***
Маленькие каблуки туфель Син Цю каждый раз звонко ударялись о каменную плитку, пока он бежал. На главной площади Ли Юэ народу было немерено: и взрослые, и дети, и приезжие, и коренные жители. Он, наверное, даже врезался в кого-то, но сейчас мечника ничего не волновало. Главное — успеть. Оставалось буквально несколько минут, и люди начнут запускать в воздух первые фонари. Чун Юнь стоял на мосту, смотрел на ночное небо, пока освещаемое лишь звездами и думал. Его голова пухла от мыслей разного рода: понравится ли другу подарок, что стоит написать на фонаре, придёт ли Син Цю вообще… И правда, мечника до сих пор не было видно. Он отчаянно вглядывался в даль, на террасу, затем на площадь, на которой в огромной толпе вряд ли кого можно было рассмотреть. Место и правда было красивым, они не ошиблись с выбором. Тут никого не было, за исключением кучки милелитов на слабо освещенной террасе, там же прогуливались парочки. Чун выдохнул, отвернувшись. «Он должен прийти. Он обещал». Опершись на перила моста, Чун Юнь смотрел на водопад, шумевший все это время сзади. В руке он перебирал нити кисточки — сделанного им вручную подарка. Нити в ней были сделаны из недорогой, но красиво завязанной, верёвки. Сама кисточка крепилась к кор ляпису, заключенному в металлический шарик с большими отверстиями. Он был совсем не тяжёлый, так что носить такой, скажем, на поясе было бы удобно. Шар и кусочек кор ляписа в нем размером примерно с ладонь. Можно было заметить лёгкий свет, исходящий от камня, смотрелось довольно завораживающе. Чун Юнь гордился своим подарком хоть и жалел, что не смог взять камень больше и дороже. За пару дней до праздника Чун отправился на торговую площадь. В разгар дня людей было не так много, что было лишь на руку экзорцисту. Он чётко знал, какой подарок хочет сделать для друга, но камень выбрать никак не мог. Нашёл буквально все подходящие части, но с самой главной определиться не мог. Юню было непривычно заниматься чем-то таким, он предпочёл бы просто поесть в ресторане Сян Лин на празднике или отделаться книгой, но Син Цю настоял на подарках, сделанных своими руками. Возможно, он был прав, говоря, что подобное останется в воспоминаниях надолго, что подарок своими руками — лучший подарок. Чун Юнь никогда не занимался рукоделием, но знал, что его другу нравятся всякие мелочи и украшения. Руководствуясь этими знаниями, он направился в «загадки нефрита». Ши Тоу встретил его фирменной улыбкой на лице и громкими возгласами. — Попытайте удачу, господин Чун Юнь! Сегодня ваш день, — так говорилось абсолютно каждому прохожему, подошедшему к его лавке. — Большое спасибо, но я бы хотел купить камни, — вежливо ответил экзорцист, и у Ши Тоу тут же изменился настрой. Он снял дежурную улыбку с лица и лениво махнул рукой в сторону множества коробок, лежащих у лавки. — Выбирайте, — когда Чун двинулся в сторону склада, продавец вернулся к своему привычному занятию — зазыванию прохожих в лавку. Юнь пробежался глазами сначала по камням. Тут было почти все, что душе угодно: маленькие кусочки белого железа и большие куски кристаллов, полуночный нефрит, явно выделявшийся своим обилием на прилавке и ярким цветом, и куча других камней, названия которых он не знал. Когда взгляд его зацепился за ценник, Чун почти упал. Даже самые маленькие и захудалые кусочки обходились в весь его бюджет. Заработок Чун Юня зависел исключительно от сеансов экзорцизма. Редко удавалось провести их удачно, особенно в последнее время, которое он проводит с Син Цю. На работу абсолютно не остаётся времени, а если и остаётся, то достойной оплаты ожидать он мог лишь иногда, так что денег было в обрез. Экзорцист заметно расстроился. Он хотел уже развернуться и уйти, как заметил небольшой ящик с кор ляписом. Цена его все ещё была высока, как и остальных камней, но в глаза бросился крохотный камушек. Взяв его в руку, Чун обнаружил, что камень был не больше рисового шарика и идеально подходил по размеру. Юнь довольно улыбнулся и направился к Ши Тоу. — Вот этот, пожалуйста, — он протянул камень продавцу, на лице которого читалось разочарование. Все-таки на такой мелкой вещице много не заработать. Осмотрев выбор юноши, хозяин лавки назвал цену: — Двести моры, — цена была ниже остальных камней из-за крохотного размера. Экзорцист радостно протянул горсть монет и забрал камень. Удовлетворённо выдохнув, он спрятал покупку и погрузился в размышления о том, что его подарок точно получится хорошим.***
