яхаба шигеру

морозный ветер огнем проходится по коже, дразня нервы на ее поверхности и оставляя после себя еле ощутимый поцелуй зимы. она в этом году оправдывает свое название — на градуснике ниже, чем обычно бывает в это время, а снег валит каждый день, не успевая растаять. все это несколько необычно для мияги, отчего происходящее кажется нереальным — обманка, ошибка или слишком хорошая сказка. кетани думает, как же хороша бывает жизнь ー даже если, наблюдая за погодой, расходишься в тихом страхе. он зажмуривается, подставляя лицо летевшим с неба в медленном, прекрасном в своей хаотичности танце, маленьким легким снежинкам-танцовщицам. забавно морщится, и когда барабанных перепонок мягко касается тихий, немного детский смех, заставив парня вновь раскрыть глаза, то переводит взор на своего соседа. ー чего смеешься? ー в голосе неподдельный интерес, никакого намека на грубость. ー ты забавный такой бываешь иногда, люблю такие моменты, ー юлить или осторожничать никому из них больше нет смысла, все слова искренни, а эмоции не скрываются. интересно, думает кетани, кто из нас больше удивился, насколько сильно может отличаться впечатление о человеке от его истинной сущности. но он, к сожалению, может честно сказать только про себя. кентаро невольно вспоминает, как впервые заинтересовался парнем, что сидит сейчас рядом, им самим же укутанный по самый нос, и старается запихнуть в рот рыбную чипсинку, ведущую отчаянную битву с шарфом, что по-собственнически обвился вокруг лица шигеру. в тот день он был далеко не таким милым, даже не на десять процентов. этот день неожиданно стал сюрпризом, порядком изменившим жизнь кетани. образ злого яхабы — взгляд карих глаз, полных решимости и уверенности — даже год спустя не хотел уходить из головы. шигеру стал казаться исключительно интересной историей, и кентаро хотелось заглянуть в нее поглубже: разобраться в мыслях главного героя, уловить посыл, который автор действительно хотел через него донести, понять, что именно имел в виду. кетани все никак не мог разобраться, стоит ему благодарить тот матч с карасуно, гвоздем прибитый на стену воспоминаний каждого, кто в нем участвовал, или крыть этот день всеми проклятиями, о которых только написано в книжках по эзотерике. потому что история действительно оказалась интересной. настолько, что по сей день не отпускает кентаро, который продолжает день за днем вникать в каждую букву, перечитывать слова в сотый раз, надеясь найти еще одну, случайно выпавшую из поля зрения, причину полюбить яхабу шигеру сильнее. это открытие — что хрупкий на вид яхаба в действительности таковым совсем не являлся — стало первой буквой, что соскочила с привычного ряда стройных знаков, уползла чуть выше, нарушая четкий строй, вместе с тем ломая что-то незначительное пока в голове кетани. до этого кентаро думалось, что яхаба — это комнатный цветок: что-нибудь по типу плюмерии, которая любит тепло и очень придирчива к должной заботе и уходу, зато после расцветает яркой нежностью, даря хозяину солнечность и уютный аромат. сейчас же он если и назовет шигеру цветочком, то разве что кованой лилией — величие и слава — все так же красивой, изящной даже временами, но уже крепкой и далеко не так легко сгибаемой. ему немного обидно бывает — кентаро ведь хочется заботиться о шигеру, оберегать от злых людей или отчаянных мыслей, согревать такими вот морозными прогулками и закрывать от палящего зноя японского лета. да только переусердствовать нельзя. кетани всегда волнуется, что перестарается, перегибнет палку, а яхабе в один момент просто надоест. да еще эта въевшаяся осторожность, страх показаться чересчур — эмоциональным, не похожим на «настоящего» кетани, заботливымучтивымвнимательным— слишком сильно привязанным. он ведь учится только раскрываться, учится легкости общения, учится принимать это гулкое и парящее — словно тебя самого приподнимает над землей — которое возникает при общении с тем, кто хочет понимать и готов принять тебя любого… из внезапных мыслей вырывает недовольное бурчание рядом. яхаба, уже порядочно раздраженный, театрально закрыл пачку, натянул шарф еще выше и недовольно прокрякал что-то вроде: «пошли уже домой, мы что, придурки, в рождество на улице торчать?» — кетани не уверен в