кажется, мы — воплощение инь-ян

за ту долгую минуту, что тэхен тратит на бездумные похлопывания ладонью по тумбочке с целью, не раскрывая глаз, отключить уже эту гребанную трель, он успевает тысячу раз проклясть ранние подъемы, учебу и слишком назойливые будильники. когда тэхен, наконец, сбрасывает телефон на пол, и каким-то магическим образом будильник перестает насиловать его перепонки, отключаясь, в сознание внезапно прилетает мысль о том, что сегодня школа осчастливится присутствием одного такого ким тэхена — это раз, и тэхен увидит чонгука там, в школе, совсем другим (ну он надеется на это), да и просто увидит чонгука — это два. черт его дери, тэхен абсолютно не готов ни к первому, ни ко второму пункту. он визжит и, словно ошпаренный, выскакивает из кучи одеял и подушек и со скоростью света, в прямом смысле этого словосочетания, летит в ванную. сегодня вроде среда, да? обычный будний, так какого хрена тэхен так нервничает? ну и что, что явится после отсутствия длиной больше, чем в неделю, у него причина уважительная, между прочим; ну и что, что там будет чонгук, который теперь неясно для тэхена кто, а это, на секундочку, важнейший из всех актуальных вопросов; ну и что, что тэхен морально не подготовился, а физически так вообще — сплошная катастрофа. тэхен стоит перед зеркалом и уверенно заявляет своему отражению, что, раз сегодня какое-то странное, сумбурное и особенное выходит, то и наденет он что-то соответсвующее. с вешалок стремительно сдергивается необходимая одежда и бросается на кровать, а тэхен в это время издает звуки, похожие на стоны ленивого тюленя. черные зауженные брюки облепляют стройные ноги и ничего такую задницу, белая свободная рубашка с абстрактным принтом придает образу некой творческой небрежности, а любимое тэхеном легкое кремовое пальто просто делает его конфеткой, как отмечает сам тэхен, оценивая себя в зеркале. на завтрак не хватает ни сил, ни времени, он выбегает из комнаты, спешно закидывая в сумку учебные принадлежности, и также быстро оказывается за пределами участка. часы показывают, что до начала занятий у тэхена в запасе лишь двадцать минут, как минимум десять из которых растратятся в пути. но сегодня боги благосклонны по отношению к тэхену — время от дома до здания школы сокращается в разы, и в тот момент, когда изящная нога тэхена переступает с последней ступеньки центральной лестницы на плитку коридора, происходит будто переворот в стране. все шумы, издаваемые другими учениками, побочные явления с их стороны, просто все становится таким незначительным и словно глушится на фоне направленных точно на него больших черных глаз. тэхен делает довольно короткие, но быстрые шаги, и чонгук делает такие же, и они, не разрывая зрительного контакта, сталкиваются в какой-то точке коридора и совсем не сдерживаются. чонгук обхватывает пальцами тэхенов подбородок, чуть приподнимает его лицо и целует. требовательно и нежно. цепляет зубами чужую нижнюю губу и вкладывает в необходимые касания плоти все накопившееся „скучаю“. тэхен, до этого крепко сжимающий обеими руками лямку сумки, расслабляет одну пятерню и цепляется ею за бицепс чонгука. он старается удержаться от того, чтобы не застонать от счастья прямо в чужие губы, и вместо этого позволяет себе тихо хихикнуть, чмокнуть покрасневшие уста напротив своих в завершение и отодвинуться на небольшое расстояние. только сейчас в голову ударяет осознание, что они только что, буквально, с ходу впечатались в друг друга и почти съели. упс, неловко вышло. в глазах тэхена мелькает слабое замешательство и нехилый такой стыд, а чонгук только по-доброму усмехается и губами, и глазами, наклоняется к омеге, мягко чмокает в нос, как бы говоря этим, что все будет хорошо, и оборачивается к застывшим свидетелям пылкого воссоединения двух вечных соперников. упс икс два. чонгук ничего не говорит, но гробовая тишина и каменная толпа на уровне шестого чувства подчиняется выделяемым альфой феромонам и медленно возвращается к функционированию