старенькое по финалочке

Генезис шёл по рыхлому дерну и серым опавшим листьям. Белесый, волглый туман лип к лицу словно мокрая вата, под ногами чавкало и хлюпало. Пахло гнилью и прелью. В сырой мгле едва угадывались дуги деревьев, кора их поросла противными, скользкими грибами, а с веток, перекрученных и поломанных, свешивались длиннющие бороды ржавого, пропитанного водой мха. Генезис поморщился – что, черт возьми, произошло!? Это его собственный сад, но куда подевался Уоткинс? Садовник лелеял яблони пуще родных детей, почему же допустил такое сейчас? Рапсодос-младший устало выдохнул с превеликой досадой, сочувственно коснувшись пальцами ствола одной из замученных страдалиц. Его любимый сорт. Больше не видать самых вкусных яблок, какие только могла взрастить Гайя! Странно, но Генезис даже не разозлился, как следовало разозлиться в таком случае – чувства будто притупились, а мысли как-то лениво вращались в рыжеволосой голове. - Дар Богини, - прошептал Генезис и вздрогнул от звуков собственного голоса. Вокруг только мёртвая тишина и мир, заполненный плывущим туманом. И откуда в Баноре этот проклятый туман? Такой бывает только над вутайскими болотами, да и то не всегда. Рваная белесая дымка движется, хотя ветра совсем нет. Генезис отметил это как бы между делом, едва ли подивившись такому явлению. Он побрёл по знакомой заросшей тропе к дому. Сама усадьба темной громадиной высилась над пустынным двором. Но почему фасад некогда красивого дома сверху донизу в трещинах, штукатурка облупилась, а плющ буйно разросся, оплетая стены? Кажется, что здание забросили столетие назад. К промокшим сапогам Генезиса липли гнилые листья. Хотелось поскорее сесть возле жаркого огня, согреть ноги и выпить пару кружек сидра, чтобы не было так тоскливо. Он попытался представить себе знакомый вкус, но не смог: забыл. Рапсодос поёжился. Весь мир был наполнен рвущей душу тишиной - холодной, пронизывающей сознание. Всё будто умерло, обратилось в тлен. Ни шума и возни рабочих, ни голосов, ни разговоров родителей на веранде, где они по обыкновению любили в это время пить чай. Воздух влажный и тяжелый. Генезис с омерзением стряхнул с плаща капли влаги. Волосы облепили лицо, тяготили голову - даже думать стало труднее. Генезис поднялся на ветхое крыльцо и толкнул носком сапога некогда шикарную дубовую дверь. Жуткий скрип ржавых петель пробрал до костей: Генезис вздрогнул и невольно стиснул зубы. На пороге родного дома его встречали полутьма и холодный сквозняк. Необычная полутьма. Мать всегда любила, чтобы дом пронизывал солнечный свет, поэтому большие окна практически никогда не занавешивались днем. Но сейчас было так сумрачно, что солджер не смог сразу различить очертания шкафов, кресел и камина, затянутого паутиной. Он медленно прошел гостиную, поднимая сапогами пыль. В редких блеклых лучах света она вихрилась и, попадая в поток сквозняка, принимала причудливые формы - Генезис видел то горбатого карлика в колпаке, то неведомо чью волосатую ногу, то ворону, лежащую кверху лапками. От тяжелого запаха плесени и тлена хотелось чихать, вонь въедалась в кожу и влажные волосы. Генезис встал на пороге столовой, словно натолкнулся на невидимую стену. Его напряженный взгляд упал на тех, кто сидел за столом. Вернее на то, что от них осталось. В нос ударил кошмарный смрад разложения. - Проклятие! – он зажал рукой рот, подавив рвотный позыв. Не сказать, что Генезис отличался особой щепетильностью, но вид родительских останков был весьма неприятен. Они сидели за столом, уставленным тарелками и бокалами, будто умерли во время трапезы. Почерневшие сухие мумии в изъеденной временем одежде. Но