sweets, smiles and your eyes

— Ямато Майя, ударные. Рада знакомству, — и вежливо протянутая рука. Перчатка из кожи на манер «без пальцев» не позволяла на глаз оценить мягкость ладони, однако Хину не расстроило. Успеет ещё. Чёрт знает как и почему, но барабанщица оказалась до глубины души чудной для Хикавы, интересной. В Ямато явно отсутствовал тот самый набор качеств, давно и бережно заложенный в папочку по делу «айдол-клише». Вся эта сладкая приторность, присущая другим представителям сахарного культа, прочно отсутствовала. Очки, «уличный» прикид, длинная чёлка почти на глаза — всё кричало о том, что она просто ошиблась дверью. Но она не ошиблась и Хина, в принципе, тоже. Но будем честны – всё то в ней и влекло Хину, тянуло магнитом, — будь он не ладен, — взращивая тот самый непреодолимый интерес. Однако, это не последний атрибут, что так пленил бедную гитаристку пасупаре. Глаза Майи. Два больших изумруда так глупо и неосмотрительно скрытых за линзами очков. В них Хина видела то, что никогда не увидят другие, просто не заметят. А Хина, она астроном, она заметила. Заметила звёзды, что так глубоко мерцают в тёмной пучине чужих океанов; интерес, осевший в глубине вод, и, возможно, желание. Какое? К чему? Увы, Хине это пока неподвластно узнать. Лишь пока. Нет, что вы, она не влюбилась. Просто звёзды в глазах Ямато слишком яркие, красивы до безумия, словно омуты — опасны. Берегись, затянут ведь. А Хине не страшно, она ко всему готова. «Да как бы не так» \\ Если кто-то хоть на секунду допускал мысль о том, что Хина оставит бедную Майю в покое, то этот кто-то либо круглый дурак, либо верит, что ещё не всё потеряно. А для Хины потеряно действительно всё с появлением новой участницы. Ямато теперь при каждом удобном случае просто наглейшим образом похищалась Хикавой со скучных (лишь для для неё, однако) репетиций, заставляя устало вздыхать Майю, но не выпускать руки из цепкой хватки. «Смирилась, наверное», — лишь скользило в мыслях, что-то больно сжимая внутри. К слову, о репетициях. Чисато явно была недовольна (нет, что вы, она была в ярости) постоянными побегами и прочими ненормальными выходками Хины, однако надежда говорить ей что-либо в упрек, и при том достучаться, давно угасла. Как вообще можно что-то говорить, если у человека ветер в голове и батарейка энерджайзер на всю мощь с самого рождения? Вопрос, не требующий ответа. И, отнюдь, не самое лучшее сочетание, как думала Ширасаги, да только выбирать не приходится. Честно говоря, у Хины находились силы на всё на свете, в частности на Майю, которая не претендовала вроде, но и нельзя сказать, что была вообще против. Бесконечные походы в маленькие круглосуточные за горами сладостей и жгучей колы, а потом усиленное переползание на крышу с полученным добром стало чем-то привычным. Лежа на крыше, Хикава любила выискивать для Майи созвездия среди россыпи мерцающих точек, и иногда — когда известные заканчивались, — выдумывать свои собственные, вызывая смех у своей звёздочки последней, ведь она-то уж точно знала, что никаких «лунных кроликов» или «пончиков Одиссея» в природе не числится, как бы не хотелось. И хотелось ли? За бесконечным смехом и сладкими улыбками они упустили один момент. Тот самый, когда руки робко сплелись в неловкий замочек, что призывал щёки принимать предательски-пунцовый оттенок, который мог выдать с головой абсолютно всё (хотя там уже и выдавать-то нечего). Однако Майя по прежнему не была против. Она вообще вроде всегда была не против, когда дело касается Хины, но ей это знать не обязательно. А Хине хорошо. Она крепче сжимает тёплую ладошку, укрепляя захват пальцами, – а вдруг потеряет ненароком? – разводя губы в довольной улыбке. Потому что перчаток давно не было, а кожа нежна и приятна на ощупь. Говорила же, что успеет