Выгоревший

Глубокой ночью, прячась в тенях, он пробирался по задворкам Города Драконов. Лавки и мастерские были уже закрыты, лишь слепые ставни и тёмные стёкла окон смотрели на него. Он приходил к Ду Жо, которая засиживалась допоздна, дожидаясь его прихода. По условному стуку, она впускала его в свой дом, и в глазах девушки Хису читал, что ему не рады. Не рады, но молчат из страха за свою жизнь. Он злился ещё сильнее, швырял ей на стол связку разноцветных яшмовых браслетов, цедил надменно: «Это для обмундирования защитников Города Драконов. Пусть вплавляют в свои доспехи» и снова уходил, прячась в тени. Его коробило, что люди отворачивали от него лица и, несмотря на это, пользовались его помощью. Молоденький мастер телепорта, зевая и поёживаясь от холода предрассветной мглы, отправлял Хису обратно. Выполнять задания Лиги Убийств было выгодно, но далеко не так почётно, как в открытую служить защитником Города Драконов. Недаром, посланник Лиги никогда и никому не открывал своего лица. Попутно с его заданиями Хису выполнял мелкие заказы, да и по карманам своих жертв пошарить не гнушался. Мёртвым ни к чему деньги. Да, его руки были в крови, но кого это волновало в нынешнее время? Армия не справлялась с охраной рубежей. Судя по словам жрецов и стариков, какие-то мифические Бездушные возжелали уничтожить человечество... По мнению Хису, его родной мир и так уже давным-давно прогнил изнутри, и гниль эту надо было безжалостно вырезать. Беда в том, что он и сам был гнилью. Сейчас любой дурак, поднакопивший немного денег, мог получить начатки военного образования в Городе Драконов и выйти на охоту. Хису откровенно не понимал, что творит Генерал Ся Фэн, для чего вооружает мирное население. Ведь новоиспечённые «герои» вовсе не горели желанием сражаться с Бездушными монстрами. Они нападали на таких же, как они, рекрутов, выискивая новичков послабее, грабили их, приносили смуту в деревни и поселения, и стражники с ног сбились, отлавливая подобных «бойцов». Казни проходили без судебных разбирательств, прямо на месте поимки. Вот первый урок: не попадайся. К счастью, Хису выучил его ещё в раннем детстве. Его раса испокон веков враждовала с тёмными силами, с предателями и убийцами. Отголоски этой вражды бушевали у Хису в крови. Он был хорошим и послушным исполнителем. Всегда знал, когда надо напасть, а когда - отступить. Но он не ожидал удара в спину. Наивный. Расслабился в стенах большого города. И не подумал о том, что его могут предать. Его настигли в доме Ду Жо, в месте сбора пожертвований! Хису не ожидал, что какой-то молоденький жрец из крылатого народа Сидов приведёт с собой стражников, обычно несущих караул на воротах. Не ожидал, что укажет прямо на него. Оказался не готов, когда стражи накинул на него сеть. Трепыхался и бился в ней, будто жалкая селёдка. Не смог даже кинжалы вытащить: его ударили по голове чем-то тяжёлым. Последним, что Хису видел, были полные сожаления глаза Ду Жо. Знала ли она? Участвовала ли? Он этого никогда не узнает, ведь его убьют так же, как и остальных... Очнулся Хису от сильного удара. Открыл глаза и зажмурился: ему светили в лицо факелом. Не больно-то церемонясь, городские стражники швырнули его на холодный каменный пол и ушли. Привыкая к темноте, убийца какое-то время лежал без движения. Тянуло сквозняком. Он точно был не в здании. Хису почувствовал запах трав и услышал шум ветра. Пол, на котором он лежал, был не обработан и больше всего напоминал природный камень пещеры. Куда стражники его притащили? Куда ушли сами? Узлы верёвок больно впивались в тело. Ах, если бы у Хису были его кинжалы!.. Раздались чьи-то тяжёлые шаги. Хису попытался пошевелиться. Бесполезно; связали его на совесть. Шаги - ближе и ближе. Дыхание, тяжёлое, шумное. Это не человек. Хису на несколько секунд прикрыл глаза, чтобы быстрее восстановить зрение и разглядеть, кого ему подсунула судьба-злодейка... Он раскрыл глаза и понял, что смотрит в глаза зверя. Отпрянул назад, взбрыкнув всем телом, и ударился затылком о каменный выступ. Грубый голос, пополам с рычанием, насмешливо проговорил: - Нервная какая. Рыбёшка. Так Хису познакомился с зооморфом Орвином. И ничего