в этой жизни. движение и звуки возрождаются в наполненном людьми школьном „шоссе“, и тэхен только замечает, что все еще держится за чонгукову руку. легкий румянец растекается теплом по его щекам, и тэхен разжимает пальцы, чувствуя в подушечках электрические покалывания. — все в порядке? — чонгук отводит спавшие на смотрящие только на него и никуда больше глаза белые пряди и интересуется, ласково щипая тэхена за щеку. тэхен кивает и завороженно наблюдает за таким чонгуком в стенах школы, это же она, да? тэхен случайно реальность с раем не попутал? и внутри него умирает одна нервная клетка и вспыхивает новая искра влюбленности. тогда чонгук ему улыбается, закидывает руку на плечи, притягивает к себе под бок и направляюще ведет в аудиторию. в груди тэхена истерично брыкается сердце, а на лице расплывается глупая квадратная улыбка, но скрывать ее совсем не хочется. плевать, что подумают другие, чонгук нужен тэхену, жизненно необходим, с самого первого дня, и тэхен точно также нужен чонгуку. они растворяются в чувствах и пониманиях, в неозвученном и, кажется, давно сказанном, в друг друге. и не замечают ядовитых стрел, выплевываемых парой горящих глаз из другого конца коридора прямо в их спины. чимин плюхается на сидение рядом с тэхеном подозрительно счастливый, хотя тэхен от него не сильно отличается, если честно. и ещё даже не начавшийся разговор прерывает звонок. ручка отказывается выводить иероглифы, и вместо красивых слов на бумаге рисуется красивый чонгук. тэхен до конца не понимает, под чьим руководством двигается его кисть, выводя все новые и новые линии, вскоре превращающиеся в наброски. но чимин-то не тэхен. и потому он тыкает друга локтем в бок и, ловя, наконец, его фокус, вопросительно кивает на тетрадное искусство. тэхен трясет головой, возвращает глаза на свои руки и свои рисунки и тут же с грохотом переворачивает тетрадь исчерченной страницей вниз. на резкий шелест и стук оборачиваются все, и тэхен получается не много не мало: замечание от сонсэннима, непонимающий взгляд чонгука с конца другого ряда и заинтересованный удар коленкой от лучшего друга под партой. просто волшебно, — заключает тэхен и падает лбом на сложенные поверх тетради руки. когда звенит спасительный звонок со скучной лекции, на протяжении которой тэхен так и не поднимает головы со своих рукавов, чтобы ну не дай бог ни на что и ни на кого не наткнуться, он почти успевает сбежать подальше от нескольких любопытных пар глаз, но чимин, неожиданно ставший реактивным двигателем, хватает его за локоть и заставляет остаться рядом с собой. чонгук с юнги выходят из кабинета философии последними, и первый бросает слегка обеспокоенный взгляд на подобравшегося всем своим существом тэхена, в глазах которого сверкает очевидная мольба о спасении, а второй оставляет на чиминовом лице прощальный мазок игривых жемчужин. после последнего скрипа закрывающейся двери чимин хватается пальцами за хрупкие плечи и резко разворачивает тэхена на себя. чимин минуту вглядывается в явно нервозную мимику лица тэхена, а потом складывает руки на груди и произносит: — тэхени, ты ничего не хочешь мне рассказать? тэхен съеживается ещё больше и уже хочет утонуть в раковине в кабинете магии. — чимини, мы на урок опоздаем, — хочет было улизнуть тэхен, но пак чимин не лыком шит, его не проведешь. к тому же личная жизнь бро — это то, обсуждение чего откладывать нельзя ни в коем случае, вы что, в самом деле! — нононо, мой друг, — чимин недовольно цокает и помахивает коротким пальчиком перед чужим носом, — признавайся, иначе никуда не пойдешь! что у тебя с чонгуком? — да ничего у меня с ним! — вскипает тэхен и, всплескивая руками, начинает пыхтеть паровозиком. это у него привычка. — в том-то и проблема, что ничего! чимин то открывает рот, то закрывает, словно на суше рыба, потому что не ожидал таких всплесков эмоций, но... в глазах его пляшут смешинки. — он меня целует, — тэхен загибает пальцы на руках и перечисляет состоявшиеся проблемы, — он меня