Покурим?

Ржавый оттирал с железной трубки тренажера надпись «Ржавый лох», пока автор надписи, Башка, искоса поглядывая на его старания, хмурился, скрестив руки на груди. Бросив попытки отмыть перманентный маркер влажной салфеткой, Ржавый обернулся к приятелю и, на ходу доставая из кармана пачку сигарет, спросил: — Ну, покурим, что ли? — Да я ж говорил: я теперь курю только после секса! — неожиданно агрессивно огрызнулся Башка, пряча взгляд. — А… бросил, что ли? — Ржавый захохотал, довольный шуткой, и Башка с локтя двинул ему в живот. Впрочем, не сильно, скорее показательно. Откашлявшийся Ржавый продолжил смеяться, а потом, когда смех сошел на нет, поймал горящий возмущением взгляд Башки. — Пока — да, — процедил тот, и с губ Ржавого сорвался еще один предательский смешок. А потом Башка встал и, сунув руки в карманы, начал удаляться. Ржавый, оставив после себя мятую салфетку на земле и жирный намек, нанесенный на металл, поскакал за ним. Новые кроссовки, купленные самостоятельно, жали, и, изображая гопника, Ржавый боролся против всего сразу, начиная от дискомфорта внешнего облика, заканчивая смертным боем с навязанным мировоззрением: иногда и аристократам хочется поиграть в простых смертных… Дома ждали прислуга, фортепиано и репетитор французского, а его уличная тайна убегал от него по дворам и уже вторую неделю что-то очень хотел, но не решался сказать. Ржавый, с детства знакомый с полутонами, прекрасно понимал что именно. Но аристократическое воспитание нанесло свой отпечаток: любая вещь имела свою цену. И если Башка хочет многое получить, он должен многое дать взамен. Уличная магия привела их кругами дворов на то же самое место через пятнадцать минут. Башка облокотился на турникет, скрестив руки на груди. Ржавый, здорово намяв ноги, с раздражением и облегчением остановился тоже. — Что ты за мной бегаешь? — неожиданно спросил Башка, и Ржавый растерялся. С его точки зрения все было совсем наоборот. Хотя сейчас он и правда бегал, но просто, чтобы догнать и потребовать… объяснения, разговора, внимания. Оправив кепку на медно-рыжих волосах, Ржавый вдруг понял, что пока что, и в самом деле, больше усердия к разрешению ситуации оказывает он сам. Это возвело раздражение в абсолют. — А чего ты убегаешь? — взревел он и таки достал пачку сигарет. — Тебе не предлагаю, нафиг иди. Хотел сказать чего покрепче, да воспитание не дало. А мог бы и по-французски. Ржавый заткнул себе рот сигаретой и глубоко затянулся. Башка зыркнул на него из-под кепки мрачно и снова отвернулся. — Хочу и убегаю, — буркнул он и поправился. — И вообще, не убегаю, а ухожу. Может, мне надоело с тобой постоянно зависать. И вообще! — Башка расцепил руки и вцепился в турникет, словно ища в нем поддержку. — Я, может, девушку нашел! — и глупо добавил, не успев вовремя остановиться. — Она гораздо лучше тебя. Твоей компании. Вот. Ржавый молча продолжал курить, смотря на плюющегося ядом друга. Щеки Башки вспыхнули яростным румянцем. Он поджал губы, осознав, насколько откровенно все сказанное выразило истинные переживания. Ржавый потушил бычок о букву «о», ставя на намеке точку. — А я курю перед сексом, — вернулся к первоначальной диалоговой клоунаде Ржавый. И ухмыльнулся. Башка стиснул кулаки и прошипел: — Иди нахер! Он, в отличие, от Ржавого никогда не ограничивал себя в стиле речи. Ржавый тихо хохотнул. — Сам иди, — передразнил он, и Башку кроссовки опять метнули куда-то в сторону, как занесенный на вираже автомобиль. Ржавый поймал Башку за руку. Тот выдернул запястье. — А если бы я был девчонкой, переспал бы со мной? — поддразнил Ржавый, и Башка окончательно сдал позиции, отдавая власть румянцу. Щеки его запылали ярче, шея, не скрытая воротом расстегнутой синей куртки, тоже пошла алыми пятнами. Когда Башка затевал этот разговор неделю назад, он наивно считал, что это просто пришедшая на ум фантазия, которая ничуть не скрывает личный интерес. Ржавый же понял все еще тогда. Они смотрели друг на друга, и во взгляде Башки было так много чувств, что Ржавый не выдержал. Взял друга за плечо и потащил в сторону выхода со двора. — Куда ты погнал? — рыкнул Башка. Тон его был смущенным, но в нем уже снова проскальзывали властность и «быковатость». Впрочем, нарочитая. Порой, при личном общении, Ржавый подлавливал друга на усталых интонациях, вкупе с познаниями в специфических для уличного парня вещах, подсказывающих, что и у него была какая-то тайна. — Курить хочу, пиздец, — ласково подсказал Ржавый, и Башка вскинулся, впервые поймав его на столь вульгарном стиле. — Да и ты тоже, как я понял. Пошли уже покурим?..