Син Цю бежал по террасе Юйцзин, почти запинаясь. Ноги уже не слушались, он жутко вспотел и выдохся, но продолжал бежать. Обещал ведь не опаздывать. И как всегда. Интересно, что думает Чун Юнь? «Наверное, думает, что я опять зачитался, хе-хе» — слегка улыбнулся, видя стоящего на мосту парня. Пробежав мимо хижины Бубу, он начал осторожно подниматься по заросшей лестнице. Мечник уже слышал вдалеке шум водопада, когда по небу начали плыть первые нетерпеливые фонари. Син Цю крепче сжал в руке верёвку фонаря, который нёс. Во второй руке он держал свой подарок. Белая кисть с окрашенным в синий концом: плотная и густая, в то же время мягкая. Сделана она была из шёлка, из которого делают зонты для его семейства. Син Цю смог прокрасться на склад их торговой фирмы ночью. Охранялся он хорошо, его даже заметили, но все же не стали никому сообщать. Даже если бы отец об этом узнал, вряд ли бы серьёзно его наказал, ведь это повредило бы их безупречную репутацию. Син Цю многое прощалось, даже такое ночное проникновение. Он смог забрать несколько мотков дорогих шелковых нитей. Затем он всю ночь их собирал, завязывал, сплетал. Украсив бантами из каких-то лент, найденных на том же складе, юноша подумал, что получилось сносно. Заранее мечник купил несколько ягод волчьего крюка у торговца из Мондштадта. Красок на складе, как и предполагал, найти он не смог. Зато когда-то в книге вычитал, что из этого самого крюка получается очень яркий синий краситель. Принявшись выдавливать сок из ягод, Син Цю запачкал все, что можно. Его это сейчас не волновало, юноша лишь хотел сделать подарок, который подходил бы его другу. Опустив кисть в выдавленный сок, Син Цю принялся красить кончики синим. За ночь он управился со всем, чем хотел. Довольный собой и своим подарком, мечник лёг спать, думая о грядущем празднике и, конечно, Чун Юне. Син Цю, наконец, поднялся на пригорок и медленно двигался к деревянному мостику. Он осторожно сделал первый шаг. Старые доски слегка скрипнули, но этого хватило, чтоб Чун Юнь заметил его присутствие. Они посмотрели друг на друга, застыв на месте. Мостик освещался неярким светом луны, близстоящей небольшой свечи, поставленной здесь Чунем (видимо, чтобы зажечь фонари), и, конечно, первых летящих фонарей с площади. Выражение лица Юня можно было легко рассмотреть даже при таком освещении. Сначала он слегка нахмурился, но потом пробежался глазами по Син Цю, и, заметив фонарь и какую-то вещицу в руке, тут же смягчился. Экзорцист нежно улыбнулся. — Здравствуй, Син Цю, — он подозвал друга к себе. Чун совсем не злился на опоздавшего, наоборот, был рад его приходу. Приди мечник хоть через час, Юнь бы и слова не сказал. — Я, кажется, опоздал? — Син Цю подошёл ближе и оперся руками на перила моста. Взгляд он устремил на небо, на котором скоро начиналось представление. Чун не стал ничего отвечать, лишь точно так же стоял рядом и смотрел на Син Цю. — Я приготовил тебе… —…Подарок, — они начали предложения одинаково. Оба слегка смутились и отвели взгляд. Мечник издал лёгкий смешок, от которого у Чуня поползли мурашки. Син Цю протянул руку первым. В ней лежала его белая кисть. Юнь осторожно её взял и начал рассматривать. Она хорошо подходила по цвету к его одежде, так что он незамедлительно определил её место. Привязав кисть к глазу бога, он довольно улыбнулся. — Спасибо, Син Цю, — экзорцист слегка смутился, ведь ему казалось, что подарок друга куда лучше его. Слегка помявшись на месте, Чун достал свой камень. Он жутко нервничал, пока Син Цю рассматривал изделие. На лице друга не читалось практически ничего, так что в голове зарождались не самые приятные мысли. Наконец, Син Цю на него посмотрел. И улыбнулся своей самой обворожительной улыбкой, которая вообще могла существовать. Чун Юню стало жарко. — Очень красивый кор ляпис, Юнь-Юнь. — Нежно произнёс мечник, пока лицо Чуна распалялось сильнее. Он, конечно, заметил смущение друга. В последнее