Так это работает. И разве не лучше просто позволить им уходить, чем просто шляться вокруг никому ненужным? Джайро стоит около костра, любопытно тыкая в него палкой, но, похоже, это никак не помогает в его разведении. Для кого-то, кто строит из себя всесторонне развитого и опытного человека, он удивительно плох в разведении огня и выживании в дикой природе в целом; если бы Джонни и в правду сопутствовала удача, они бы уже давно замерзли насмерть, прежде чем Джайро предоставился шанс осознать, насколько ему было бы лучше одному. — Тебе нужно положить ветки поменьше внутрь, — подает голос Джонни после долгих пяти минут наблюдения за ним, пытающегося вести себя так, будто он знает свое дело. — Типа, листья и все такое. Вместо обычного ответа, Джайро лишь угукает и осторожно обходит разгорающийся костер на своих длинных, слегка согнутых ногах. Он подпинывает полено носком ботинка, и куча из палок слегка трясется, но, кроме этого, ничего не происходит. Джонни нахмуривается. Слушать его — это, похоже, не план Джайро на сегодня. В своих мыслях, он поднимается и идет на опушку леса, подбирая хворост и сушеные листья с земли. В реальности, его пальцы крутят колеса кресла, и он с сомнением смотрит на неровную поверхность земли. Ему, вероятно, удастся продвинуться на пять футов вперед, прежде чем Джайро остановит его. Джонни был сильным, но по большей части только в руках, а Джайро был больше и крепче, и мог использовать ноги, так что если бы он хотел предотвратить это жалкое зрелище: то, как Джонни пытается подобрать хоть что-то, будучи в этом чертовом кресле, он мог. Предотвратил бы, скорее всего. Он бы фыркнул и залился своим особенным смехом, смотря на него со странной комбинацией жалости и осуждения во взгляде. Пальцы Джонни барабанят по колесу еще агрессивней, и он заставляет себя остановить этот поток мыслей. Он начинает заводиться просто так, ничего из этого не происходит на самом деле — все, что сделал Джайро, это попытался развести костер, чтобы они согрелись. — Ты делаешь большие успехи, — саркатично произносит Джонни в попытке навести Джайро на мысль воспользоваться его советом. — Вопрос: ты пытаешься развести реальный костер? Или просто нагреть пару бревен? Джайро показывает ему средний палец. — Пожри говна, Джонни, — отвечает он. Джонни фыркает. Это звучит по-особенному смешно с акцентом Джайро, густым и богатым, в отличии от всего остального, что Джонни слышал в своей жизни. Джайро скашивает на него глаза, и когда их взгляды встречаются, он мягко и по-странному хохочет. — Нет, спасибо, — бормочет Джонни, но его рот все равно растягивается в кривую улыбку. — Боже. Ты когда в последний раз мылся? — Я? — Джайро прикладывает руку к своей груди, задирает брови вверх и в целом выглядит так, будто его глубоко ранили в самое сердце. — Да ладно, нам нужно выиграть гонку. Сразиться с динозаврами. Найти части трупа. Ну, ты понимаешь. Мы очень занятые люди. — Ага-ага, — бурчит Джонни, все еще постукивая пальцами по колесу, — развести огонь. — Я работаю над этим. — Да просто возьми это и кинь туда! Джайро не отвечает, снова, но демонстративно захватывает горсть мелкого хвороста и бросает ее в середину своей кривой постройки из веток – пламя, конечно же, тут же вспыхивает и больно обжигает своим жаром. То-то же. Джонни кидает ему выразительный взгляд. — Видишь? Смотри. Просто положи палки побольше вокруг. Все будет в порядке. Кажется, что его это слегка задело, но Джайро сдается и выполняет сказанное Джонни, в конце концов получая стабильный источник тепла, с его помощью. Даже окутанный теплотой, Джонни дрожит — они медленно добираются до более холодных территорий, и это заставляет его нервничать. Он