Рождественское безумие

Погода на улице ужасна, Но огонь в камине так восхитителен! И так как нам некуда пойти, Пусть идет снег, пусть идет снег, пусть идет снег! Let It Snow, Frank Sinatra.

Том       Реддл просыпается раньше заведенного будильника. Железная кровать с пружинами издает скрип, когда он потягивается лежа на спине, второй скрип раздается, когда он с рывком садится.       Том арендовал для себя маленькую квартиру под крышей старого дома в пешей доступности от лавки «Боргин и Беркс» пару лет назад. Мог бы снять жилье и лучше на отцовское наследство, но тогда бы это привлекло больше внимания. А внимания ему сейчас хочется меньше всего.       Чуть позже, когда он будет готов, тогда весь мир узнает о нем. Сейчас же Реддлу нужно время собрать силы.       Он, как маггл, чертыхается, когда обнаруживает, что с водопроводом опять проблемы. Дурацкие привычки со времен детского дома, которые иногда вырываются наружу. Наколдовывает себе воды в тазик, чтобы трижды умыться перед утренней зарядкой. Веря, что сильная магия может быть только в сильном теле, он никогда не пропускает ежедневные тренировки.       А потом, приняв ледяной душ из ведра, надевает на ещё мокрое тело привычную белую рубашку и, не застегнув её на верхние пуговицы, поправляет свои волосы перед зеркалом.       Из серебряной поверхности на него смотрят темные глаза. Этой темноты не было в них до первого убийства, до него он был больше похож на своего покойного отца, был куда милее. Убийства потихоньку превращали его в монстра. Но он всё равно что любовался новым человеком, смотрящим на него из зеркала.       Раньше Том думал, что красота в том, чтобы с первого взгляда люди к тебе тянулись, теперь же ему казалось, что истинная красота восхищает глаз, но пугает и не дает подойти ближе. И он владел этой красотой в полной мере. Он пугал и завораживал одновременно.       Реддл ловко орудует станком, бреясь, мог бы сделать это с помощью магии, но видит особое волшебство в том, как лезвие скользит по его бледной коже, опасно приближаясь к сосудам, выступающим на шее, добиваясь идеальной гладкости.       Жарит стейк на сковороде, не доводя его до полной готовности, выкладывает на тарелку с холодной картошкой, заваривает крепкий кофе. И быстро завтракает.       Его прерывает сова, стучащая в окно клювом. Не ждавший пернатого гостя, Том плетётся к окну, чтобы открыть форточку. Маленькая коробочка в лапах птицы, судя по записке, предназначается для его девушки. И Реддл усмехается в голос, читая слова благодарности адресованные несуществующей женщине. На маленьком, надушенном листке пергамента миссис Малфой изливает душу, сообщая о том, что невероятно рада получить подарок с синими сапфирами, что с радостью познакомится с девушкой и надеется, что они подружатся, найдя общий язык на фоне общих сложностей с мужчинами.       Том возвращается за стол к стейку из которого сочится сок мяса перемешанный с кровью. Но не успевает вонзить зубцы вилки в мясо, как кто-то снова стучит в окно.       В этот раз чёрный филин, принадлежащий Абраксасу, принёс письмо, в котором Малфой уверял, что сделал всё возможное, чтобы убедить Изабель в том, что Том одинок и не нужно отправлять подарок в ответ. Но его жена наотрез отказалась верить, что Реддл сам смог выбрать то, что так её порадовало.       На этот раз Том откровенно заливается смехом. И ловит себя на мысли, что есть всё же что-то приятное в том, чтобы иногда удивлять людей своими подарками. Другой вопрос, что удивлять хочется кого-то особенного.       Он открывает коробочку от Изабель, пару секунд разглядывает причудливые серьги с рубинами, удивляясь, как человек в здравом уме и доброй памяти может отдать предпочтение красному камню. Его женщина бы точно такие не надела.       И всё же, поднимаясь из-за стола, чтобы вернуться к планам на день, Том кладёт коробочку в карман брюк, а не выкидывает в мусорку.       Он накидывает походную мантию, решительно приближаясь к выходу из квартиры, собираясь отправиться по делам и вернуть себе давно потерянный по вине нерасторопной матери медальон Салазара.       