провожает, он меня утешает, он меня метит, и он же мне, говнюк, ничего не говорит!! — активности тэхену не занимать, ведь он расхаживает по классу туда-обратно, много жестикулирует и громко причитает. а чимину с него смешно и грустно, потому что, эй, его мальчика обижает другой мальчик, но они любят друг друга, эти два придурка, только, похоже, все еще не сказали этого вслух. ну что за дети, ей-богу, что за прятки на детской площадке у них. — и в чем же проблема, тэ? — в какой-то момент чимин прерывает безостановочное бурчание друга, — признайся, ты его любишь. тэхен останавливается, медленно поворачивает голову в сторону пака и хлопает ресницами, как в замедленной съемке. тяжело вздыхает и тихо произносит: — люблю. чимин хлопает в ладошки и аж подпрыгивает на месте, — ему радостно, а тэхену что-то совсем нет. — а теперь пойди и скажи чонгуку об этом, — просто пожимает плечами чимин и добавляет в конце мечтательно-хитро, — и вы проведете этот сезон вместе, а потом и всю жизнь, и будут у вас самые милые, после моих с ю... детки... у тэхена перед глазами стоит этот момент: тот, в котором он чонгуку в своих чувствах признается, а чонгук ему не отвечает взаимностью. и тэхен сразу же трясет кудряшками из стороны в сторону сильно-сильно, прогоняет дурные иллюзии и желает абсолютно точно проигнорировать совет друга. нет, он не будет признаваться чонгуку. сейчас не будет. ну серьезно же, вдруг чон лишь на время тэхеном увлекся, а тот, дурак, планы на вечную жизнь вдвоем уже как десять лет назад построил. нет, тэхен определенно не станет говорить с чонгуком, сейчас точно, потому что боится, черт возьми, боится до смерти, что наткнется на отказ. несмотря на то, что чонгук совсем не похож на человека, который смог бы поступить так подло, тэхен все еще отказывается поверить, что вот оно, счастье, дом, родное тепло. и что реально это все, а не иллюзорно в воображении рано повзрослевшего парня со своими заплатками на ребрах. тэхен не чонгук, в мозг к тому залезть не может, а потому уверенным на сто процентов быть тоже не может, и вообще он маленький и беззащитный и слабый, уставший от разрывающих изнутри безграничных чувств, омежка, который не хочет своими же руками разрывать свое и без того зашитое когда-то заново сердце. горькие слезы собираются в больших глазах, и чимин оказывается рядом тут же, обнимает, гладит и шепчет тихо о том, что если тэхен не готов, то можно и подождать, что чимин рядом и в обиду его никогда и никому не даст. тэхен выглядит таким напуганным и крошечным, судорожно отвечая на объятия друга, и чонгук злится от того, что находится сейчас в аудитории и какого-то лешего чувствует, как омеге за несколько метров хреново. а он ничего не может с этим поделать. юнги ободряюще сжимает напряженное плечо чонгука и бросает взгляд на экран мобильника; его „у вас все хорошо?“ остается чимином все еще непрочитанным. и это не есть хорошо. обстоятельства складываются настолько удивительным образом, что тэхен все еще не может однозначно сказать, рад он тому, что омег с альфами на пару следующих уроков поделили и что чонгук эти два часа находился на расстоянии, или не рад вовсе, потому что всего тэхена, буквально, выворачивает наизнанку от неимения чонгука рядом. чон необходим жизненно, вот что хотите думайте, а тэхену правда-правда без него дышится тяжелее, думается медленнее и настроение снижается с уровня ясного солнышка до хмурой тучки. всю пару по физиологии, специализирующую сегодня на приближающемся сезоне и объясняющую в который раз что и как делать можно, а что и как — нельзя, слышали уже, тэхен откровенно скучает. чимин по левую руку также лениво растекается по столу и, уже лежа, настрачивает кому-то хаотичные смски. тэхену бы поинтересоваться, да что-то сил нет. и тут он вспоминает, что не взял с собой таблетки. за всей утренней суматохой и торопыжеством тэхен совсем теряет из виду этот факт и, обнаруживая его сейчас, не знает, что думать. от слова „абсолютно“. ведь в учебных стенах становится