может чувствовать холод только до талии, но, по словам Джайро, это даже опасней, потому что его тело не успеет вовремя распознать, что стало слишком холодно, прежде чем можно будет что-либо сделать или что-то типа того. Джонни слегка сомневается в этом, но так же Джайро продолжает настаивать, что он-то доктор, в некоторой степени (в чем он тоже немного сомневается, потому что хрен там он похож на доктора, а их Джонни за свою жизнь немало повидал), но Джонни так же понимает, что с ним бесполезно ругаться по поводу своего здоровья. Вероятно. Джонни усиливает отстук. Он и представить себе не может, сколько всего мог бы делать Джайро вместо того, чтобы строить из себя няньку для какого-то придурка в кресле. Он не видит тебя в таком смысле, пытается он донести своей более сильной, циничной стороне. Вы равны, вы равны, вы равны. Дело в том, что он довольно плох в слушании самого себя, всегда был, так что он пихает эти полные надеждой мысли обратно в беспорядочный водоворот сомнений, к которому он привык гораздо больше, прежде чем его смогут заверить, что что-то хорошее может реально происходить. С ним. Убедиться в стабильности огня занимает у Джайро еще несколько минут, прежде чем он удовлетворенно кивает головой и отступает назад, оттряхивая руки. Он кидает на Джонни внимательный взгляд, его глаза едва можно увидеть из-под краев шляпы. У него всегда такой взгляд, когда он делает какие-то медицинские расчеты у себя в голове — докторское зрение, Джонни называет это так. Он с видимым неудобством устраивается в кресле: его спина деревянеет, вокруг сплошной холод, а он раздражен и не хочет быть чьим-то пациентом прямо сейчас. Чего он очень хочет, так это быть окруженным теплом и уютом, поэтому, когда Джайро подходит к нему, он скашивает на него глаза, слегка дрожа. Простая показуха. — Ты немного далековато от огня, Джонни. — Наверное, — отвечает он, звуча равнодушно. Он смотрит ему прямо в глаза, рассчитывая на докторское зрение. — Я мог бы быть и поближе. Наступает пауза, будто Джайро что-то обдумывает — он не знает что — но после этой долгой заминки он просто пожимает плечами — весь его вид выражает абсолютное спокойствие — и делает шаг вперед, легко пересекая неровную землю большими шагами. У Джонни едва ли есть время возразить, прежде чем руки Джайро проскальзывают под его подмышки, и он поднимает его вверх, вытаскивая из кресла и перекидывая через плечо. Джонни пораженно давится воздухом, вообще не ожидая быть внезапно вынутым из своего привычного места — он несколько раз бьет кулаком по спине Джайро, и от души бы его поколотил, если бы мог. Джайро просто хмыкает, совершенно равнодушный к его усилиям. — Урод, не смей так меня поднимать! Я могу передвинуть себя сам, я идеально..! — Да-да, я знаю, — фыркает Джайро, одновременно начиная расправлять одеяло на земле, — но это быстрее. — Пошел на хуй. — Может, позже. Джонни краснеет и ничего не говорит в ответ. Джайро продолжает держать его на своем плече, словно он не больше-не меньше, а обычный кот, пытаясь нормально расправить одеяло по земле одной ногой, используя другую как опору. По личному мнению Джонни (не то, чтобы Джайро когда-либо просил его, или слушал, когда оно озвучивалось), это было невероятно тупой затеей — сначала поднять его, и только потом начать делать им место для ночлега, особенно, едва-едва удерживая равновесие с помощью одной ноги, находясь рядом с пылающим во всю огнем… Джонни просто повис на его плече и понадеялся на лучшее. Ему пришлось признать, что, по крайней мере, сила Джайро… впечатляла. В моменты, подобные этому, у него проскальзывала надежда, что может, может быть Джайро не хочет оставлять его позади. — Ты уже