Но замирает в дверях. Немного подумав, Том оставляет походную мантию на крючке и меняет тяжелые ботинки на тапочки.       Для него всё ещё ничего не стоит убить человека перед Рождеством, чтобы забрать то, что принадлежит ему по праву рождения, но настроения на это сегодня нет.       Он усаживается за стол, разложив вокруг себя бумаги, открывает несколько книг, и долго что-то чертит, пачкая пальцы карандашом, потом пишет убористым почерком, больше царапая бумагу.       Отстраняется, долго смотря на всё то, что сделал.       Комкает бумагу и начинает сначала.       Идеи не идут. Том держится за голову, стараясь собрать мысли в кулак. Он хотел поработать, он хотел скорректировать свои планы. Но не может связать ни строчки. Словно вдохновения нет, как будто важный пазл его собственного механизма бесследно потерян. А без него захват волшебного мира невозможен.       Так же неожиданно, как сел за стол, он встает, будто поддается неведомой силе, идет в прихожую, натягивает на себя парадную мантию. Том натыкается взглядом на кольцо Марволо, лежащее на полке, уже успевшее стать крестражем, но не успевшее отправиться в безопасное место, и, трансформировав его в обычный перстень с изумрудом, надевает на палец.       Сегодня он просто прогуляется по городу, никуда не спеша. И если не придумает вариант лучше, придет вечером к Малфоям. Или вернется сюда, чтобы встретить Рождество в одиночестве, что в целом его совершенно не смущает.       Украшенный к Рождеству Лондон встречает Реддла с распростертыми объятиями. Он бредет мимо украшенных к празднику кофеен, мимо групп подростков, приехавших на каникулы из школ, громко смеющихся и играющих в снежки детей. И всюду видит держащихся за руки людей, под конец широкой улицы устав морщиться от их вида, он начинает смотреть на пары равнодушно.       Это ведь только их проблема, не его, что они достаточно глупы, чтобы связать себя с кем-то.       Для Тома противна сама мысль, связать себя с кем-то отношениями, ведь это значит подстраиваться под другого, жертвовать своими интересами. И в итоге всё равно собирать своё разбитое сердце или придумывать, как незаметно гулять налево. Хуже, если союз людей заканчивается детьми. Такими же несчастными, как их родители.       Реддл невольно вспоминают уютную домашнюю картину, увиденную в мыслях Абраксаса, и пузатую Изабель с наследником благородного рода внутри. И самое главное счастье, которое растекается по телу Малфоя, когда он вспоминает эти вечера. Том дергает плечами, отгоняя образы. У него свой путь и другая жизнь.       — Слышал, в пабе Фатум сегодня грандиозный праздник? — Том оборачивается на голос, но не находит рядом людей, кто мог бы это произнести. Может показалось?       В конце концов, кто додумается называть паб «Судьбой» на латыни. Он проходит ещё пару домов вперед, прежде, чем снова остановиться в удивлении.       — Точно тебе говорю, нужно идти в Фатум, если нигде не ждут, — Том качает головой, глупости, его ведь ждут. Вот Малфой ждет, это не для него.       И окончательное сбивается с толку, когда на знакомой улочке, недалеко от лавки, где он работает, натыкается на вывеску паба «Фатум». Часы на площади громко оповещают людей, что наступило шесть вечера.       Реддл старается уйти как можно дальше от этого места, хочет затеряться в толпе, постепенно рассеивающейся по своим домам. И обнаруживает себя одиноко сидящим на скамейке в центре Косого переулка.       Мысль о доме семьи Малфой вгоняет его в ужас, мысль о том, чтобы вернуться к себе в квартиру, еще больше сбивает с толку. И Том, как завороженный бредет к пабу, надеясь, что прохожий, разглядеть которого он не успел, не соврал. И в Фатуме действительно ждут всех, кого больше никто и нигде не ждет.       Он с силой открывает дверь, заходя во внутрь. Нос улавливает аромат сливочного пива с корицей, в углу рождественские мелодии играют зачарованные инструменты. Но в помещении ни души, даже бармена нет на месте, хотя везде горит свет, а на барной стойке стоит недавно налитая кружка пива.       