(Не)порочность

Яркие лучи полуденного солнца пробивались сквозь неплотно задернутые занавески. Они струились по ярко огненным волосам Кармы, окружая мальчика ореолом похожим на золотой нимб, он будто бы сошел с гравюры венецианского мастера. Его бледная, чистая кожа тоже как бы светилась. Карма поднял взгляд на замершего в нерешительности мужчину. Достоевский, казалось, впервые в жизни чувствовал себя настолько странно, все его мысли смешались в невероятный водоворот. Он старался ухватиться хотя бы за одну из них, но все его попытки разбивались об образ, что предстал перед ним. Карма был полностью обнажен, черты его юношеского лица порождали в сердце Федора небывалое количество эмоций. Он выглядел как чистое и непорочное дитя, и Достоевский тотчас ощутил укол совести, почувствовав себя похотливым демоном, что развращает невинную душу. Но стоило только этому видению промелькнуть в его сознании, Карма разрушил этот ангельский образ. Он лег на спину, призывно раздвинув ноги. Да уж, такой жест больше подходил давней работнице борделя, а не девственному юному цветку. Окончательно он разрушил наваждение тем, что севшим голосом произнес: -Ты так и будешь в дверях стоять или подойдёшь и выебешь меня уже наконец? Это было сказано с такой небрежностью, что будь на месте Федора другой, он бы оскорбился. Но для Достоевского было очевидно, что так его ученик старается скрыть волнение. Наконец, окончательно придя в себя, он в два шага преодолел расстояние до кровати. На ходу расстёгивая свою рубашку, он едва не оторвал пуговицы от нетерпения. Всего минуту назад, он был готов сдаться под натиском морали и уйти, навсегда разорвав эти неправильные со всех сторон отношения, теперь же им овладело желание. Привыкнув к тому, что все предыдущие партнёры были даже чересчур покорны, Достоевский едва не забыл, что перед ним пылкий и страстный юноша, который отнюдь не собирался мириться с главенствующим положением Федора в постели. Не успел он опомниться, как Карма уже расстёгивал его брюки, усевшись сверху. Не дожидаясь разрешения, он окончательно сдёрнул с Достоевского брюки и, обхватив рукой его уже вставший член, принялся вылизывать головку. Подобная приятная неожиданность вызвала у Федора стон удовольствия, который он не сумел сдержать. Такая реакция учителя только подстегнула Карму, он с таким рвением попытался взять глубже, что из его глаз тут же брызнули слезы, а слюна потекла по подбородку. Он изо всех сил сдерживал рвотные позывы, принимая член все дальше в глотку. Что уж тут скажешь, размерами мужского достоинства природа Достоевского точно не обделила. Эта пытка продолжалась не больше пяти минут. Федор, будучи не в силах больше смотреть на страдания своего ученика, мягко отстранил его, взяв за подбородок. — Все-все, на сегодня достаточно. Я бы всё-таки хотел успеть перейти к самому главному. Опыта у мальчишки не было никакого. Но то, с каким усердием Карма отсасывал ему, не могло не вызвать у Федора чувства определенной гордости. Даже находясь в таком, казалось бы, унизительном положении, мальчик продолжал смотреть на него с вызовом. Весь его взгляд как бы говорил: смотри, что я для тебя делаю, и не думай, что, когда придёт время, я не потребую того же. За то время пока Карма пытался восстановить дыхание, Достоевский успел перехватить инициативу и теперь прижимал его к кровати, нависнув сверху всем телом. Их взгляды встретились, и через мгновение они слились в жарком поцелуе. Он был далек от тех, что Федор дарил другим. Поцелуй превратился в ожесточенную борьбу за власть. Их языки сплелись в жестокой битве. Ни один из них не желал уступать. Воспользовавшись моментом, Достоевский смазал пальцы правой руки подготовленной заранее смазкой и осторожно приставил один из них ко входу. Федор медлил, сам не зная от чего. Тогда Карма не выдержал и, разорвав поцелуй, сказал: — Ну и что ты застыл? Такого мне тут напиздел, а как до дела дошло- кишка тонка? Достоевский заметил, что голос его ученика заметно подрагивал. То ли от страха, то ли от возбуждения, то ли от всего сразу. Не став больше нервировать и без того напуганного Карму, Федор осторожно протолкнул внутрь однако палец. На удивление, никакого особого дискомфорта мальчик при этом не ощутил. Однако, когда к одному пальцу присоединился второй, он понял откуда пошли все эти истории о невыносимой боли из интернета. Размеры уже возбужденного до предела мужского достоинства Федора не позволяли остановиться на двух пальцах. Когда отверстие вынуждено было принять и третий палец, Карма начал извиваться под тяжестью тела своего учителя. Тогда Федор принялся покрывать осторожными, лёгкими поцелуями сначала щеки, а потом шею, грудь и живот ученика. Изогнув пальцы под определенным углом, Достоевский задел очень чувствительную точку, отчего Карма резко выгнулся в пояснице и издал полу-всхлип, полу-стон. Глядя на Федора широко открытыми глазами, он сказал: — Блять, сделай так ещё раз. Достоевский заигрывающим тоном ответил: — Вот так? Или может быть так? Раз за разом он находил все более удобные положения руки для нахождения заветной точки. Карма стонал, умолял, матерился по-русски сквозь сжатые зубы и в конце концов не выдержав вскрикнул: — Да вставь ты его уже Только этого и ожидая, Достоевский ловко натянул презерватив и начал плавно входить в растянутое отверстие. — Расслабься Шепнул он на ухо Карме. Но как тут расслабиться, когда в тебя вторгается штуковина такого размера? — Ну-ну, тише, все хорошо Продолжал шептать Достоевский, сцеловывая с щек влажные дорожки. Он сам удивлялся собственной выдержке. Стараясь не закричать, Карма выдохнул: — Да всунь ты уже до конца, я не сломаюсь. И не дожидаясь ответа, он обхватил талию учителя ногами и наконец принял член полностью. Немного подождав, Федор на пробу слегка двинул бедрами, не встретив особенного сопротивление он начал постепенно наращивать темп. Внутри было горячо и тесно. Не привыкшие к такому стенки кишечника сдавливали со всех сторон, отправляя Достоевского на вершину блаженства. В это же время Карма старался свыкнуться с ощущением заполненности, нельзя сказать, что это было неприятно, скорее просто странно. Растянутый вход при каждом движении будто горел огнем, но когда член проходился прямо по чувствительной точке, Карма понимал, что все это не зря. Лицо Федора находилось прямо над его собственным, они то и дело сливались в поцелуях. К тому моменту, как боль почти угасла и на первый план вышло удовольствие, со лба Достоевского уже начинал капать пот. Черные волосы свисали, почти касаясь его ученика. Стремясь ускорить разрядку, Карма подстроился под темп и начал сам насаживаться на член. Спустя пару минут он почувствовал, как от низа живота по телу волной распространяется удовольствие, а перед глазами появляются разноцветные звёздочки. На секунду ему показалось, что он вот-вот потеряет сознание. Достоевский ощутив, как конвульсивно сжимается плоть вокруг его члена, последовал за учеником.