точности, но суть и интонацию уловил достаточно ясно, а потому легко усмехнулся, не показывая шигеру, что его эта ситуация забавляет — а то яхабу потом долго еще успокаивать бы пришлось, и простыми медвежьими объятиями уже не восполнишь — поднялся со скамейки и неожиданно резко повалился на шигеру, роняя их обоих в небольшой сугроб. в рождественский день в парке народу не шибко много, но те, что попадались, с недоумением обходили странную пару стороной, пока те, не замечая никого вокруг, катались по мокрому снегу, и каждый силился выиграть в негласной игре. яхаба, злорадно посмеиваясь, незаметно сунул за шиворот кетани малютку, что наспех слепил за полсекунды из полотна снежинок, лежавших под рукой, в ту же секунду повалив его на спину и оседлав парня. «вот ты как!» — с этими словами кентаро взялся за руки яхабы и развел их в стороны, потянув вперед. шигеру не оставалось ничего другого, кроме как навалиться на кетани, крепко державшего его руки, не давая подняться. с минуту они выравнивали дыхание — одно на двоих, потому что губы едва не соприкасались в дразнящей близости — переглядываясь то хитрыми, то нежными взглядами, после чего кентаро еле ощутимо — словно это снова всего лишь поцелуй ветра — коснулся торчащего из-под шерстяного шарфа аккуратного носа. кетани снова перевернулся, резко поднялся и протянул парню руку, после так и не отпуская. в двери дома они ввалились мокрые и красные от кончиков ушей до дрожащих пальцев рук. мама кентаро только тяжело вздохнула, поглядев на них, и отправила греться под котацу в дальней комнате. родители яхабы уехали к родственникам в ямагату, добродушно (после недели уговоров и заверения мамы кентаро, что шигеру ни в коем случае не будет обузой, а, наоборот, составит более теплую компанию) разрешив сыну отпраздновать с семьей друга. возможно, она и догадывалась, что дружба с ватари несколько отличается от дружбы с кетани, но лезть в личную жизнь к сыну не спешила. при виде сопящего шигеру, у которого только глазки из-под теплого одеяла и торчали, кетани вновь ударился в воспоминания. зацепился за сосредоточенный взгляд, с которым яхаба смотрел про сезонные повадки выдр, кажется, о которых крутили на одном из каналов про дикую природу, и с самодовольной какой-то полуулыбкой выловил из сознания картину тоже сосредоточенного шигеру. тот взгляд хоть и был так же внимательным — но совсем по-другому. тот взгляд цеплялся за каждую морщинку на лице кетани, стараясь отпечатать в голове картинку момента, он говорил: «я хочу запомнить каждую деталь, что вижу, раз уж не могу сохранить все, что чувствую». этот же взгляд отпечатался в голове кентаро, и был для него важнее горячих губ и сладкой истомы, если уж быть честным. потому что он значил, что та близость в школьной душевой — гораздо больше, чем просто акт взаимного доставления удовольствия. не то чтобы стоны наслаждения человека, который завладел всеми его мыслями и чувствами, — не самое лучшее, что в своей жизни, хоть пока недолгой, слышал кетани. не то чтобы ему не доставила мягкая — кентаро показалось, что он проваливается сильными пальцами в бездну нежности — кожа под крепкими руками и подрагивающее тело, что он едва успел удержать. и не то чтобы кетани не сходил с ума от требовательных губ, что в кутерьме эмоций не всегда ухитрялись попасть по его собственным, но кентаро был сентименталистом, и потому-то взгляд полный доверия значил для него нечто более важное. неожиданно вошедшая в комнату мама заставила кетани вздрогнуть, а кровь, собравшуюся, кажется, со всего тела, сосредоточиться на лице и ушах. на ее вопрос о состоянии погоды за окном ответил яхаба, который потом с непониманием глянул на кентаро. кинув неопределенное: «да так», он уткнулся в телефон и стал просматривать новостную ленту. кто-то радовался обилию снега, кто-то постил фотографии подготовки к празднику, а кто-то подводил итоги прошедшего года. кетани снова задумался — а чем значимым отличился уходящий год для него? с минуту поразмыслив, он понял, что много чем, на самом деле. приличный рост в волейболе, успехи в общении с людьми, улучшившийся табель успеваемости и — выход на новый уровень в отношениях с яхабой. при чем постарались они оба неплохо. кетани стало в разы легче раскрываться