хорошего из этого знакомства не вышло. Орвин был постоянно пьян. Он готовил какие-то дикие зелья из ягод боярышника, местных трав и крови ядовитых гадюк. Выпивал эту отраву по пинте-две за вечер, и ничего-то с ним не делалось. Хису мёрз в холодной пещере. Орвин не позволял ему выйти наружу. Не разводил огня. Говорил, что сейчас период засухи, и от малейшей искры может заняться пожар на многие мили вокруг. От холода молодой убийца теперь спасался, укутавшись ночью в соболиные меха. Настоящая роскошь... У него и украшения были. Стальные браслеты-кандалы на руках и ногах, да цепи, намертво вбитые в стену пещеры. Длина цепей позволяла доковылять от отхожего места до небольшого ручейка, что вытекал из-под земли в углубление-чашу в полу и скрывался дальше в камнях. Хису умудрялся ложиться в эту чашу, опустив голову в воду, и оборачивался русалкой. Это хоть немного поддерживало его в заточении. Поначалу Орвин не трогал его. Никак не трогал и даже почти не разговаривал. Хису не понимал, для чего зооморф держит лишнего едока в своём жилище. Страно было ещё и то, почему оборотень жил один. Из стай изгонялись лишь увечные, да старики, но Орвин был заматеревшим тигром, седина ещё не коснулась его меха, а мышцы только-только набрали полную силу и тяжесть. Увидь его на воле, что в облике зверя, что в образе оборотня, Хису бы благоразумно обошёл его стороной. Если бы только не его пьянство... - Знаешь, чего я жду? Осени, рыба. Осени. Тогда я смогу поквитаться со своей лисой, - однажды заявил Орвин. С осенью, да с весной у зооморфов были связаны какие-то брачные обычаи, и Хису хотелось знать о них как можно меньше. Однако чем больше времени проходило в заточении, тем больше пьяный оборотень рассказывал о своей лисе, чуть ли не каждый вечер. - Рыжая, как огонь, бешеная. Не догонишь её, не поймаешь, хитрая, и такая маленькая, что в двух ладонях уместится, - тут Орвин вытягивал вперёд две свои ковшеобразные лапищи, и Хису внутренне вздрагивал. - Предпочла мне другого, выбрала его после состязания, хотя смотрела-то в мою сторону! Уж будто я не знаю!! - оборотень бесился и бил кулаком о камень стены - Хису казалось, будто пол под ним вздрагивает. С клыков Орвина сочилась голодная горькая слюна. - Ты похож на неё, рыба, слышишь? Ты такой же. Обманщик. Мне стражники сказали. Хису прикрывал глаза и отворачивался. Молчал, разумеется. У его народа так откровенно свои чувства чужаку показывать... Срамно это было. Позорно, уж лучше смерть. - Я омою свои топоры в твоей крови, и тогда они не будут знать промаха, - вот что однажды сказал ему зооморф, и до начала осени оставался какой-то жалкий месяц. Топоры лежали в кожаных чехлах на другом краю пещеры. Хису теперь часто смотрел на них. Ему казалось, что топоры смотрят на него в ответ. Алчно и голодно. - Жри, рыба. Сходил в деревню, на базаре специально тебе купил, - приказывал оборотень, швыряя в Хису шмот воняющего тиной черепашьего мяса. Но «жрать» не хотелось. Пищей для топоров становиться не хотелось. Хотелось жить, любой ценой. Хису казалось, что ещё немного, - и он исхудает настолько, что руки его выскользнут из браслетов. Но, увы, это было не так. - Говоришь, я похож на неё? - спросил убийца однажды. Орвин не спал, он лежал у выхода в пещеру в обнимку с бурдюком спиртного и смотрел в небо. Осень приближалась медленно и неумолимо, таилась в ночном колком ветре, как ядовитая змея таится в траве. Стыла в крови и тоскливо ныла в душе. Хису заранее расшнуровал рукава рубахи и разделся догола, несмотря на холод. Разлёгся на мехах. - Подойди. Расскажи, какая она, твоя лиса. Он отдавал себе отчет в том, что вполне мог и по лицу огромной когтистой лапой схлопотать за дерзость. Вряд ли он остался привлекателен после двух месяцев полуголодного сидения на цепи. И всё же оборотень встал. Тяжёлая поступь приближалась, и с каждым шагом уверенность Хису таяла. - Совсем сбрендил, рыба? - гневно спросил зооморф, остановившись подле него. Хису заставил посмотреть ему прямо в глаза. Понадеялся, что испуг его будет не заметен. Ноздри Орвина на широкой звериной морде затрепетали. Принюхивался или злился? Увы, пока он молчал, по тигриной морде было