мерзкий сладковатый запах гниющих тел говорил о том, что сидят они здесь не больше недели. Солджер стоял в оцепенении, пытаясь сообразить, что могло быть причиной этой чудовищной реальности, как резкий звон бьющегося стекла заставил его встрепенуться. Звук донёсся явно со второго этажа и, не теряя времени Генезис со всех ног кинулся к лестнице. Возможно, кто-то остался в живых и скажет, наконец, что здесь произошло! Вбежав наверх, Рапсодос сбавил шаг. По коридору гулял сильный сквозняк, хлопала незапертая дверь. Какого Ифрита – это же дверь в его собственную комнату! Генезис осторожно двинулся вперед. Его настораживало полнейшее запустение. Пол покрыт слоем пыли: здесь давно никто не ходил. К тому же, на втором этаже царили сумерки, с каждый шагом будто сгущающиеся в жидкий липучий кисель и мешающие пройди дальше. К собственной досаде, Генезис потерял способность видеть в темноте (словно МАКО в венах вдруг перестало действовать), и это здорово нервировало и лишало его сил. Он зашел в свою комнату, в которой, казалось, каждая дощечка была родной и знакомой, но оказался в чужом доме. Глазам предстала незнакомая и нежилая комната, в которой из всей мебели была только обшарпанная грубая кровать у голой кирпичной стены. Это казалось нелепым кошмаром из его далеких детских страшилок. Генезис хотел выйти обратно в коридор, но когда сделал шаг назад, то наткнулся спиной на все ту же кирпичную стену. Он отскочил от нее как ошпаренный, продолжая пребывать в состоянии прострации и шока. Что за чертовы игры? Осторожно, словно боясь спугнуть хрупкую реальность, солджер подошел к большому и совершенному невредимому окну. Он отодвинул ветхие белые шторы. Сквозь мутное стекло слабо доносились вой ветра и шум дождя. Был поздний вечер; изредка мелькавшая вспышка молнии выхватывала из тьмы место, в котором оказался Генезис. Он припал к окну, хотя душа его рвалась вон из тела, призывая немедленно убираться из этого гиблого места. Яркий свет озарил комнату, отбрасывая на пол тени оконных рам. И Рапсодос сразу отпрянул от стекла, так как явственно различил за ним неясный чудовищный силуэт. В следующий миг там уже никого не было, словно чудовище с крыльями испарилось в какую-то долю секунды. - Чертовщина! - шепотом ругнулся Генезис на невидимого врага, но тишина не отвечала ему. И тут раздался легкий скрип петель. Дверь медленно отворилась, подчиняясь то ли сквозняку, то ли чьей-то руке. Из черноты проема донесся легкий, бередящий без того напряженные нервы, шелест. Генезис, как ни всматривался, не смог ничего разглядеть. Очередная короткая вспышка выхватила из черной пелены высокий силуэт чудовища с гигантскими крыльями. Генезиса оглушил пронзительный крик этого существа. Одно мгновение, и старое оконное стекло разлетелось на мелкие осколки. Взмыли под сильнейшим порывом ветра белые, изъеденные временем шторы. Генезиса, будто мальчишку, подняло в воздух и швырнуло на пол к подножию кровати. Впервые за много лет ему стало жутко. Солджер первого класса, гроза Вутая, который словно играючи расправлялся с лучшими из врагов, сейчас едва смог поднять голову. Перед глазами всё плыло, казалось ненастоящим. В разбитое окно светила полная луна, Генезис чувствовал боль и холод. И странное ощущение такой слабости, что даже пошевелить рукой стоило ему больших усилий. Тишина, проклятая тишина лишала юного солджера остатков самообладания. А состояние полнейшего бессилия наполняло его таким отчаянием, какое бывает разве что у обреченного на смерть. - Генезис, - голос из тьмы заставил его затаить дыхание. В непроглядной черноте тихо скрипнули половицы. Ближе. Еще ближе. Раздался