время Син Цю все чаще хотел его смущать. Его лицо в этот момент стоило дороже всей моры этого мира. Начитавшись дешёвых романов и второсортных «взрослых» книжек, мечник решил опробовать новоприобретенные навыки флирта на друге. Друге? Син Цю сам не понимал, что чувствует. Да, он флиртовал, да, хотел проводить больше времени с Чунем. Но ведь из этого нельзя было сделать никаких выводов… Наверное. — Поможешь мне его привязать? — он указал на свой глаз бога. Чун поднял брови, удивившись, но не отказался. Подойдя ближе к Син Цю, он мог почувствовать уже привычный слабый запах цветка шелковицы. Юнь часто дарил другу эти цветки, когда они цвели, ведь он их так любил. Экзорцист тоже не знал, что чувствует, и почему ему так нравится смотреть на улыбку друга, когда тот держит в руках очередной букет. Единственное, что он сейчас знал, так это то, что от одной лишь улыбки мечника его лицо горит красным, а руки начинают мелко дрожать. Юнь взял в руки подвеску и, наклонившись к поясу друга, осторожно попытался привязать верёвочку к глазу бога. Ничего не выходило, слишком уж он волновался и руки тряслись. Пока Чун пытался, люди во всю начали запускать в небо фонари. Он начал нервничать. — Позволь мне помочь, — мягкий голос Син Цю нарушил тишину. Мечник положил свои ладони поверх холодных и неспокойных рук Юня. Экзорцист медленно поднял взгляд, так и не убирая рук. Они не двигались несколько секунд, смотря друг другу в глаза. Красное лицо Юня и нежная улыбка Син Цю. Второй все же отвёл взгляд и легко завязал бантик на поясе, привязывая к глазу украшение. Все это время одной рукой он держал руку Чун Юня, который даже не шелохнулся. Закончив, он позвал друга: — Пошли, Юнь-Юнь, пора запускать фонари, — улыбка не сходила с его лица. Когда он увидел вдруг замешкавшегося экзорциста, она превратилась в ухмылку. Все-таки он был очень милый, когда смущался. — Ах, эта твоя ухмылочка, — пробурчал Чун, отвернувшись за фонарём. Его щеки все ещё алели, а на руках до сих пор оставалось тепло рук друга. Такой жар был для него опасен. Но почему-то он и не думал сбавлять температуру, только не сейчас. — Ты что-то сказал? — мечник сам отвернулся взять свой фонарь, но все прекрасно слышал. Хотел просто ещё немного его помучать. Какое-то непонятное тепло разливалось внутри, когда Син Цю понимал, что другу не безразличны его жесты. — Н-ничего! — Чун тут же развернулся, прижав к себе бумажный фонарь. Он почти его смял, но тут же опомнился и ослабил хватку. Такое поведение опять же позабавило книголюба. — Ох, Юнь-Юнь, — он тихо посмеялся, наблюдая за неловкими движениями экзорциста. Как доставал кусочек угля, затем ставил рядом свечу, почти её опрокинув, и все это время стараясь не смотреть в глаза Син Цю. Они уселись рядом прямо на скрипучие доски мостика. Первым взял уголек Син Цю. Он немного отвернулся от друга, игриво улыбнулся и быстро что-то начиркал. Конечно, почерк был не идеальный, но понять суть можно было легко. Не показывая свое творение Чун Юню, он передал уголек. Чун даже слегка обиделся, но все же принял камушек и сам начал писать. С давних времен на фонарях принято было писать свои желания. Время шло, Ли Юэ менялся, но традиция раз в год запускать свои желания в небо, надеясь на помощь адептов и Властелина Камня, оставалась неизменной. Только в этот раз желания парней несколько отличались от обычных. «Син Цю» — огромная надпись на фонаре Чун Юня была видна издалека. Острый глаз мечника тут же заметил её, но тот не подал виду. — Пора запускать, — прошептал Чун Юнь, голос которого едва был слышен за шумом водопада. Он ведь практически ничего не говорил сегодня другу. Ему было стыдно за своё смущение, и Чун Юнь твёрдо решил, что так больше продолжаться не может. Они так и продолжат избегать очевидного? Ему, конечно, нравился откровенный флирт Син Цю, и ведь Чун тоже хотел делать что-то подобное. Но не мог. Чёртова неуверенность во взаимности чувств не позволяла ему делать что-либо в ответ. А если Чуню кажется, и Син Цю ничего к нему не чувствует? А если он так общается со всеми, и наивный экзорцист безответно влюблен? А если… Слишком много мыслей, которые не давали ему покоя. «Я больше не могу терзать