Я вернулся домой

Стоять было очень трудно, ноги не держали и, вполне возможно, одна из них была даже сломана — кость треснула точно, ведь каждый шаг отдавался жгучей, невыносимой болью во всём теле, что разливалась подобно жидкому огню, помутняя сознание, заставляя забыть, как дышать. Конечно, эта боль не могла сравниться с той, что выжигала его изнутри всего несколько минут назад — когда обезумевший от собственного триумфа император выжирал их силы, исцеляя себя, своё тело и обретая вновь свою непревзойдённую доселе мощь. Или усиливая её? Впрочем, всё минуло. Всё закончилось. Каждый вдох был мучителен — пострадала не только нога, рёбра тоже, по всей видимости, не выдержали падения с такой высоты, и парочка точно сломалась. Даже укреплённый Силой организм отказался терпеть такие издевательства с его стороны, и это было понятно — простой человек такого просто бы не пережил. А он смог. Выжил. Зачем? Мерзкий привкус крови не желал исчезать изо рта. Какая досада… Но идти было надо — даже так, хромая, спотыкаясь и падая, обдирая кожу на ладонях, собственной кровью орошая усеянный пылью и осколками камней пол, но продолжая продвигаться вперёд, тратя на это даже свои последние силы. Ведь она лежала там — без сил, без дыхания, непонятно живая или уже нет… Живая! Он чувствовал, верил — живая! Она — тот самый легендарный огонь во тьме, её сокрушивший, сделавший нечто совершенно невозможное, ведь она сумела сотворить то, на что он, Бен, оказался не способен — она всё же убила его. Убила Палпатина. Ему бы радоваться — победа. Но чья победа? Впрочем, какая разница, если своё дело сделать Палпатин так и не сумел — последнего Скайуокера убить ему оказалось не под силу, и теперь он, не повторивший печальную судьбу своего деда, шёл, превозмогая боль, чтобы завершить начатое. Не кровь определяла человека, а его поступки. Теперь он это знал точно. Он практически упал рядом с ней — жалкий, неспособный сейчас даже на то, чтобы хоть как-то помочь себе, Кайло… нет, Бен. Кайло Рена убила Рей, ещё там — на покрытом вечно бушующими морями спутнике Эндора, на обломках второй Звезды Смерти. А после встречи с отцом… Бен вернулся. Прижимая Рей к себе, он, судорожно вглядываясь в её бледное, без единой кровиночки лицо, перепачканное в крови, пыли и саже, пытался понять лишь одно — успел? Успел. Пусть слабо, с перебоями, но её сердце билось. Жива… Точно так же, как она сама недавно его исцелила, (перед этим ранив, практически убив, но убила-то она Кайло!) он теперь исцелял её — собственной Силой заставлял на глазах зарастать её раны. В одном Палпатин был прав — вместе они сильнее. Сильнее всех. Чуть пошевелившись, Рей моргнула, зажмурилась и, наконец, открыла глаза. — Бен? — не слово, выдох, тихий и едва различимой. У него сил хватило только на то, чтобы сквозь боль улыбнуться и слабо кивнуть. Жива. Он прижал её к себе, не желая её отпускать, только не теперь, не в миг их победы, не когда они… спаслись. Чудо. Само собой получилось так, что их губы встретились — пара мгновений, лишь прикосновение, но столько в нем было всего. Оно — как глоток новых сил, как вдох чистого, свежего воздуха. Но всё было не так просто. Он слышал их зов… Мама, дядя, отец, даже дед все они его звали, молили идти вслед за ними, в вечность, где можно искупить все свои грехи, где можно найти столь долгожданный покой, обрести равновесие. Слиться с Силой. Нет. Как бы не были привлекательны мысли оставить этот мир и уйти в вечность, он не имел права её бросать. Не теперь. — Я здесь, — прошептал он — говорить было ещё больнее, чем просто дышать. — Я вернулся домой. На то, чтобы исцелить Рей он потратил почти все свои силы, и он чувствовал, что собственная жизнь утекала из него с каждой каплей крови, словно песок сквозь пальцы. Песок Татуина? — Не уходи, — судорожно схватила она его ладонь. Она ведь всё понимала… Всё чувствовала. — Я принимаю твою руку. — Я больше никуда не уйду. Бен улыбался. Так, хромая, они направились к выходу — их ждал дом.

***

Два жарких солнца безжалостно светили с неба, и на фоне их, восходящих и постепенно стремящихся к зениту, две человеческие фигурки казались совсем крохотными. Они стояли и долго смотрели на развалины старой фермы. Безжалостное время не пощадило постройки, и видевшие всю историю легендарной семьи Скайуокеров пески Татуина всё больше поглощали их с каждым годом, чтобы когда-то навеки погрести в себе и сохранить для живых и их потомков. Рей держала в руках мечи Леи и Люка. Решившись, она всё же завернула их в кусок материи, положила и отошла. Пусть Пески забирают с собой всю эпоху, и бережно хранят её в своих недрах, чтобы когда-то будущие поколения их нашли и, возможно, что-то почерпнули для себя. А может, никто ничего и никогда не найдёт. Так или иначе, Рей решительно развернулась к Бену, серьёзному и мрачно-торжественному, и, подойдя к нему, молча встала рядом. Он смотрел на то, как восходили солнца. Лея, Люк и Энакин, такой молодой, юный даже на фоне своих детей, с одобрением смотрели на тех, кто станет новой страницей в истории семьи Скайуокеров. Свет наполнил весь мир, и жар татуинского дня окутал две фигуры. Всё ещё впереди.