внезапно так опасно, что он невольно вздрагивает. и чимин отвлекается от горячащего экрана и обеспокоенно тычет своей коленкой в коленку соседа. тэхен ничего ему не говорит, только машет головой из стороны в сторону и впадает ещё в более глубокий транс. а ведь день так хорошо начинался... бесполезная лекция, наконец, заканчивается, и, кажется, все присутствующие, включая самого сонсэннима, выдыхают с облегчением. чимин поворачивается корпусом в сторону друга и спрашивает о том, все ли в порядке. тэхен неоднозначно пожимает плечами на то и встает, сгребая редкие письменные принадлежности в сумку и шагает на выход. чимин оказывается недоволен тэхеновым молчанием, но не достает. встает сам, хватается за рюкзак и торопится следом. идя плечом к плечу, омеги расчерчивают подошвами маршрут к кабинету истории. тэхен усиленно думает и не сразу реагирует на острую боль, пронзившую живот. руки тут же накрывают занывшее место, и тело останавливается, сгибаясь пополам. пробки в ушах не позволяют тэхену услышать весь беспокойный шепот друга, но, когда слух вновь появляется, чимин уже просто аккуратно держит его за плечи и заглядывает в глаза. боль уходит так же внезапно, как появляется. и тэхен безмолвно соглашается с чиминовым взглядом и их общим выводом, означающим одно, — симптомы течки не оставляют кима, лишь странно проявляются в отдельные моменты и выглядят довольно.. особенными? тэхен решает не зацикливаться на том, ещё раз изучит данный вопрос позже, сейчас главное не получить от организма поддых снова. между друзьями не рождается ни звука, но одних взглядов достаточно для того, чтобы один соулмейт выудил из маленького кармашка сумки блистер и всунул в ладонь второго. миндальные глаза светятся благодарностью и любовью, и чимин коротко похлопывает тэхена по плечу и ждет, когда тот выпрямится и продолжить идти рядом. остаток пути проходит без происшествий и часть урока тоже может по праву характеризоваться, как „скука смертная“, если бы только не эти детские переглядки четырех парней. чимин бросается искорками из глаз в сторону юнги, который пуляется такими же огоньками в ответ. чонгук же прожигает в щеке тэхена две чернильные точки, ибо тот подозрительно усердно гипнотизирует дальний угол помещения. тэхен игнорирует все и вся, сосредотачивается лишь на идее избегания этих пленительных оленьих глаз и все еще прислушивается к своему телу. и, знаете что? он не ощущает того, что хоть что-нибудь сейчас находится под контролем. и, черт возьми, все совсем идет по наклонной, когда в животе стреляет снова, и нос тэхена с тихим хрустом встречается с партой в попытке рефлексов согнуть корпус пополам. на звук отвлекаются все. на немой вопрос в чиминовых глазах тэхен отвечает слабой улыбкой; на привстающего со стула чонгука бросается мимолетный замыленный взгляд, а на вопрос учителя — просьба выйти. тэхена отпускают, и он мгновенно ретируется из кабинета, дабы достичь заветной двери в туалет, а там уже привести себя в чувство и, может быть (или не может, а точно), заглотить спасительную таблетку. спазмы исчезают, стоит тэхену войти в уборную. и эти колебания пугают, но все, что тэхен может сделать сейчас для себя — это выпить на всякий случай таблетку и остудить пылающее лицо водой. потому-то он и стоит перед раковиной, опираясь на бортики дрожащими руками, и глубоко дышит. взгляд его, все еще мутный, словно морская пена, пытается сфокусироваться на отражении в зеркале, но получается так себе. тэхен ещё раз максимально возможно заполняет легкие воздухом и прикрывает глаза, прикладывает к щекам мокрые ладони и молится на то, чтобы, раскрыв веки, найти фокус. а то тяжело как-то, ага. но лучше бы не молился. серьезно, лучше бы не видел ничерта. ибо сейчас, распахнув брезжащие ресницы, тэхен предельно четко различает в зеркальной поверхности анфас одного придурка. тэхену хочется моргнуть и вместе с каплями воды заставить осыпаться этот мираж. но, к сожалению, джинхо за его спиной настоящий. самый, что ни на