***
Фэа Макалаурэ соткала златую дверь и оказалась рядом с Лантириэль. — Как малышка? — спросил Кано. — Успокоилась, — откликнулась душа девы. — Мне правда хочется помочь. Ей. Вам. — Тогда пойдем к моему деду, Финвэ, — предложил он. — Ты уверен, что это правильно? — спросила синдэ. — Ведь я… — Невеста моего брата и его внука, — ответил Макалаурэ. — Но… — Ты все видела на гобеленах, я знаю, — тихо проговорил Кано. — Пойдем. Мне кажется, именно он сможет помочь нам с крохой. Финвэ был у себя. Один он бродил по чертогу, что выделил ему Намо. — Атар атаринья, познакомься, — начал Макалаурэ. — О! Невеста моего внука Морьо! Рад видеть, — тут он замешкался. — То есть не рад тому, что ты здесь, но… — Мы правильно поняли тебя, — рассмеялся Макалаурэ. — Но взгляни. Не кажется ли тебе, что эта фэа нам родная? Финвэ осторожно взял малышку на руки: — Кто это? Откуда? Такая маленькая, а уже в Чертогах? — Ее бросила ваша супруга Индис, — сообщила Лантириэль. — Но она не могла ждать ребенка. Это не наш… — Атар атаринья, она пришла с путей людей, но хотела к нам. И ее пустили, — прервал их Кано. — Я слышал лишь об одном браке между эльдар и атани, — начал он. — И я, — подтвердил Макалаурэ. — Значит, это… — Твоя правнучка. Не рожденная дочь Айканаро, — с горечью сообщил Макалаурэ. — Вы позволите мне заботиться о ней? — спросила молчавшая до этих пор Лантириэль. — Конечно, — ответил Финвэ. — Я буду рад твоей помощи. — И я, — раздалось с порога. — Мириэль, родная, я… — Финвэ не мог подобрать слова. — Я понимаю, что это правнучка Индис. Но и твоя, мельдо, — тихо проговорила она и взяла малышку на руки. — Леди, а я? — спросила синдэ. — Лантириэль, оставайся с нами, — произнесла она. — Я сама… выткала, как мой внук… мой бедный Карнистир надел на палец кольцо. Тебе. Там, в смертных землях. Он не успел. Не держи зла. Макалаурэ тихо скользнул к двери: «А я успел. И даже был счастлив, пусть недолго, но…» Мысли о супруге и их еще не рожденных детях отдавали болью и… надеждой. Кано знал и твердо верил, что возродится, как только сможет. И вернется к любимой, даже если ему придется одному переплыть моря разлук или пройти по льдам. Любые испытания, лишь бы снова обнять мелиссэ, быть рядом с ней. И уже никогда не покидать ее. Их. Мысль о том, что Алкариэль приведет в этот мир его малыша, согревала, побуждая бороться с серостью и стылым холодом Чертогов.***
— Госпожа, — позвал гном жену Куруфина заговорщическим шепотом и для пущей выразительности огляделся по сторонам, словно говоря, что разговор не предназначен для посторонних ушей. — У меня есть кое-что поистине необыкновенное для свадьбы лорда Тьелпэринквара. — Что же это? — заинтересовалась Лехтэ. Она остановилась посреди двора и с любопытством поглядела на двух наугрим, хитрющие взгляды которых не предвещали легкого разговора. — Ткань! — загадочно помолчав, ответил Дув. — В самом деле? Сердце нолдиэ подпрыгнуло и учащенно заколотилось. Свадебные наряды Тьелпэ и Ненуэль напрочь лишили ее покоя и сна. Тэльмиэль хотелось, чтобы сын был неотразим, а его одежды не были похожи на те, что уже надевали Финдекано, Макалаурэ или тот же Келеборн. День свадьбы неумолимо приближался. Проблема казалась неразрешимой, и Лехтэ пребывала в состоянии легкой паники. — Клянусь бородой Махала! — подтвердил Дув. — Тогда покажи ее, — нетерпеливо потребовала эллет. Старший гном дал знак Фрости, и тот, тихонько крякнув себе под нос, снял с плеча солидных размеров мешок. Развязав горловину, он сунул туда бороду и, издав торжествующий вопль, вытянул наружу конец ткани поистине необычайного цвета, похожего на смесь фиолетового и красного. Глаза Лехтэ вспыхнули: — Что это? Дув довольно улыбнулся: — Пурпур, госпожа. Пурпурный шелк. Самая редкая и дорогая ткань из всех, что существуют на свете. — И сколько ты хочешь за нее? — Пятьдесят