Кирие

Видели Боги – если они, конечно, существовали – Кирие всегда старалась быть хорошей девочкой. Быть мягкой, покорной, понимающей. Прощать других. Быть мудрее других, быть… …безупречной. Белоснежное платье, застёгнутое на все пуговицы – старенькое и потёртое, но безукоризненно чистенькое и отглаженное, волосы цвета осеннего каштана собранные в неказистый скромный хвостик. Тихий голос. Мягкая улыбка. Чистое личико, нетронутое косметикой. Маленькие, почти детские ручки, огрубевшие от работы, с коротко обрезанными ногтями – у неё никогда не было времени «наводить красоту». Туго затянутые шнурки на ботиночках с плоской подошвой, завязанные на два узелка. Сама скромность, само целомудрие. Не женщина – а целый океан смирения и терпения. …Море бушующей ярости, клокочущей в стиснутой неудобной одеждой груди. Но Кирие не может позволить себе ярость. Кирие не может позволить себе ненависть. Кирие не может позволить себе быть собой, потому что кто-то – хотя бы кто-то! – должен поступать ПРАВИЛЬНО. В конце концов, кто, если не она? У Кирие нет времени на себя. У неё всегда море дел: сироты, о которых они с Неро заботятся доставляют немало хлопот, да и сам Неро порой проблем приносит больше, чем пользы. Стоит только оставить его одного, как он немедленно влипает в неприятности: скольких проглоченных горьких слёз стоила ей одна только история с гаражом? Сколько ночей она провела без сна, когда он сорвался с места, бросившись с головой в самый эпицентр событий, недоступных её пониманию? Сколько ночей она просидела у старенького радиоприёмника, пытаясь поймать волну и расслышать сквозь хрип и белый шум такое страшное, страшное, страшное название – «Редгрейв»?.. Как она вздрагивала каждый раз, когда неожиданно тишину холодного утра прорезал звонок телефонного аппарата, но на том конце – всегда, неизменно! – оказывались совершенно не те люди, то соседка с её глупой болтовнёй, то школьная учительница, то старая подруга, отношения с которой трещали по швам после того как Кирие запятнала себя, начав жить с мужчиной? А ведь ей было просто некуда идти. У неё не было выбора. Кредо больше не было: остались только она и Неро, молодые, влюблённые, и бесполезно было скрывать, что он больше ей… не маленький сводный братишка, а нечто совершенно иное. Ждала ли она, что наткнётся на осуждение? … а ждала ли она, что рассказав правду об Ордене – предавшем её, сломавшем её, едва не убившем её Ордене – она получит клеймо одержимой и сумасшедшей? Кирие проглотила обиду, но горький её привкус так и остался у неё на губах. Но ради Неро Кирие заново научилась улыбаться. Кирие научилась не поминать Спасителя всуе, и научила себя не вздрагивать каждый раз, когда кто-то говорил о Спарде, потому что перед её глазами всё ещё мелькали белый и золото, безупречный, чудовищно прекрасный исполин, внутри которого пульсировала омерзительная чёрная субстанция из демонического мира, так похожая на… Плоть? Мама, милая мама так часто читала ей сказки об ангелах. Теперь Кирие знала, какие они, ангелы: прекрасные создания, прекрасные и пустые, и страшные, без сострадания, без души, и демоны казались ей, Кирие, намного живее и человечнее. И в ночных кошмарах к ней являлся не холодный и бледный незнакомец в красном, с красивым и застывшим лицом, перепачканным человеческой кровью, а сухонький, обманчиво медлительный, обманчиво безобидный старичок, которого она знала с самого детства. Кирие жила с этим страхом. Кирие просыпалась по ночам, потому что ей казалось, что узловатые пальцы снова хватают её за руки, потому что ей чудилось, что она чувствует его дыхание на своей шее. Потому что иногда, когда она просыпалась одна в своей постели, ей казалось, что комната вокруг неё сжимается, пульсирует, а от стен идёт чудовищный, невыносимый жар. Но она не признавалась Неро в этом. Никогда. Он же рассказывал ей, кажется, обо всём, а она улыбалась, чувствуя, как всё у неё внутри стынет от немого ужаса. Она любила Неро, любила, и изо всех сил пыталась понять и принять всё, что с ним происходит, и… не могла. Кирие не верила больше в божественность Спарды. Но Кирие верила в Неро. И ей нравилось думать, что они с Неро – как Спарда и его человеческая избранница. Вот только почему, когда она сказала об этом, Данте настолько сильно изменился в лице?..