перед парнем, шигеру — показывать себя настоящего. под футляром внешности сладкого пай-мальчика яхаба прятал немного эгоистичную, жесткую к окружающим, слегка черствую сторону своей сущности, под ней — неуверенность в себе и страх быть уязвленным. в этом году кентаро сквозь бетонные стены и заколоченные проходы смог добраться до третьей базы — через дебри эпитетов и метафор ухватить ту самую главную идею, которую нес автор. как бы кетани не постарался, все равно не смог бы при первой встрече с яхабой подумать, что тот сторонится от нападений окружающих в его личное пространство и с трудом показывает истинные мысли и чувства. после года совместных тренировок — ни за что не допустил бы мысли, что «этот самоуверенный мудак с замашками подлизы» нервно выдохнет с устало-грустным: «как же надоело», будучи уверенным, что раздевалка осталась пуста, и это будут обстоятельства, при которых кетани впервые увидит привлекательное лицо без маски поддельного высокомерия. и уж тем более не догадывался, что в этом взгляде печальной изнеможденности кроется куда больше, чем под шлейфом самоуверенной личины. но вот он здесь, смотрит на это привлекательное лицо, докопавшись до сути, и теперь уже с осознанием привлекательности еще и души. — прием-прием, земля вызывает кетани кентаро, — на щелчки пальцами у его лица парень отвечает лишь тем, что перехватывает чужую руку и оставляет на костяшках пальцев печать своих губ. — ты чего сегодня потерянный весь ходишь? случилось что? — все хорошо, милый, просто задумался. шигеру слегка тушуется: к милым обращениям он привык, и искреннее тепло разливалось по груди при очередном «родной» или «солнце мое», но вот беспечность при нахождении с родителями в соседних комнатах до сих пор его настораживала. он убрал руку, напоследок все же щелкнув кетани по носу, чтобы тот не обиделся. это рождество для обоих было одним большим комком счастливого спокойствия. вскоре мама позвала мальчиков ужинать, и для каждого из все происходящее казалось настолько правильным, словно песня, каждый звук в котором стоял на своем месте, дополняя мелодию и делая ее невероятной. после вкусного ужина в не менее вкусной атмосфере решено было обменяться подарками, но парни с трудом досиживали это мероприятие. размеренное течение дня вместе с его тягуче-ленивым чувством счастья будила в парнях желание нежиться в объятьях друг друга в разговорах ни о чем и постоянными залипаниями на знакомые до каждой трещинки черты лица, разрисованными светом гирлянд, или провести остаток дня за просмотром какой-нибудь комедии с добрым концом, заперев руки в неразмыкаемый замок, время от времени поглаживая чужие пальцы. мысли об этом совсем не помогали скоротать время, но мальчики стоически выдержали и стрелой понеслись на второй этаж в комнату кетани, по пути клянясь, что они наелись и навеселились и теперь хотят отдохнуть. вряд ли кто-то вспомнит точную дату, когда это случилось, но старая растянутая футболка кетани и пара его домашних штанов давно стали на время ночевок пижамой яхабы, который едва не вылетал из великоватых штанин. при виде тяжело моргающих уставших глаз шигеру, обрамляемых растрепавшейся челкой, в его собственной одежде и в его собственной комнате у кентаро что-то гулко заныло внутри и дыхание сперло на мгновение, показавшееся впрочем дня парня несколькими часами. каждый счел бы за преступление, если бы кентаро в ту же секунду не утопил хомячьи щеки в своих ладонях, накрывая своего парня волной щемящих чувств, что пытался передать поцелуем. яхаба, не размыкая губы, потянул их сначала к дверной защелке, а после — на кровать. через десять минут шигеру засыпает под теплым боком и еле вороча языком говорит что-то о том, что лучше рождества он бы и придумать не смог. через десять минут кетани слушает тихое сопение и совсем не расстраивается, что не удалось поболтать или посмотреть кино. через десять минут снова приходят мысль о том, что он столько всего еще должен открыть в яхабе, что наверняка не хватит и ста рождественских вечеров. а книга ставится на полку, на самое надежное место, еженедельно протирается, не давая запылиться, и перечитывается раз за разом, потому что с каждым днем она пополняется прекрасными абзацами, не теряющими своей занимательности.