знакомый шорох, и из тьмы полетели перья. Их становилось больше и больше, они облепляли его, наполняли комнату. Рапсодос не мог двинуться с места, поднять руки, чтобы убрать проклятые перья хотя бы с лица… Он яростно мотал головой, выплевывал их, стряхивал с глаз, но замер, едва увидел выступивший из сумрака знакомый силуэт. Все утихло, подчинившись воле этого существа, чьи огромные крылья скрывали высокое женское тело. Лица же не было видно вовсе. Она приблизилась к заваленному перьями солджеру, беспомощно растянувшемуся у подножия деревянной кровати, медленно склонилась, заслоняя свет крыльями. У рыжего волосы зашевелились на голове, когда к нему потянулись тонкие руки с длинными кривыми пальцами. Но он по-прежнему не мог двинуться с места, как ни пытался. Генезис взвыл от боли, когда острые когти впились в плечи, проткнув плотную кожу плаща. - Генезис! – существо с силой тряхнуло его, заставляя открыть глаза. Он так и замер, не в силах даже дышать. Почему он слышит голос Анджила?! Рапсодос пристально всматривался в провалы глаз склоненного к нему чудовища, и чувствовал, как по лбу и вискам течёт липкий холодный пот. - Анджил, - простонал Генезис, - Анджил! – он попытался вырваться, прилагая все мыслимые и немыслимые усилия, но руки не отпускали его. Они лишь сильнее сжали беспощадно ноющие плечи, и Генезис почувствовал, что ему не хватает воздуха. Едва на лицо крылатого монстра упал свет луны, Генезис вскрикнул и рванулся назад. - Анджил! Нет!.. Это не ты! Монстр... – сипел солджер, корчась в стальной хватке тонких рук. Хьюли мрачно улыбнулся, глаза его светились МАКО. - Ошибаешься, дитя, это не я монстр, – металлический голос сковывал волю, слова едва пробивались вглубь угасающего сознания. - Это ты чудовище, Генезис! Боль стала невыносимой, когти впивались в мышцы, разрывая их. Генезис кричал что есть мочи, но из горла вырывался только слабый стон и хрип. Он задыхался, хватал ртом воздух... - Генезис! – звал его знакомый голос. - проснись, ты меня слышишь!? - Нет, отпусти... - хрипел Рапсодос, вяло пытаясь вырваться. – Я не чудовище! - Да открой ты глаза, проснись! – кто-то сильно тряс его за плечи. – Генезис!!! Рапсодос вскрикнул и подался назад, едва открыл глаза. Но лицо Анджила, склонившегося к нему, было вполне живым и настоящим. Генезис выдохнул и стряхнул пух и перья с волос. Вся кровать, собственно, как и сам солджер, была засыпана перьями. Как оказалось, они вывалились из разорванной подушки. - Просыпайся скорее, дружище! – торопил его Анджил. С чего вдруг такая суета? - Что случилось? – прокашлявшись, спросил Рапсодос. Говорил он тихо: в горле страшно першило, да и недавний кошмар давал о себе знать. Но постепенно Генезис пришел в себя. - Это я у тебя хотел бы спросить, какого хрена твоя палатка похожа на курятник, - Анджил зашуршал какими-то документами. – Но есть проблема посерьезнее, так что у тебя пять минут, чтобы собраться! Судя по сумрачному и озабоченному выражению лица Хьюли, намечалось что-то серьезное и весьма неприятное. Генезис даже позабыл про боль в плечах. - Анджил, может, просветишь меня, в чем дело? – раздраженно поинтересовался Генезис, надевая форму. Едва брезжит рассвет, они только пять часов назад вернулись с операции, на которую было потрачено больше трех суток. - Через полчаса здесь будет наше боевое начальство и глава департамента вооружений собственной персоной. - Скарлетт?! – рыжего так и передернуло. Анджил лишь кивнул и вручил ошарашенному другу бумаги. - Вот, ознакомься. Через пятнадцать минут начнутся строевые сборы – весь лагерь готовится к прибытию генерала и командования. Приведи в порядок свою палатку