себя. Ох, Син Цю, знал бы ты, как я себя чувствую, когда ты так на меня смотришь…» — Син Цю знал. И ему это нравилось. Они стояли рядом, держа фонари в руках, и смотрели на небо. Вдали уже начинали пускать фейерверки, люди на площади зашумели пуще прежнего. Праздник начался. Небо озарило огромное количество фонарей. Сотни, тысячи, они освещали площади, улочки, террасы, даже тот самый мостик у водопада и завороженные лица парней. Медленно поднимались, меняли курс от дуновения ветра, словно семена одуванчиков в Мондштадте. Фонарь Син Цю полетел первым. «Чун Юнь» — криво выведено на фонаре. Чун Юню не было важно как, важно что. Сердце экзорциста пропустило удар. Он так и продолжал пялиться на улетающий в небо фонарь, пока Син Цю не подошёл ближе и не заглянул тому в лицо: бледное, будто бумажный лист. Чун Юнь запаниковал и тут же выпустил из рук свой фонарь. Обоим парням было нетрудно заметить написанные имена друг друга. Наступила тишина, нарушаемая шумом улицы. Лицо Чуня, которое потеряло былую бледность, стало неимоверно краснеть от смущения. Такой жар был уже не на шутку опасен, трудно было себя сдерживать, но Чун держался. Ради Син Цю. — Юнь-Юнь, все в порядке? — это глупое прозвище часто лишь раздражало экзорциста, но сейчас было лишь усладой для ушей. Чун утвердительно покачал головой, не в силах что-либо сказать. Тогда Син Цю положил свою тёплую ладонь сверху на руку Юня, обхватившую перила. Нервная хватка тут же стала слабее, и Чун заметно расслабился. Затем тёплая рука сжала холодную чуть сильнее, нежно переплетая пальцы. Фонари мирно удалялись ввысь, на синий небосвод, оставляя их тихий уголок почти без тёплого света. Луна освещала все как-то более… уютно. Уютно. Именно так сейчас чувствовали себя оба. Чун смог прийти в себя. Касания Син Цю хоть и были тоже до жути смущающими, но конкретно это было особенным. Не заигрывающим, а успокаивающим, любящим. Чун Юнь недолго постоял, наслаждаясь близостью с другом, хоть и такой легкой и недолговременной. Он выпутал свою руку из некрепкой хватки друга и полностью развернулся к нему. Почувствовав прилив уверенности, все-таки решил спросить: — Ты написал на фонаре моё имя? — будто неверя, выдал Чун. — Ага. — Беззаботно ответил мечник. — А ты моё, — добавил с улыбкой на лице. Уверенность потихоньку начала пропадать, как только Чун посмотрел на парня перед собой. В лунном свете Син Цю был невероятно красив. Пышные синие волосы развевал прохладный ночной ветерок. Янтарные глаза будто светились в темноте, а кор ляпис на поясе им подражал, был жалкой копией, по сравнению с тем, что Чун видел в его глазах. «Пропади все пропадом» — Син Цю, — тихо начал экзорцист, будто боясь говорить громче. — Да, Юнь-Юнь? — он продолжал смотреть на летящие фонари, даже не повернувшись к собеседнику. Чуню это лишь на руку, он бы умер на месте от одного взгляда друга. — Можно поцеловать тебя? — казалось, что сердце перестало биться, а время тянулось бесконечно долго, если совсем не остановилось. Син Цю первый раз за вечер искренне удивился. Он распахнул глаза и резко повернулся к Юню. Честно, такого от застенчивого и неприступного экзорциста он не ожидал. Кончики ушей начали краснеть от услышанного. Ещё несколько секунд они стояли молча, глядя друг другу в глаза. Син Цю бы соврал, если бы сказал, что не испытал огромного облегчения после этих слов. Последний салют отгремел, фонари медленно уплывали все дальше, ночь становилась темнее и тише. Теплый ветер словно накрывал их пуховым и уютным одеялом, слегка снимал напряжение. В голове мечника не возникло и мысли отказывать другу. Син Цю опустил глаза вниз, подошёл чуть ближе и почти прошептал: — Можно, — мечник улыбнулся так тепло, что даже крио энергия Чуня не могла устоять. Чун Юнь бы соврал, если бы сказал, что не испытал огромного облегчения после этих слов. Экзорцист подошёл вплотную, сомкнул их руки и переплёл пальцы. Когда лицо любимого им Син Цю было совсем близко, они почти соприкасались носами и могли чувствовать дыхание друг друга, его резко посетило осознание. — Я… совсем не умею целоваться, — стыдливо признался Чун. На это Син Цю лишь тихо посмеялся. В ответ на недоумевающий взгляд друга, мечник