Часть 1
18 декабря 2019 г. в 15:39
Когда все общажные едут на выходные по семьям, потому что государство расщедрилось на праздник воскресный, Кастиэль из пижамы впрыгивает в выходное и обувь и прямой наводкой двигает на Антерос.
Десять минут пешком от неприметного дома структурой в коробку квартир до уника, но фанатки думают, что стерегут его из вращающейся стеклянной двери местного «люкса», за ограждением из красного бархата.
Коробка квартир стережет Кастиэлеву жизнь, целостность и девственность.
Кастиэль поднимается по едва ли не втертой в пол его тяжелыми рокерскими сапогами тропинке до четвертого этажа, на перилах которого словно виден отпечаток всех его десяти пальцев.
Кастиэль смотрит на дверцу, идентичную ряду вправо и ряду влево — все были близнецами, как армия китайцев, за исключением номерной нашивки, — и едва стучит костяшками пальцев, но вторая его ладонь уже ставит дверную ручку в открытую позицию.
Кастиэль слишком многого боится, переступая линию между коридорным гранитом и комнатным паркетом — того, что если дернется позже положенного, то больше не найдет глазами осмысленный олений взгляд. Достаточно и болезного, лишь бы живого.
В день энный он с утра хочет повеселиться, заваливается в «Cozy Bear», едва прошло полчаса с открытия, и ловит Хиру, сползающую вниз по витрине. Юн счастливо выпархивает из кухни приветствовать нового клиента и замирает. Кастиэль смотрит на него страшными глазами, в мыслях материт оборотами, вслух шипит и дергает подбородком ему за спину — задержи главную, недоумок.
Юн летит назад, как с волшебного пинка, а Кас тащит Хиру в туалет — ему слишком легко, какого черта — и, когда уже наклоняет ее над умывальником, она приходит в себя. От воды глаза краснеют еще больше, под слипшимися ресницами синяки в полрожи чернеют, как космос из документалок — не тот, который переливается скоплениями звезд, а глухой и бессветный, как абсолют отчаяния.
Кастиэль помогает ей замазать следы бессонных ночей тоналкой, рычит, как только Хиру начинает лопотать, что солнце ударило в голову, она всегда не любила жару, бла-бла-бла. Если солнце способно ударить в плюс восемь по Цельсию сквозь облачное небо, то Кас лобызался с торчком-старостой в подворотне.
Всё хорошо, — обещает Хиру и освобождается из хватки, качая головой на все «иди блять отдыхать». У неё сегодня Клеманс бдит, сегодня Юн уходит пораньше, сегодня надо подменить, подсобить, подпомочь. Кастиэль сидит еще какое-то время, слушает Кэти Перри из радиоприемника, следит орлиным прищуром и понимает, что закончит в студии раньше. Сегодня и еще неделю точно.
Через два дня он смотрит на Хиру, которая глушит всхлипы адски громкой «Зимой» Вивальди и пытается нахлебаться успокоительными, пока не пришла соседка. Вместо этого ее руки трясутся как в треморе, половина пузырька раздроблена по столу и шипит в воде, расплесканной из-за бешенного цокота зубов по кружке. Кастиэль помогает ей всё собрать и «не замечает», как она трет глаза рукавами, словно это поможет.
Всё хорошо, — клянется она и держит его цепко. Отпустит — упадет в истерику скрипичных нот.
Кастиэль клянется, что поверил, сидит у кровати, пока не подействует снотворное, и на выходе из общаги вызванивает Алекси, чудом откопав его номер из старой школьной беседы в WhatsApp, — дать новый пузырек таблеток в руки и наставление не спускать с Хиру глаз в голову, звонить сразу, если вдруг что. Линия губ Алекси западает в параболу минус икс квадрат — он знает, что такое «если вдруг что».
Через неделю Кастиэль плюется матами сквозь зубы, потому что Юн держит его за локоть и сует нос куда не надо — мол, что не так, мол, Хиру не может выстоять и половину смены, мол, ее скулы как у Малефисенты, мол, я выпросил ей больничный. Кас злой и едва не сносит узкоглазому башку гитарой, потому что «дебил отпусти», и бежит в торговый район, стирая асфальт о подошвы.
Едва задребезжали колокольцы у двери, Лей показывает взглядом на кладовку. Алекси орал в трубку, что поблизости нет места спокойнее, и Кас, влетев туда, крутит у виска пальцем. Алекси хороший, но иногда ему надо напоминать, что тащить Хиру в магазин, которым владеет брат её бывшего — хуевая затея.