заканчиваешь? — бурчит Джонни ему в шею, длинные волосы щекочут его нос. Он пытается насладиться мимолетным приятным чувством быть у кого-то на руках, пока это все еще охренеть как неловко. Джайро хмыкает и слегка поправляет его тело, рука твердо расположена на его спине. Она большая, мягкая, и, боже. Джонни совсем не нужно это прямо сейчас. К счастью, больше нет потребности терпеть это, потому что Джайро опускает его на землю (неловко, это неловко, вот что это такое, он мог бы и сам сюда добраться без всяких трудностей, и Джайро знает это) и садится рядом с ним, пока Джонни устраивается на месте, обиженно надувшись. У него теперь есть второе одеяло, обернутое вокруг его плеч как плащ. Второй плащ. — Спасибо, наверное, — бормочет Джонни, обхватывая свои плечи руками. Это холодная ночь, но близость к огню помогает. — спасибо, что развел огонь. Ему не нужно поворачивать голову, чтобы знать, что Джайро широко ему ухмыляется, в его глазах вспыхивает золото, и это заставляет все внутри перевернутся от странного, не неприятного чувства. — Именно поэтому я здесь, — отвечает ему Джайро, и он лжет. Он здесь не для того, чтобы разводить костры, или чтобы поднимать Джонни из кресла и удостаиваться, что с ним все в порядке, нет. Он здесь для того, чтобы выиграть гонку. Не для того, чтобы погрязнуть в безнадежно тупой ситуации Джонни. Так что вина и сомнения возвращаются, и Джонни опускает голову, отрывая взгляд от Джайро и этой красивой вспышки золота. Цокая языком, Джайро перегибается через его ноги и вторгается в его личное пространство. — Авв, да ладно, — Джонни чувствует тяжесть на своих плечах и осознает, что это Джайро обернул еще одно одеяло вокруг него, — с чего такое лицо? Мы сегодня отлично провели время. Люди уходят. Так это работает. Лучше просто позволить им уйти, чем сидеть здесь и надеяться. Он сжимает пальцы так сильно, что ногти впиваются в ладони. Под одеялом, в которое они укутаны вместе, становится жарко, осознает Джонни, и пока он дрожит, и разочарование кипит у него в груди, Джайро придвигается ближе. Еще ближе. Их плечи соприкасаются. — Если ты не хочешь возиться со мной, просто брось меня наконец, — произносит Джонни, неспособный остановить свой поток мыслей, превращающийся лавину, — ты не хотел, чтобы я за тобой волчком носился с самого первого дня, так что же ты делаешь, тратишь время, чтобы убедиться, что мне… тепло, что я в порядке. Ты знаешь, что ты… что ты не хочешь делать все это. Он замолкает и прикусывает губу. Боже, когда он сказал это вслух, это звучит так тупо. Жалко. Жалко и совсем не так, как он хочет, потому что одной-единственной мысли о Джайро, отворачивающегося и в самом деле, действительно покидающего его достаточно, чтобы заставить его разбиться на осколки. Он говорит ему уходить, потому что не знает, как попросить его остаться. На миг наступает тишина, пока Джонни ждет, покрытый холодным потом, почти не дыша, ответа Джайро — тот смотрит на него секунду, прежде чем вскинуть брови и растянуть губы в улыбке, и он смеется, реально смеется, откидывая голову назад, громко хохоча в небо. Джонни угрюмо пялится на него, обиженный тем, что его тирада не получила ожидаемой реакции. Смех? Почему, блять, он смеется? — Эй, — он тыкает в него локтем, и слезы угрожающе блестят в уголках его глаз, — Джайро, это серьезно! — Бросить тебя? — Джайро смахивает слезу указательным пальцем, все еще дрожа. — Mio dio, Джонни, я не могу бросить тебя даже если бы мне очень хотелось! Ты же прилипчив как банный лист. Неуверенный, Джонни продолжает мрачно смотреть на него. Джайро качает головой в разные стороны, все еще глядя в небо, словно говоря небесам: можете поверить этому парню? Этому