POV Мария
Темно. Жарко. Тяжело дышать. Все мышцы затекли. Что-то стекает по голове и капает с волос. Кровь? Пот? Не знаю. Болит голова и звенит в ушах. Странно, темно не в помещении, а у меня в глазах. Чувствую повязку. Плотная зараза. Сижу, наклонившись вперед, на стуле, ноги привязаны к ножкам, руки за спинкой. Неудобно до боли, но пошевелиться страшно. Слышу какие-то голоса, они будто за стеклом. Где я? Сколько прошло времени? Видимо, Федя не успел… Как же паршиво на душе. Как там Лёня? Выжил, я очень надеюсь… Наверное, никогда уже об этом не узнаю… Так, надо выбираться отсюда! Но как? Как бы поступил Лёня? Все же решаюсь поднять голову и выпрямиться на стуле. Затёкшие мышцы словно скрипят внутри, я с трудом напрягаю их. Сразу на лицо падают пряди волос, скорее всего, закрывают теперь пол лица. Одна попадает на губы. Пытаюсь облизать пересохшим языком. А стекала все-таки кровь. Хорошо же мне зарядили по голове! Слышу уверенные шаги, кто-то вошел в помещение. Господи, как же страшно не видеть угрозу!Конец POV
Мужчина подошел к пленнице молча. Черные берцы гулко стучали по бетонному полу подвала. Маша от страха непроизвольно задрожала и попыталась отодвинуться как можно дальше, насколько позволяло её положение. Незнакомец провел по её щеке тыльной стороной ладони, оценивая. Затем развязал повязку на затылке. Первым, что увидела Швецова был голый пресс мужчины, стоявшего напротив нее. Она подняла глаза наверх и посмотрела в глаза надзирателю. Взгляд его смеялся. Она знала его. Это свидетель по делу об убийстве в лаборатории, Игорь Паршин. Молодой человек достаточно приятной наружности, но как оказалось, не слишком хорош в науке. Это он поймал Машу в порту. — Ну что, зая, как спалось? — иронично произнес Игорь, отходя назад. Мария ничего не ответила, а стала смотреть по сторонам, изучая, — нет, киса, не выйдешь ты отсюда по своей воле, не надейся найти окно. И вообще, чего тебе не сиделось дома? Меньше головной боли и нам, и тебе. Кстати, как голова? — Ничего, спасибо, — так же ядовито отозвалась женщина, — и зачем я вам? Решили срок удвоить? Молодцы, мальчики. — А ты не язви мне, зай, у тебя здесь нет власти, — хмыкнул парень, — да и почему же удвоить? Кто тебя здесь найдет? Ведь кроме тебя никто не знает, что я не свидетель. Доказательств нет, улик нет. Этот ваш Курочкин, конечно, надо отдать должное, прошерстил весь порт, можно сказать носом землю рыл, но не нашел ничего. И к тому же, не успел, мы увезли тебя раньше, милая, так что как-то так. А ты нам нужна, ой как нужна! Только вот дружок мой вернется, и мы будем дела делать. Нам же надо только подставить профессора Чижова, а ты нам в этом поможешь! — Как вы собираетесь это все провернуть? — недоверчиво и иронично произносит следователь. — Очень просто: скоро приедет мой напарник, он привезет укольчик. А укольчик не простой, а очень даже интересный. Мы тебе вколем препарат, новая разработка, еще не изучена полностью, но ты нам и не нужна надолго. В общем, этот препарат подавляет волю, ты будешь подчиняться только мне, будешь все помнить, кто ты, чем занимаешься, нельзя даже будет сказать, что ты не в себе, только представь: никто и не узнает, что что-то не так. Ты проведешь нужные нам процедуры, подбросишь пару улик, допросишь кое-кого, убедишь всех, что убийца Чижов, и передашь дело в суд. Я думаю, за рабочую недельку мы управимся. А дальше, как пойдет: если ты от передоза этого препарата сама не двинешь кони, то мы тебе поможем в этом. Так что готовься, зайка, это твоя последняя неделя! Мария слушала это с широко распахнутыми глазами, смотря в одну точку на стене. Она не могла поверить, что все вот так закончится. Единственная мысль, которая билась у неё в голове, это что же с Кораблёвым, ведь она возможно больше никогда его не увидит.***
Мария заходит в отдел как ни в чем не бывало, проходит мимо шокированного дежурного и поднимается в кабинет к операм. На месте сидит Курочкин, который при виде следователя, встает и, молча, открывает и закрывает рот. — Здравствуй, Федя! — приветствует друга Маша, прекрасно понимая, из-за чего такой переполох, но досадуя, что не может ничего рассказать, — как у нас дела подвигаются? — Ау… эм… ну… — мямлит опер, не в силах сказать что-то более-менее внятное. Швецову, значит, ищет вся полиция Петербурга, а она вот так просто заявляется к ним в отдел! Вот так поворот! — Ну, что такое? Рад меня видеть? Я тоже очень рада, Феденька, но надо работать! — не контролируя себя, произносит Швецова то, что было отрепетировано. — Да мы же вас потеряли, Марь Сергевна! Как же? Где же вы нашлись?! — продолжал недоумевать Курочкин. — Да, ничего особенного, просто сбежала от них! — врала Маша, — давай все же за работу! Что у нас есть по делу об отравлении? — Ну что-что. Ну есть