есть, истинный представитель своей джинховой нации, один такой единственный и неповторимый, нахально-пугающе глядящий прямо в глаза тэхену через перелом в стекле. лайк этому дню за количество подстав для ким тэхена от него лично. дизлайк за худшие обстоятельства в жизни для встречи с озабоченным альфа-самцом практически накануне сезона. от несуразности ситуации тэхен стонет сквозь зубы и вцепляется пальцами в бортики раковины с силой греческого бога. джинхо замечает и только шире ухмыляется, делая шаг навстречу омежей спине. — стой, где стоишь. не кричит, не плачет, — приказывает. тэхен безапелляционно чеканит вслух, не двигаясь с места. — только попро... — договорить он не успевает. джинхо явно игнорирует отказ со стороны тэхена, грубо хватает его за локоть и буквально отрывает от керамики, со злостью сжимает тонкую кожу, и тэхен мог бы закричать, если бы не гордость. да и не заслуживает джинхо его слов. любых слов. тэхен рвет руку на себя, но хватка у домогателя стальная. он слышит тихий хруст и мысленно ругает себя за неосмотрительность, больше не дрыгается, вскидывает голову и смотрит прямо в глаза напротив; в них извергаются вулканы гнева. молчание приносит свои плоды: тэхен порядком устает ждать объясний или действий со стороны альфы, джинхо же разбухает, как жерло на пике катастрофы. его устрашающие флюиды успешно тэхеном игнорируются. он крепкий орешек, таким не проймешь. — какой же ты ветреный, тэхени, — наигранно сладко пропевает джинхо. — уже забыл, что принадлежишь мне? — столь показательная фальш, вылетающая из чужого рта, заставляет тэхена поежиться. — я не твой. — тэхен цедит сквозь плотно сжатые челюсти и растянутые в полоску губы, — никогда твоим не был и никогда им не буду. — какой наивный малыш, — джинхо сжимает чужую руку в своей огромной ладони так сильно, что тэхену кажется, ещё чуть-чуть, и кость лопнет. пальцами свободной руки джинхо хватается за острый подбородок и приближается лицом к лицу тэхена, выдыхает куда-то в скулу: — на твое мнение всем глубоко плевать. ты, такой же, как и все омеги, тэхен, смазливая сучка, нужная лишь для того, чтобы ублажать. тэхен не дышит, джинхо же громко опаляет клубами пара его лицо, и ярость затапливает миндальную радужку со скоростью, близкой к скорости света. — так и, мм, какая разница кому сосать, — джинхо клацает зубами рядом с ресницами и мычит очень правдоподобно, корова вылитая, — мм, тэхени, скажи.. чону или мне? последние буквы оседают смрадом на устах тэхена, и тот не выдерживает: трясет кистью рвано, рычит и топает ногой. хватка с конечности слетает, но джинхо тут же припечатывает полыхающее тело к стене, не позволяет двинуться. тэхен сильно прикладывается затылком к бетону, спиной — к кафелю, и болевой шок вынуждает его сотрястись, растеряться и ослабеть. и джинхо пользуется этим коротким мгновением. он наклоняется, сильнее вдавливает омегу в вертикальную опору и вгрызается в распахнувшиеся от удара губы. тэхен приходит в себя моментально. за секунду забывает про все окружающее, чернеет изнутри и рывком двигается вперед, пинает коленом ровно между ног и отдирает чужие мерзкие пальцы от своей кожи. джинхо воет и ухмыляется одновременно, складываясь корпусом, и это выглядит страшно, но тэхен в гневе — страшнее в тысячи раз. один единственный шаг вперед, и джинхо отлетает к подоконнику. он шипит сквозь зубы о том, что отомстит, что каждое его слово чистая правда, что тэхен, черт возьми, пожалеет. — ты никому не нужен, слышишь?! — хрипит, не поднимаясь. — и я использую тебя так, как того захочу. тэхен не слушает, но слышит. разворачивается на сто восемьдесят и у самой двери бросает в сверкающие красным глаза ядовитые стрелы своих зрачков и сплевывает. „я тебя уничтожу“ остается немым согласием, заключенным двумя в этой комнате. после режущего хлопка двери тэхен ещё минуту просто стоит, весь стекленеет внутри и снаружи, а потом срывается на бег. звонок режет слух, и толпы учеников навстречу, кажется, способны засосать тэхена в