ни слова не прочесть. - Может, ты хоть так поймёшь, что мне холодно! - ответил Хису, пытаясь замаскировать дрожь от страха. Зооморф отошёл в дальнюю пещеру и вскоре вернулся, держа в лапах ещё один кожаный бурдюк с алкогольным зельем. - На. Пей. И это был приказ, - Хису почувствовал и отчего-то не посмел ослушаться. Выдернул пробку из горловины и недоверчиво принюхался. - Пей!! Или ты меня обмануть решил? - взревел оборотень. - Давай, оно отлично тебя согреет! Ты, холоднокровная р-рыбья твар-рь! Испугавшись, что Орвин схватится за топоры прямо сейчас, Хису быстро отхлебнул из бурдюка... Уж лучше бы он и дальше сидел на цепи и молчал. Как только он запрокинул голову, зооморф шагнул к нему, приподнимая своей лапой его голову за подбородок. - Пей всё, - приказал Орвин. Содержимое обожгло язык и пищевод, на вкус оно оказалось отвратительно крепким, будто настоянный домашний самогон. Хису принялся пить его, как воду, давясь глотками, задержав дыхание, а от тела зооморфа, стоящего подле него, шёл такой жар и такая яростная сила, что к нему тянуло против воли. Наконец, когда в лёгких выгорел весь кислород, а алкоголя в бурдюке уменьшилось лишь наполовину, Хису жалобно простонал. Косматая лапища отняла бурдюк от его губ, часть жидкости пролилась. Хису закашлялся. Он просто глупец. То, что он задумал, - обмануть Орвина разговором, отвлечь своим телом и пошлыми намёками, выкрасть с его пояса ключи от цепей - было неисполнимо. - Пей ещё, - приказали ему, и тяжёлое колено придавило цепь. Как будто было куда сбегать. Короткие пальцы с когтями надавили на его щёки, заставляя раскрыть рот. Хису послушно обхватил губами горловину кожаного бурдюка. В животе разливалось не тепло, а целый пожар. Не удивительно, что Орвин никогда не разводил костра. Он горел изнутри. Теперь глоталось легче. Хису поддерживала надежда на то, что, когда он выпьет всё, то его отпустят. Не тут-то было. Когда бурдюк опустел, его губы были тщательно облизаны горячим шершавым языком. - Да ты пролил половину, хитрая рыбина, - прорычал Орвин над ухом. Но недовольства в его голосе Хису не услышал. Он вообще оглох и ослеп, и хотелось ему только лечь и лежать. Пьяная голова была лёгкой, рук и ног он не чувствовал, тяжести кандалов тоже не замечал. Когда пушистая лапища мягко и жарко прошлась по его груди, Хису только пьяно засмеялся. - Похож на неё, - пророкотало над ухом. - Такой же вёрткий. Сквозь пальцы проскальзываешь. И ничего он не проскальзывал. Неправда. Наоборот струился и ластился, будто вода. Хису заснул, как только его перевернули на спину. Раскинул руки-ноги и даже не почувствовал, как его укрыли меховым одеялом. - С-спи, щ-щенок мелкий. Тощий котёныш подзаборный, - шипела змея-осень под боком. Рычала и урчала сытой желтоглазой кошкой. Хису проснулся под утро от лютого холода. Он лежал прямо на камнях, а на его одеяле, развалившись, спал зооморф. Увы, ключей на поясе у него не оказалось. Спрятал, предусмотрительная зараза. Поёжившись на холоде, глотнув стылой воды из подгорного ручья, Хису, превозмогая внутреннюю дрожь, подлез к Орвину под бок. Там было тепло, только и всего. А уж когда тяжёлая тигриная лапища со спрятанными в пазухи когтями легла поверх его плеча, стало жарко, будто летом под солнцем. Ай, недаром поговаривали, будто зооморфы варят любовные зелья, от одного запаха которых можно с ума сойти... - Ну, чего? Мёрзнешь? - угрожающе спрашивал его Орвин каждую ночь. - Мёрзну, - отвечал Хису и уже сам тянулся к вожделенному бурдюку сам. Это был его наркотик, его новая свобода. Если он не пил спасительного зелья на ночь, его начинали снедать то страхи, то дикие мысли. Он лежал возле зооморфа, чувствовал его целиком своим телом, боялся и сходил с ума одновременно. Понимал, что убьют его. Хотел жить, готов умолять был, но молчал, пожираемый ненавистью к собственной слабости. - Обними, - униженно шептал он заплетающимся языком. Из-за хмеля, Орвин казался мягким, почти даже ласковым, и лишь силу иногда не рассчитывал, мог придавить собою, неловко повернувшись во сне. Осенний ветер иногда заметал в пещеру пучки пожухлой травы и редкие листья. По ночам выли волки. - Чего ты ноешь, рыбья