подозреваемый, правда что-то не слишком у него веский мотив для убийства, если честно, МарьСергевна… — Так, и кто это у нас? — Профессор Чижов, кандидат в доктора, ему предстояла защита докторской, курировал исследования препаратов в данной области. У него, конечно, нет алиби, но на убийцу он не тянет. — Да что за демагогия, Фёдор?! Что у нас на него есть? Его кабинет в НИИ досматривали? — Не успели, Марь Сергеевна… — протянул мужчина. — И где Платонов? Почему не на рабочем месте?! Рабочий день только начался, а его уже нет! Распустились, пока начальника нет! — отчитывает Мария, а у самой сердце кровью обливается только при единой мысли о Лёне, — значит так! Я еду сейчас в СК, готовлю ордер на обыск кабинета, а ты найди Платонова и дуйте в НИИ. Всё! На этих словах следователь развернулась на каблуках, взмахнув хвостом, и вышла из кабинета. В последние несколько десятков минут её голову разрывала боль в височной области. «Эх, как было бы хорошо, хотя бы так проведать Кораблёва! Пусть я и не скажу ему ничего, но хоть смогу увидеть. Надо попробовать предложить это, когда пройдет действие препарата…» — думала женщина, выходя на улицу. Подул свежий ветерок, на мгновение давший возможность отдохнуть от головной боли. Боль эту вызывал препарат, подавляющий волю, введенный злоумышленниками. Сколько она сможет терпеть эти приступы Швецова не знала. По указанию Игоря, Маша села в свой автомобиль и вернулась в квартиру, где её держали. План преступников идет на «ура». Едва стоя на ногах, следователь поднялась на этаж, дверь была открыта, на пороге её поджидал Паршин. Он поймал её под локоть и завел в квартиру, закрыл дверь — как оказалось вовремя, Маша в этот момент провалилась в забытье.POV Мария
Очень тяжелый сон, который повторяется изо дня в день. Не помню о чем. Просыпаюсь в истерике в собственной квартире, привязанная к кровати. Прошло уже три дня с того момента, как ранили Лёню. Да, именно ранили — это мне сообщил Игорь. Только он со мной находится, его подельника я с той ночи так и не видела. Он говорит мне, что нужно делать, делает инъекции, иногда кормит… От этого препарата так болит голова, просто невыносимо. А еще более невыносимо от того, что я понимаю, что делаю, я в сознании. Я понимаю, что подставляю невиновного. Даже если я выживу, велика вероятность, что попаду за решетку, за свои действия. Этот препарат не оставляет следов в организме, поэтому любая экспертиза докажет, что я была вменяема. Это какой-то кошмар! Как же хочется проснуться и понять, что это лишь сон… Игорь замечает, что я очнулась, идет ко мне со шприцем и злорадно ухмыляется. Сволочь! — Спящая красавица! Вставай! Пора работать, милая! Работать ради моей свободы, — улыбка расцветает на его лице хищным цветком, — сегодня очень интересный день! — Уйди, пожалуйста… — уже ни на что не надеясь, прошу я. Пытаюсь спрятать от него руки, но не выходит: он ловит меня за локоть и заставляет распрямить руку. Больно. Осторожно вводит шприц в вену, и я перестаю сопротивляться совсем. Проклятия теперь остаются только у меня в голове… — Полежи пока, подумай, — встает он с кровати для того, чтобы дать препарату подействовать, а сам уходит на кухню. Через 5 минут появляется в комнате с подносом в руках. На нем стакан с апельсиновым соком, булка с повидлом из соседней пекарни и ключ. Ключ от наручников. Знает, что не смогу ничего сделать и радуется, тварь! — Завтрак в постель, зайка! — отстегивает наручники. Я непроизвольно сажусь в исходное положение на кровати, — поешь. Беру булку и стакан в руки, покорно кушаю. Надо же! Как ему вообще в голову пришло меня кормить?! Зачем кормить того, кто умрет через неделю? Спустя несколько минут я покончила с завтраком, и меня ждал сюрприз. — Ну что, зайка, сегодня ты прокатишься в больницу к своему оперу, этому Кораблёву. Твои коллеги начинают что-то подозревать: он спас тебе жизнь, а ты даже не зашла к нему в больницу! Заодно и попрощаешься! — ухмыльнулся мужчина, — да, поблагодари его там, за спасение, но не более. Смотри у меня! Какое странное чувство. Вроде и рада, что увижу Лёньку. Но в то же время я же не смогу ему и слова сказать… от себя… о любви. Хочется плакать, да какой там! Хочется реветь, крушить, лезть на стену. Хочется умереть. Теперь только так. Паршин дает дополнительные указания и говорит, что времени с каждым разом все меньше… Значит, очень скоро мой организм не выдержит. Как же все это отвратительно!***
Уверенной походкой Мария выходит из машины на парковке возле клиники. На ветру развевается легкое бежевое пальто, глаза скрывают темные очки. Согласно приказу идет в палату, но перед дверью замирает на секунду. Громко выдыхает и стучит костяшками пальцев о гулко отзывающуюся дверь. Слышится тихий ответ. Женщина заходит в палату. — Маша?..