воронку и утопить. ему страшно. тэхен будто теряется в пучинах разбушевавшегося океана. и только чудо помогает ему добраться до ранее покинутого класса и с шумом осесть на стул рядом с паком. тэхена трясет словно в лихорадке. в голове набатом бьется и выедается щелочью это пугающее „не нужен“. не нужен. не нужен. не нужен. и тэхен сходит с ума от собственной слабости и ничтожности. он знает, что ложь, знает же? но так страшно. ведь он на самом деле совсем один. бабушка порой забывает о существовании внука. чимин, какой бы потрясающий друг он не был, не всегда может быть рядом. родителей вообще нет. тэхен один. потому что он все еще не знает, кто он для чонгука. один, потому что сам не готов признать себя не таковым. один. один. один. чимин хватает за плечи друга и утягивает его на себя, качает и шокированно оглядывается по сторонам. тэхен истерично дергается, вертит макушкой и пытается вытряхнуть вместе со всеми комками страшащих мыслей душу. вообще всем нутром вытряхнуться из оболочки и улететь пытается. так же будет всем спокойнее, да ведь? мягкие заботливые касания убаюкивают. тэхен трясется чуть меньше и дышит чуть глубже, чимин же решается спросить тихо-тихо, все еще аккуратно поглаживая друга по спине. — тэтэ, тшш, тэ, — шепчет где-то над ушком, — что случилось? тэхен не отвечает, только мерно раскачивается в кольце чиминовых рук и бездумо болтает пальцами в воздухе, пытается уцепиться за что-то ирреальное, — не выходит. чонгук, пулей понесшийся в туалет с первой нотой звонка и не нашедший тэхена там, оказывается в дверном проеме с весьма обеспокоенным юнги по правую руку именно в тот момент, когда тэхен хрипит куда-то в шею друга сорванное имя. — ч-чонг-гук... слышно едва, и чимин не успевает среагировать, как чонгук уже оседает на корточки перед завернутым в его объятия тэхеном. чимин расцепляет замок из рук, и тэхен мгновенно захватывается чонгуком, как самая необъятная и в то же время такая маленькая и трепетная драгоценность в его жизни, что у чимина загораются звезды в глазах от умиления. тэхен крепко жмурится и подрагивает, но даже так чувствует, как сменяется обволакивающее его тепло, и наивно жмется ближе к твердой грудной клетке. чонгук дышит в кудрявую макушку, впитывает запах тэхеновых волос и бесцельно шарит руками по его телу. в касаниях он ежесекундно доказывает то, что здесь, рядом, настоящий. тэхен же в свою очередь начинает глотать кислород с примесями чонгукового запаха ещё глубже и усерднее — от него становится легче. льнет как можно ближе и, наконец, найдя то, что искал, сжимает подушечками рубашку чонгука. сжимает так, будто тянет веревки спасательного парашюта. сжимает как то бесценное, что необходимо для жизни. и становится ясно всем, что без чонгука тэхен не готов функционировать. чонгук массирует одной ладонью шейные позвонки тэхена, медленно перемещающегося к нему на колени, и понимает, что, матерь божья, чонгук тоже без тэхена существовать больше не готов. сидеть на носках между двух рядов столов и стульев неудобно, а когда в твоих руках ещё и, буквально, самое большое сокровище вселенной, — опасно. и потому чонгук приподнимается немного и усаживается вместе с тэхеном на своих коленях на одно из сидений рядом и не перестает нежно водить ладонями по трепыхающемуся в тихом плаче телу. все вопросы откладываются на потом, внезапно и правильно. и четверо парней в одном кабинете молча сидят или стоят, наблюдая за вяло текущими за окном тучами. — джи-инх-хо, — разрезает тишину комнаты внезапно. тэхен крепче сжимает в пальцах хлопковую ткань и продолжает, — о-он подка-ара-аулил меня в т-туалете... — да, малыш? — чонгук подбирается весь, реагирует также тихо и ласково и чуть усерднее приглаживает тэхенову спину в порыве. успокаивает не то парня в своих руках, не то себя самого. — о-он домогался м-меня и... — тэхен всхлипывает, а чонгук мысленно закапывает одного мудака в могилу. чимин фыркает, встает и не сдерживается, шипя, сжимая кулаки: — мерзавец. юнги всплывает за