положил свою изящную ладонь на щеку Юня, начав слегка поглаживать. — В этом нет ничего сложного, — он придвинулся ближе и говорил Чуню на ухо. По всему телу экзорциста пошли мурашки, и Син Цю воспринял это как хороший знак. — Просто расслабься и повторяй за мной, — затем он повернул голову и коснулся кончиком носа лица Юня. Обжигая лицо, как всегда, холодного, но такого разгоряченного внутри, друга, мечник старался вложить в каждое прикосновение как можно больше нежности. Син Цю переместил руки на плечи Юня, легонько их сжимая. Сам того не понимая, Чун положил руки на талию парня напротив, только потом осознав и тут же смущённо отведя глаза. Юноша не позволил экзорцисту отстраниться и оставил лёгкий поцелуй на его щеке. Затем ещё один, а потом и ещё, покрывая всю щеку. Чун, не выдержав сладкой пытки, сомкнул их губы. Неуклюже, почти стукнувшись зубами, но зато искренне и горячо. Син Цю, оценив настойчивость друга, нежно погладил его шею и начал легко двигать губами. Чуню оставалось лишь расслабиться и пытаться повторять ловким движениям губ мечника, который потягивал сначала верхнюю губу друга, затем нижнюю, мокро причмокивая. «И когда же он успел научиться…» — одно лишь промелькнуло в пустой голове Юня. Чун Юнь попытался войти в ритм поцелуя, повторяя за Син Цю, но получилось лишь легонько стукнуться зубами и получить тихий смешок со стороны мечника. На удивление, это только раззадорило Чуня, и он продолжал попытки влиться в поцелуй и сделать приятно Син Цю. Он не заметил, в какой момент у них получилось, но вот они уже стояли, буквально съедая друг друга, изредка причмокивая и отрываясь вдохнуть. Никто не знает, сколько времени прошло, они сбились со счета. Спустя некоторое время они оторвались друг от друга, наблюдая, как у обоих припухли губы от поцелуя. Неловкость как рукой сняло, так что Чун подошёл вплотную и обвил руками хрупкого Син Цю. Тот уткнулся в шею друга и обнял в ответ. До утра оставалось много времени, и парни направились прогуливаться по гавани. За руку, конечно же. Их подарки тихонько позвякивали на поясах парней, что знаменовало начало чего-то нового в их жизни. Изредка прерываясь на поцелуи и тихие разговоры, они ходили по пустому порту. В обычно шумном порту Ли Юэ сейчас не было ни единой живой души. Всё жители города проводят время на главной площади, поедая рыбу-тигра и обмениваясь пожеланиями, здесь парни были совершенно одни. Они присели на бочки, стоящие у причала, наполненные, наверняка, каким-нибудь вином из Мондштадта. В порту пахло рыбой, морем и свежим ночным воздухом. Чун Юнь посмотрел на мечника. Син Цю счастливо улыбался, медленно оглядывая пространство вокруг. Его взгляд зацепился за смотрящего на него Чуня. Который тоже счастливо улыбался. — Ты мне нравишься, Син Цю. — Я знаю, — больше никаких слов и не нужно. Они счастливы.***
—…Эй, Син Цю! Хватит игнорировать Паймон! — недовольный голосок феи выбил его из воспоминаний. Праздник морских фонарей был всего месяц назад, и память о том дне в подробностях оставалась в голове мечника. Оказывается, он уже с минуту пялится в свою тарелку, глупо улыбаясь, и не замечая происходящее вокруг. Со стороны выглядело довольно жутко. Юноше стало немного стыдно за свое поведение, но в этот же момент его перестало это волновать. В голову пришла отличная идея. — Ох, прошу прощения, Паймон и путешественник, — говорил Син Цю довольно убедительно, но ему было ни капли не жаль. — У меня появились срочные неотложные дела, и мне стоит удалиться. Большое спасибо за вечер, увидимся позже! — бросил на прощание мечник. Он положил на стол горсть моры, которой с лихвой хватило бы оплатить их обед, и, кажется, всех посетителей ресторана тоже. Паймон лишь уставилась на друга, но ничего не сказала, обиженно скрестив руки. Она ему это обязательно припомнит. Син Цю перед выходом из ресторана взял на вынос две порции лапши «дары гор». Холодной, конечно же, иначе быть не может. Быстро шагая по освещенным улицам вечернего города в хорошо знакомую сторону, он думал, как же хорошо, что Паймон спросила про Чун Юня. Возможно, за книгой он бы забыл, что хотел навестить друга. Друга? Это слово теперь не подходит. Отныне все будет иначе.