Том взмахивает палочкой, проверяя, не опасно ли помещение. И не обнаружив ничего, что могло бы заставить его насторожиться, садится за свободный столик. В конце концов, тишина это всегда лучше, чем шумная компания, а в свою квартиру он всегда успеет трансгрессировать.       К моменту, когда часы пробьют полночь, он хочет набросать план будущей войны. Гермиона       Грейнджер просыпается по будильнику, с трудом заставляя себя открыть глаза после бессонной ночи с книгой в руках. Виновница её синяков под глазами продолжает лежать рядом с подушкой, пока девушка потягивается, опускает босые ноги на пушистый коврик у кровати и идет в ванную, чтобы умыться. Гермиона быстро принимает душ, высушивает и укладывает волосы, а потом, завернувшись в теплый халат, идет на кухню, чтобы сварить кофе. И на несколько секунд зависает перед холодильником, решая, чтобы съесть на завтрак. В итоге с помощью магии нарезает себе салат с прошутто, но, не наевшись, находит в холодильнике вчерашние котлеты и съедает их не отходя, и даже не закрывая дверцы, из-за чего в квартире раздается мерзкий писк. Гермиона ругает себя за неправильное питание. Джинни бы точно отчитала её за такой завтрак, ведь правильная женщина не будет есть мясо утром.       Но сейчас не время думать, что скажет Джинни. Грейнджер, вооружившись пакетом апельсинового сока отправляется в гардеробную, чтобы найти свитер с оленями. Если весь город погружен в рождественское безумие, что ж, она не станет исключением.       Гермиона выходит из дома через час, не забыв выпить оборотное зелье, чтобы остаться неузнанной. И первым делом идет в совятню, чтобы отправить подарки в разные концы Англии и родителям в Австралию. Получив подтверждение, что всё будет доставлено ровно в срок, то есть сегодня вечером, она выдыхает, решив, что сделала всё, что от неё требовали, и теперь может спокойно заняться собой.       Для начала Грейнджер прогуливается по Косому переулку, наблюдая, как снуют туда сюда женщины и мужчины, заканчивая последние приготовления к празднику. Дети играют в снежки или бегают вокруг праздничной елки.       На миг ей кажется, что она видит их с Гарри и Роном маленькими около ёлки, и эти образы ей не хочется прогонять из своей головы. В школьные годы она любила этот праздник, не сразу Рождественское время стало для нее массовым схождением с ума, сначала она боролась, как могла, стараясь быть веселой Гермионой в праздничном костюме, приходящей в гости с тарелкой подгоревшего печенья. Потом печенье сменилось на покупной пирог, а потом, в этот самый год, ей и вовсе не захотелось приходить.       «Рождество — это семейный праздник, — любил повторять Рон, а потом добавлял, — ты, Грейнджер, часть нашей семьи и для тебя всегда есть место за столом.»       Но вот Уизли и Гарри загадывают желание и радостно вскрывают подарки, а Гермионе хочется повеситься или оказаться в кабинете, спрятанной за годовым отчетом. Какой толк загадывать желание, если чуда нет? А Рождество придумал ушлый маггл, чтобы заработать на праздничной суматохе?       Кажется, с окончанием войны в ней умерло что-то важное. Но сегодня, первый раз за послевоенные годы, внутри было ощущение, что всё можно исправить, а не уходить глубже на дно.       Гермиона занимает столик в кафе около окна и заказывает горячий глинтвейн. Официантка приносит напиток спустя пять минут, мило улыбаясь, ставит белую чашку в снежинках на стол.       — Мисс, у нас проходит акция, мы наряжаем елку и предлагаем посетителям написать на шариках, чтобы они хотели получить на Рождество, свое заветное желание. Не хотите поучаствовать? — Грейнджер хочет было сказать, что ей это совершенно не интересно, но осекается, решив не обижать девушку накануне праздника.       — Да, конечно. Вы принесете шарик или я могу сама выбрать с елки? — она старается быть максимально дружелюбной, и гриффиндорцы умеют засовывать свои эмоции куда подальше, чтобы не расстраивать окружающих.       — Я принесу, чтобы вам не вставать, какой цвет предпочитаете?       — Красный, — без колебаний отвечает Гермиона, будь она без оборотного зелья, девушка бы вряд ли стала спрашивать цвет и принесла бы золотой… Вы ведь из золотого трио!       А ещё через пару минут Грейнджер выводит на шарике название вчерашней книги с древними заклинаниями и обрядами магов из Перу на оригинальном языке кечуа. Пока она вешает шарик на елку, краем глаза рассматривает другие желания.       «Новая метла», «Мешок сладостей», «Парадная мантия от мадам Малкин», «Серьги», «Квартира». Гермиона уже не стесняясь перебирает шарики, увлекаясь чтением. Она может позволить себе выполнить любое из них, щедрая зарплата начальника отдела и сбережения позволяют ей это. Но не один из шариков не трогает девушку за живое.       — Интересно, есть ли в мире человек, который может мечтать о той же книге, что и я? — одними губами шепчет Гермиона. — Ни за что не отпущу такого из своей жизни, кем бы он ни был.       — Вы что-то сказали, мисс? — рядом возникает официантка.       — Хорошая идея с елкой, очень мило, — выпрямляется Гермиона и возвращается за свой столик, чтобы допить глинтвейн. А потом делает еще один, последний, глоток оборотного, продлевая свое нахождение в центре магического Лондона.       Ближе к шести часам вечера она забегает в книжный магазин, обещая себе, что это будет последняя остановка перед возвращением домой. И зависает перед полкой с литературой по зельеварению. Время пролетает незаметно, продавцы не торопят и подходят к ней только ближе к восьми, напоминая, что им пора закрываться.       Когда Гермиона выходит на улицу, действие оборотного зелья уже закончено и ей приходится натянуть капюшон, чтобы не так часто оглядываться, боясь быть узнанной. И всё же она решает пойти домой пешком, не трансгрессируя, как будто какая-то неведомая сила не дает ей исчезнуть. Хотя это было куда логичнее, чтобы не подвергать себя опасности с кем-нибудь встретиться. С другой стороны, все уже должны быть на подходе к Норе.       Но судьба оказывается не на стороне Гермионы. За пару кварталов до дома, где она нашла временное пристанище, сняв квартиру под крышей, ей это показалось очень романтичным, она почти нос к носу сталкивается с Джорджем и Роном. Последний, увидев подругу, моментально тормозит, разворачивая брата спиной к девушке.       — Мы не забыли закрыть дверь? — первое, что приходит в голову Рону.       — Нет, что с тобой? Ты же сам лично поворачивал ключ, — удивляется Джордж. — Идем, нам надо успеть за Анджелиной!       Рон выигрывает от силы пару секунд, чтобы Гермиона могла избежать расспросов, но ей хватает этого времени, она быстро оглядывается по сторонам, и увидев рядом с собой дверь неизвестного ей ранее паба, толкает её, заходя во внутрь.       Помещение не кажется ей даже близко знакомым, хотя она готова поклясться, что была во всех заведениях Косого переулка, было сложно этого не сделать, с её-то нелюбовью готовить дома. Это место она бы точно запомнила. Интерьер будто обустраивали в пятидесятых, а потом время застыло.       Паб пустой, но ощущения пустоты в нем нет. Инструменты в углу играют рождественские песни, приглушенно горят лампы, заливая помещение теплым светом, пахнет сливочным пивом с корицей. Гермиона ловит себя на мысли, что хочет здесь задержаться, до конца не понимая, с чем это связано. Проходит вглубь, и наконец замечает одиноко сидящего мужчину за барной стойкой в центре.       — Эээ, счастливого Рождества! — неуверенно начинает она, пытаясь привлечь его внимание.       Том поворачивается на звук, равнодушно смеряя взглядом женщину, бормочет себе под нос проклятия, что счастливое Рождество и здесь его достало, но всё же кивает, обозначая, что слышит её.       — Вы не знаете, паб работает? — продолжает Грейнджер, с опаской подходя ближе, оглядываясь, в поисках людей.       — Думаю, нет, — грубо бросает Том. — Вы, конечно, можете попробовать подождать бармена, но лично я ухожу отсюда.       Он на ходу застегивает мантию, приближаясь к двери, едва не задев Гермиону плечом, и дергает за дверную ручку.