идиоту? Этому тупице? Джонни пытается глубоко вдохнуть, заполненный искренним раздражением — забавное ощущение, делящее комнату с постоянным чувством тревоги. — Ладно. Я хороший наездник. Но тебе не нужен тот, кто таскается за тобой по пятам. Вот что я имею в виду. В конце концов, смех Джайро затихает, и он поворачивается к нему с серьезным выражением лица — ну, или настолько серьезным, насколько он может сейчас выглядеть. Он вытаскивает ладонь из-под одеяла и показывает ее Джонни. — Окей, Джонни, послушай меня, — говорит он, — во-первых, давай проясним: я не хочу и никогда не хотел бросить тебя. В будущем это вряд ли изменится. Во-вторых, позволь мне несколько углубиться в нашу проблему: мы практически в пустыне, хрен знает где, пытаемся выжить в дикой природе, умудряемся встревать в неприятности и бороться за свои жизни каждые два сраных дня... я бы не захотел переживать это все в одиночку, а ты-то? Скорее всего, мы бы оба уже были мертвы. В-третьих… — он держит согнутыми лишь два пальца, что кажется странным, — мы уже договорились. Я пересекаю финишную черту первый, ты идешь следом. Прямо за мной. Как мы сможем провернуть такое, если я брошу тебя как самый настоящий мудак, и мы оба подохнем здесь? Джонни морщит нос, неспособный привести контраргументы разумным доводам Джайро. Это слегка расслабляет тугой узел в его груди, но теперь там противно разливается теплота, что вновь возвращает его к этой опасной надежде. — Ладно, — он позволяет ему выиграть, не поднимая на него взгляд, — ладно. — Кроме того, — Джайро тыкает указательным пальцем ему в грудь, — это ты решил объединиться. Не смей менять мнение на мой счет, или мне придется найти нового друга. Думаю, слишком поздно обращаться к Дио, так что ты — все что у меня есть. — Окей, — тихо хмыкает Джонни. — Конечно. Не делай никаких резких движений. Если только ты не готов ботинки ему лизать. — Мне совсем, ни в коей степени, не хочется делать этого. Наступает пауза. Джонни чувствует себя лучше. Теплее. Он упирает руки на землю и ближе придвигается к своему другу, удивительно ловко для человека, использующего только руки для смены позиции. Джайро беззаботно смеется. — Не забывай, как страстно ты желал следовать за мной сначала, — говорит он ему, успокаиваще хлопая его по плечу. — Не забывай этого. Джонни поплотнее укутывается в одеяла. — Ага, — отвечает он. Рука на его плече движется вниз, к его спине, и останавливается на половине пути, лишь на миг, прежде чем Джайро решается и притягивает его к себе, медленно дыша. Щетина на его щеке щекочет лоб Джонни, и он чувствует, как сжимается и расслабляется его челюсть. — В-четвертых, — говорит Джайро, намного тише чем прежде, мягким голосом, который он, должно быть, сдерживал, — мне нравится, когда ты рядом. Серьезно, Джонни. Эти слова медленно проникают вглубь Джонни, как чернила в воду, клубясь и бушуя там до тех пор, пока тепло не пронзает его до самых кончиков пальцев. Огонь тихо похрустывает, и Джонни пытается настроиться. Пытается заставить себя поверить в то, что Джайро… что Джайро не уйдет. Что он не хочет уходить. — Холодно, — бормочет Джонни; утверждение, которое не имеет за собой особого смысла, простая отмазка, чтобы уткнуться носом в шею Джайро, прислониться и крепко прижаться, будучи ведомым теплом, которое он хочет отдать. Джайро водит пальцем по его руке вперед-назад, вперед-назад. — Все еще холодно? — в его голосе звучит тревога, искренняя, блять, тревога, и Джонни не чувствовал такого облегчения с мать его знает когда лет — это похоже на его мечты, где он однажды просыпается и снова может ходить. — Нет, — тихо отвечает Джонни, и его пальцы крепко сжимают рубашку Джайро, — больше нет.