подрагивающей от злости спиной пака, будто из ниоткуда, и обнимает поперек талии. чимин что-то невнятное бурчит, но сдает назад и прислоняется ближе. костяшки его все еще напрягаются. в каждом из них просыпается буря, но оповещать об этом вслух так же бессмысленно, как и не нужно. тэхену требуется покой и любовь, а не тройное желание придушить-расчленить-сжечь одну мерзкую хвостатую тварь. чонгук гладит тэхена, и тот уже лишь шумно дышит, притираясь носом к надежной альфьей груди. и когда он распахивает глаза, а делает он это медленно, словно совсем крошечный ещё и слепой котенок, чонгук застывает, заглядывая в заплаканные и такие безгранично влюбленные раковины с жемчужинами, и клянется, что заставит страдать каждого, кто станет причиной слез его ким тэхена. каждого. без исключения. тэхен же моргает часто, потирает одной из выбравшихся наружу ладошек налившиеся свинцом веки и оглядывает своих.. друзей? чиминовы пальцы невзначай переплетаются с фалангами юнги, и самый лучший хен по версии пак чимина укладывает свой подбородок на плечо омеги и улыбается в ответ на изучающий взгляд. пусть все присутствующие в комнате решительны и серьезны, юнги не может запретить себе раздвинуть губы в улыбке, тогда как чимин позволяет себя выдохнуть вместе с заинтересованной и мягкой ухмылкой лучшего друга. все еще покачиваясь на чужих коленях, тэхен кусает себя за язык, пытаясь обозвать их родными, но чонгук в который раз ломает что-то внутри, переплетая пальцы с запрятанной между их прижатыми телами одной ладонью тэхена, и тоже слабо приподнимает уголки губ и глаз. далекая фигура, на пару минут застывшая в проеме, растворяется в темноте коридора. в воспоминаниях удаляющегося джинхо пылает красным один единственный эпизод. [m]>> джинхо распахивает дверь в особняк с ноги, вваливается в дом и гудит в пьяном угаре. ступени, и без того широкие и высокие, кажется, двоятся, и без приключений дойти до комнаты не получается. джинхо заваливается на второй этаж в абсолютных галлюцинациях и стремится быстрее только в кровать и только спать. из кабинета очень некстати выходит отец, наблюдающий не в первый раз пятеутреннюю картину нажравшегося и затраханного сына и, господи, как же жалко он выглядит. джинхо смотрит на отца снизу вверх, пытается выпрямиться, но получается криво. издает он при этом какие-то истошные, звериные звуки, на что другой испугался бы, но не отец. он только сводит пальцы на переносице и массирует уставшие суставы, прикрывая глаза. — где ты был? — сухо и официально. джинхо хочется плюнуть и, наконец, доползти до своей двери. что он и делает, собственно, только медленно. — гулял. — нехотя булькает в ответ. джинхо почти достигает заветного пункта б, когда слышит рассекающее воздух, летящее прямо в спину лезвие — это отец произносит также холодно и беспрекословно. — не найдешь себе постоянную омегу до начала сезона, ты здесь больше не живешь. он не успевает повернуться, как слышит сквозь туман злобы и беспомощности, застилающий сознание, последние слова отца, вновь скрывшегося за дверьми своего чертового рабочего кабинета. — мне не нужен такой наследник. вторая дверь хлопает в разы громче первой, и мебель рушится, слетая со своих привычных мест. джинхо в опьянении от алкоголя и ярости падает на ковер. << все оставшиеся пары уроков четверка безбожно прогуливает. чонгук абсолютно необсуждаемо заявляет, что тэхену нужно домой в кровать, и он доставит его туда в целости и сохранности. а чимин также твердо сообщает, что отпускать их одних вот так вот не намерен и что они с юнги сопроводят тэхена до дома в том числе. да и день сегодня бесполезный, зачем вообще пришли на эти уроки? такой толпой они и добираются. чонгук шагает плечом к плечу с тэхеном, в то время как юнги и чимин буквально жмутся друг другу, но второй не спускает цепкого взгляда с впереди идущей парочки. тэхен и чонгук чувствуют себя так, словно милуются перед родителями, а не просто пинают камешки подошвами перед другом, ей богу. перед