Starlight

Вечером седьмого июля Тони стреляет себе в лоб. Сидя в душном одиночестве в просторной гостиной, покачивая нетронутым бокалом легкого шампанского, Старк размышляет, как воспримут новость о его смерти. О том, как Пеппер, не веря, будет набирать его номер, снова и снова натыкаясь на пустой автоответчик. Как разрыдается, уткнувшись Хэппи в плечо. Как Фьюри сурово отведет взгляд от простой могилы, просчитывая варианты нового кандидата в команду. Старк усмехается, надеясь, что после его смерти этот кандидат – Питер. Романова не скажет ни слова, не взглянет лишний раз на надгробие. Холодно промокнет сухие глаза платком ради приличия; слишком хорошо знала, слишком много поняла. А Стивен… Всего четыре слова, глупая провокация – Тони улыбается задорно-весело, залпом осушая бокал игристого, что ударяет тут же в голову набатом. За панорамным окном неторопливым битом бьется жизнь; здесь стынут золотистые капли на пустых стенках. Вечером седьмого июля Тони стреляет себе в лоб. В ослабевшей тишине складывает пальцы, как мальчишка, решивший поиграть в войну с друзьями, приставляет ко лбу, смахивая темную упавшую прядь волос, нажимает на невидимый курок, кивая чему-то важно. Стив донельзя пунктуальный – это так раздражает, что Старк невольно тянется за пустым бокалом, зачем-то смахивая капли шампанского на ладонь. Пахнет корицей. В глазах у Роджерса сияют упавшие с небес звезды мягким светом, в голосе сквозит укоризненная усталость. Тони не понимает, о чем он говорит, вслушиваясь в интонации, как в морской прибой, напевающий свои тайны берегу. На широком холсте неба остаются сверкающие хвосты утонувших в темных глубинах звезд. Роджерс понимающе-печально улыбается; глупо, скучно, воздух густеет от невысказанных слов. Лишь чуть фальшивит голос певца, озвучивая мысли-желания – никогда не отпускать. Вечером седьмого июля Тони стреляет себе в лоб. Изящное флюте, всхлипнув, разбивается ослепительной крошкой. Старк смеется в голос, не веря лживым строчкам песни. В пустоте темной гостиной он думает о далеких водах, где плещется ласковое солнце, согревая лучами все потерянные души самоубийц. Где меридиан горчит долгим одиночеством, где путаются координаты, где стынет огромный пустой балкер, слушая надрывный плач чаек. То место, где тонут бесконечные звезды, оставляя хвосты на небе, а после отражаются в невозможных кобальтовых глазах.