и бегом в штаб. И, Генезис, - Анджил был серьезен до отчужденности; таким его Генезис видел всего третий раз за все время, что знал, - Никаких выходок с главой департамента вооружений! Генезис тихо фыркнул, убирая упавшую на глаза челку. - Можно подумать. - Зная тебя – можно, – Анджил едва заметно улыбнулся, глядя в почти обиженное лицо друга детства. Ничто не изменило порывистой натуры Генезиса за прошедшие годы: ни муштра, ни время, проведенное в казармах, ни бои в Вутае. Он всегда стремился быть лучше всех, с детства мечтал стать героем. Однако это не мешало Рапсодосу время от времени нарушать устав и субординацию. - Я не могу на нее смотреть без отвращения, о каких выходках может быть речь? – Генезис откровенно негодовал. Анджил ничего не ответил, лишь пожал плечами, выходя из палатки. Полог упал, и расстроенный солджер остался в одиночестве. Второй месяц в этих местах сказывался на настроении кандидата в первый класс не самым лучшим образом. С каким воодушевлением они прибыли сюда, готовые к подвигам и победам! Но в первую же неделю иллюзии растаяли, как утренний туман. Ничего, кроме вутайских джунглей и болот, докладов, утомительных и скучных операций, докладов, вылазок на вражескую территорию, докладов! Только один раз, во время штурма Храмовой Башни, Генезис ощутил себя настоящим героем – он лез в самую гущу сражения, бился плечом к плечу с Анджилом и Сефиротом, ликовал! Бой был жестоким, противники достаточно сильными, чтобы не дать заскучать. А дальше – вновь заурядные мелкие задания и написание бесконечных отчетов. Генезиса раздражала эта бумажная возня, его доклады были не самыми лучшими, но он пришел сюда за славой героя, а не за тем, чтобы строчить Лазарду треклятые бумажки! А теперь еще и эти тыловые крысы вздумали проверять их военный лагерь... Какого дьявола тут забыла Скарлетт, Генезис не понимал, и это раздражало его еще больше. Чего ему не хватало, так только выпадов со стороны этой стервы! Генезис вышел из своей палатки, поправляя красный кожаный плащ. Он не спеша направился к штабу, словно не замечая творящей вокруг суеты: все носились, готовя лагерь к прибытию Хайдеггера. Один второклассник так спешил куда-то, что впопыхах впечатался в спину рыжего. - Смотри, куда идешь, второй класс! – бросил Генезис через плечо, презрительно глянув на растерявшегося парня. – Тоже мне, элита армии. Никакой дисциплины. Утренний воздух отчётливо вонял тиной и гнилью: вокруг лагеря были сплошные болота. Туман, гнус, злющие москиты с жалом в добрую иголку, замшелые коряги, протухшая цвёлая вода, непролазные джунгли - вот вам и прекрасный Вутай, мать его! Хорошо ещё, что начальство распорядилось соорудить лагерь на широком холме, чтобы иметь хотя бы мало-мальский обзор и относительно сухую землю под ногами. А так - живут чёрт знает где, кругом одни леса да звери, до ближайшей деревни целый день топать! Кожа зудела от укусов, от прели щипало в носу, волосы отяжелели от влаги. Генезису стало не по себе, когда он машинально стряхнул пару капель с непослушной челки: все как во сне, только реальность кишит людьми. Чертова духота страшно раздражала Рапсодоса-младшего — ему, всегда тщательно следящему за собой, приходилось терпеть вонь, грязь и лишь обтираться влажным полотенцем с обеззараживающими растворами: ржавой болотной водой нельзя было мыть даже сапоги. Генезис давно мечтал о том дне, когда их наконец отправят в отпуск. Когда он сможет нормально помыться и привести себя в порядок. Когда они вновь будут блистать в обществе, а не прозябать в глухих вутайских джунглях. Ведь они герои. Герои этой глупой войны, которую так бездарно вел Хайдеггер.