калиткой дома ким случается остановка, и тэхен медленно разворачивается к своим спутникам, дабы попрощаться. чимин выскакивает из объятий юнги и налетает со своими на друга, тэхен трепетно обнимает в ответ. юнги кивает и одними глазами дает понять, что на страже, что все будет в порядке. а чонгук... а чонгук просто стоит и, слегка склонив голову вбок, с полуулыбкой наблюдает за молчаливым тэхеном, ожидает своей очереди. когда тэхен разворачивается к нему, все вокруг внезапно становится бессмысленным и прозрачным. чонгука будто настигает прозрение, и он на миг даже пугается этого. но, оправляясь, тянет руки и загребает всего тэхена поближе к себе. — что он сказал? его голос тихий, улавливаемый только чутким ухом тэхена совсем близко, вибрирует где-то в сердце, и это так странно для тэхена и так нормально одновременно. — он... — тэхен начинает говорить, но осекается, только сцепляет руки за чонгуковой спиной и снова царапает ногтями рубашку. — я... чонгук хмыкает и отстраняется, напоследок чмокая тэхена в макушку. он опускает руки и отходит к поджидавшим его друзьям, а тэхен отчего-то растерянно хлопает глазами и неряшливо оглядывает свои пустые ладони. проходит несколько мучительных секунд и тройка уже удаляющих спин сотрясается неожиданной кометой — это тэхен с размаху влетает в чонгуково тело, окольцовывая руками, словно щупальцами, и прилепляясь мертвецкой хваткой. чонгук разворачивается тут же, усмехается, но и эту усмешку тут же срывает горящая комета. тэхен привстает на носочках, все еще обхватывая чонгука всего своими конечностями, и прижимается губами к его губам. целует неглубоко, но со всей нежностью, целует с кислородом и примесями своих родных духов, и они оба правда живут этим. — один. — все, что оставляет на чужом языке тэхен, с усилием воли отлепляясь от чонгука. он разворачивается и такой же сверхъестественной кометой, коей является, уносится прочь. чимин давит хмык в плечо альфы, а юнги двигает его поближе к себе, и его взгляд на секунду становится осмысленным, когда чонгук смакует на языке беззвучную первую цифру. меняя траекторию во второй раз и бредя в нужных каждому направлениях, парни уже не находят препятствий вроде неожиданно павших небесных тел, только по одиночке все больше грязнут в своих мыслях. и не замечают старческого силуэта в окне двухэтажного дома несколько позади. все ежевечерние процедуры тэхен проходит в каком-то своеобразном трансе. он правда не вспомнит сейчас, что и как делал минуту назад, но скажет точно, что делал же. в таком же беспамятстве он плюхается на кровать, залезает под одеяло и хватается за телефон, что почему-то считает сейчас необходимым. тэхен чувствует, что это важно, и держит устройство с погасшим экраном просто так, в руках. открывает диалог он неосознанно, поддаваясь порыву, и отправляет нелепое сообщение тоже бесконтрольно. но, кажется, сегодня, ему можно.       малыш: чонгук? и адресат реагирует мгновенно, что подозрительно и в то же время — ничуть.       чонгуки: тэхен? тэхен, на самом деле, не знает, чего хочет. хочет, чтобы чонгук был рядом, чтобы обнимал, целовал, говорил. чтобы был. как глупо-глупо-глупо. тэхен так сильно влюблен и так сильно опустошен, и ему просто страшно поверить в реальность. как возможно?       малыш: я он хочет напечатать так много и так мало вовсе. но чонгук перебивает его, будто читает между строк или просто чувствует его всего. как возможно? у тэхена кислород першит в горле, когда на экране мигает входящее, а вслед за ним — ещё несколько.       чонгуки: я понял       чонгуки: не бойся       чонгуки: я рядом с тобой тэхен думает, что сходит с ума, ведь ему мерещится стоящий на его балконе чонгук, совсем-совсем рядом. и тэхен убеждается в том, что безумен, когда телефон выскальзывает из ослабевших пальцев, голова касается подушки, и заботливые чонгуковы пальцы пробегаются по скуле, перед этим натягивая на него одеяло по плечи. как возможно? глаза сами по себе закатываются в темноту, и тэхен в ней пропадает.