туша? - проворчал как-то раз оборотень, когда Хису било на холодном полу дрожью. Даже спиртное не помогало. От холода стыли даже кости. - Н-не хочу... Умирать... - пробормотал Хису. У него зуб на зуб не попадал. Орвин промолчал. Как это уже повелось, улёгся возле одеяла, дожидаясь, когда Хису сам подползёт к его горячему телу. Укрыл их обоих меховыми шкурами. - Спи, рыба, - услышал Хису, прижавшись тонким перепончатым ухом к лохматой полосатой груди. - Все когда-нибудь умирают. Это была их последняя ночь. Проснулся Хису в одиночестве. В изголовье лежал ключ. Вещи и топоры Орвин забрал с собой. Должно быть, отправился завоёвывать свою лисицу. Хису почувствовал себя... Обманутым. Брошенным. Преданным. Отомстить за пленение и, что важнее всего, за унижение хотелось неимоверно. Он обшарил все углы в пещере, собрал весь хлам, что смог унести, намереваясь сбыть шкуры, одежду и кухонную утварь в ближайшем поселке какому-нибудь старьевщику. Поселок... Сперва он почуял дым от костров и решил двигаться против ветра, чтобы выйти к людям. Когда завечерело, то он спустился в ущелье к реке, увидел на другом её берегу небольшую деревушку. Налетел порыв ветра, и внезапно пахнуло гарью. Так не могло пахнуть от печей хозяек и горнов кузнецов; это был не запах сдобы и еды, а запах войны, сожженных домов и людской плоти. Но посёлок выстоял: Хису своим острым зрением видел, что среди домов есть живые люди, что ходят они не таясь, без оружия, что разрушено всего два-три дома на окраине. Похоже, что нападение было успешно отбито. Бездушные? А кто же еще, как не они. Хису хмыкнул. Можно было сколько угодно собирать яшму, сидя в укрепленном Городе Дракона. В такие вот деревушки она никогда не поступит, защитникам нет смысла ждать помощи, всегда приходится рассчитывать лишь на свои силы. Под покровом ночи он перешел мост через мелкую речушку и пробрался на окраину поселка. Заглянул в один из домов. Ни один из караульных, несущих дозор, не обратил на него внимания. Приятно было знать, что за время заточения он не позабыл своих навыков. Что привело Хису именно к этому дому, что заставило заглянуть в окно, спрятавшись в тени? Не иначе как наитие. Он ведь не искал Орвина специально, и в мыслях не было! И, тем не менее, это был он. Не один. Рядом с ним - хрупкая, низенькая женщина-зооморф. Похожа на женщину из Водного народа, вот только... Хису скривился, когда увидел ее уши. Настоящие лисьи уши. Да еще и кончик рыжего хвоста, торчащий из-под длинной юбки. Оборотни, как есть, оборотни. Что, нашел себе пару, поганый зооморф? В голове Хису всплыли слова наставника: «Сперва ударь его кинжалом под ребра, если хочешь, чтоб его движения замедлились, потом - полосни лезвием по горлу, чтобы он замолчал»... Кровавая наука, и что поделать, раз его собственное племя воспитало из него убийцу? Алой пеленой подернулся мир у Хису перед глазами. Убить, уничтожить, растоптать! Кинжалов у него с собой не было, но для двух ничего не подозревающих зооморфов и обычного кухоного ножа бы хватило. Женщина-лиса как раз закончила менять повязку на плече Орвина. Отложила бинты на стол. Мягко погладила его по загривку и что-то сказала. «Защитник мой», - прочел Хису по губам. Значит, Орвин пришел вовремя, чтоб поучаствовать в защите поселка от нападения Бездушных? Был ранен. Но все же заслужил, завоевал свою женщину и... Зооморф зажмурился, подставляя под ее тонкую руку свое горло. Женщина негромко засмеялась и наклонилась, игриво куснув его за ухо. Такие счастливые. Хису брезгливо сплюнул и отпрянул от окна, понимая, что вскоре будет подглядывать за полным непотребством. Чего еще не хватало. Мстить этому придурку-зооморфу уже не хотелось. Хотелось сбежать отсюда как можно скорее. Оставалось надеяться, что в этом захолустье был мастер телепорта. Хису уходил из поселка с обидой в сердце. Он чувствовал себя так, будто запутался в собственных тенях, споткнулся во тьме. Не было виноватых в его горечи и боли. Не было причин для мести и ненависти. Но как знать, быть может уже тогда его заметил один из генералов армии Бездушных? Ведь известно, что они всегда читали в душах людей, как в открытой книге.

Конец. 09.01.2013.