Кас убирает гитару в угол и садится на колени, и накрывает руки Хиру своими, поглаживает осторожно, чтобы она расслабила пальцы и прекратила драть виски ногтями. Удержать сложно — её колотит, как скрим-гитариста на сцене, а глаза сухие и звенящие от пустоты. Алекси сбивчиво тараторит, что они шли развеяться, что переходили дорогу, что вылетела Тойота, что еще секунда — и Хиру собирали бы по косточкам в приемном отделении.
Всё хорошо, — хрипит она сквозь горловой спазм. В её наушниках стучит бетховенова судьба — глушит писк тормозов и трение шин, — и Кастиэль взваливает Хиру на себя. Она видит перед собой два заключения о смерти из-за ДТП, а еще не понимает, о чем ей страдать — о том, что Алекс успел её оттащить, или о том, что она не отскочила сама. Хотя могла.
У ворот Антероса Кастиэль шепчет Алексу, чтобы даже не вздумал оставлять ее одну.
Сейчас, через день после, Кас раздолбан в хламину после концерта, Хиру распята по кровати и выглядит не лучше. Ей не хватило ни сил, ни желания убрать подальше всю еду, которую ей подбрасывал Алекси (в нетронутой пищевой пленке, как же по-другому). Из вас херовая наседка, Алексей, мы вам больше не позвоним.
— Вставай, — Кастиэль не ждет, когда она поднимется, и поднимает сам за плечо, морщась от того, что в ямках ключиц можно хранить Атлантический океан. На вопрос «зачем» он морщится сильнее, кидает в распухшее лицо рандомными тряпками из черной половины шкафа и очень сердито засекает пять минут.
На самом деле холодеет — вопрос был из разряда «в чем смысл вообще» и пустил по позвоночнику мурашки.
Кас тащит несуразное чудо под локоть и за талию по продуманному маршруту с минимальным шансом напороться на еще одну Тойоту, запихивает Хиру в квартирный блок и в ту самую квартиру, что хранит его спокойный сон за отдельную плату арендатору.
Чудо застывает посреди однушки и так долго пялится в комод, из которого Кастиэль взял зажигалку и три самокрутки, что кажется — не понимает. Тогда Кас просто тянет её на кровать и придавливает собой — аккуратно, чтобы не переломать косточки ломкие, как сушеные цветы.
— Что ты делаешь, — шепчет она с надрывом, пока он на раз-два утихомиривает её сопротивление и силой сует самокрутку меж белых, как бумага, губ.
— Пытаюсь сделать что-нибудь, чтобы не хоронить тебя тоже. Лежи блять смирно!
Тихо, — рычит Кас и искрит зажигалкой.
Тяни, — Кас чувствует ладонью на шее, как Хиру давится горячим горьким дымом, но заставляет держать его внутри, пока легкие не превратятся в туманный Альбион.
Вот так, — Кас слезает с неё после второй затяжки и спокойно докуривает, пока Хиру скручивает кашель. Её отпускает, пока он шлепает босиком к колонкам и выкручивает на максимум инди-гитару. Её плавит в воск вторая порция, и Кас растягивается на кровати звездой, вместе с ней залипая на потолок, подернутый молочной дымкой.
Если бы не едкий запах жженой травы, можно было бы представить турпоход по лесам Орегона. Кастиэль с детства трепетно мечтал побороть живого берибала, например. Но они слишком долго молчали — ну, даже марихуана неспособна превратить реальность в сказку
— Ты же понимаешь, что это ничего не изменит.
— Я понимаю, что сейчас ты не убиваешь последние нервы.
Хиру расфокусированно высматривает в потолке созвездия (в затылке щелкает, что она скорее высматривает что угодно, но не Кастиэля), а Касу легче, что при этом ей поебать на Млечный Путь, все формы жизни, его населяющие, и подвыподверты (не)удачи, в нем подстерегающие.
— А я не понимаю, зачем делаю что-либо. Зачем живу. Я одна и бесполезна как ячейка общества.
— У тебя есть мы. И ты нужна мне.
Она поворачивает голову лениво, не шевелит и пальцем, чтобы убрать волосы с лица и смотрит зрачками как солнечное затмение с тонкой фиолетовой каймой радужки. Кастиэль не видит, верит она или нет, он видит дни календарей, сгнившие в мусорном ведре.
В годовщину смерти «матери» и «отца» Хиру не может попасть в Кансай. Может только надеяться, что за ними присматривают.
— Я сделаю всё, чтобы вытащить тебя из этого дерьма.
Кас смотрит на галактики синяков, рассыпавшиеся по её коже от его крепкой хватки, и накрывает их пальцами след к следу, стирает с карты бытия. Хиру утыкается лбом в его плечо и её передергивает, будто в их Орегоне может быть холодно.
Кас гладит призрачный продольный шрам на её запястье и берет ладонь в свою.
Всё хорошо, — горячечно уверяет Кас Хиру куда-то в затылок.
Она не верит.
Он ей докажет.