бриллиантов, — не моргнув глазом, ответил Дув. — Что?! — возмущенно вскрикнула Лехтэ, и от крика ее зазвенели стекла в ближайшем окне. Гном вздрогнул, очевидно поняв, что легкой добычи не последует, но на попятный не пошел: — Госпожа, краситель добывают из желез морских моллюсков, меньше взять никак не могу! — Ты что, лично за ними в море нырял? — нахмурилась нолдиэ. — Десять бриллиантов. Дув не уступал: — Очень редкий вид моллюсков, госпожа! И нырять за ними глубоко. Сорок семь. — Двенадцать. Нам еще Химлад содержать на что-то надо. — Сорок пять. Мне жену и детей кормить! — А нам верных. Пятнадцать бриллиантов. Знаешь, как тяжело их добывать? — Представляю. Сорок два. У меня жена мотовка. — Соболезную. У нас воинов много, а у них семьи, и все есть хотят. — Семь детей, госпожа, и пятнадцать внуков! Пожалей мои седины. Представляешь, каково их всех содержать? Тридцать семь кристаллов. — Семнадцать. У нас с мужем тоже скоро внуки пойдут. Ты в курсе, как долго растут дети эльдар? — Тридцать два. Этих моллюсков дочери эмира собирали! — Что, прямо собственными руками? Девятнадцать, и мои личные письменные извинения перед дочерьми эмира. Дежурившие у ворот стражи слушали, затаив дыхание. Было ясно, что ткань, в конце концов, перейдет в руки эллет, и теперь всех интересовало, на какой цене они с гномом сойдутся. — У вас, нолдор, столько крепостей! — распалялся Дув. — Тридцать один бриллиант. — И всех их надо содержать, — не уступала Лехтэ. — Двадцать один. — Еще скажите, что за счет Химлада! Двадцать семь. — Двадцать пять и моя личная благодарность за вклад в укрепление дружбы между нолдор и наугрим. Дув не выдержал и махнул рукой: — Эх, что с вами поделать, госпожа! Договорились! И благодарю за сделку. Я вез этот шелк из Харада и уже думал, что не продам. Даже ваш родич Карнистир в конце концов отказался покупать ткань. Лехтэ и науг ударили по рукам, и в этот самый момент за их спинами раздался тихий ехидный смех: — И я даже нисколько не удивлен. От неожиданности Тэльмиэль чуть не подпрыгнула: — Мельдо! Ты давно тут стоишь? — Что, не заметила? — поднял брови Курво. — Давненько, признаться. Я сидел в гостиной и вдруг сердцем почувствовал, что происходит нечто интересное, и что я себе не прощу, если пропущу это зрелище. Так значит, двадцать пять бриллиантов? — Именно так, — подтвердил Дув. — Что ж, ткань действительно хороша. Он достал из-за пазухи кожаный мешочек и отсчитал требуемое количество. Лехтэ порывисто обняла и поцеловала мужа: — Благодарю! Побегу тогда делать наряды для сына и Ненуэль. Курво улыбнулся: — Уверен, выйдет великолепно. А в кладовых еще есть золотая парча. — Отлично! — Только давай, я сам донесу. Тяжеловато все-таки. Супруги ушли, забрав купленное, а наугрим отправились в гостевые покои, довольные тем, что цель их долгой поездки наконец достигнута.***
В открытое окно долетели протяжные, нежные звуки флейты, и Итариллэ, работавшая над чертежом фонтана, подняла взгляд и светло, немного мечтательно улыбнулась. — Совсем как весной, — прошептала она. Настроение ее тоже все последние дни, несмотря на уже по-осеннему низкие, хмурые тучи и желтеющую листву на деревьях, было удивительно приподнятым. Хотелось смеяться, танцевать, и даже работать принцесса Ондолиндэ понуждала себя с трудом. Фэа радовалась, словно долго ждала и теперь дождалась чего-то. Решив в конце концов, что до весны фонтан все равно не понадобится, дева свернула пергамент и, закрыв чернильницу, поднялась. «Пора пойти, прогуляться немного», — подумала она и быстрым шагом пересекла кабинет, выйдя в один из коридоров дворца. Витые арки галереи убегали вправо и влево. Искусно вырезанная листва на стенах и потолке казалась почти настоящей, так что можно было решить, будто вокруг и впрямь живой лес. И только стоявшие в дверях стражи напоминали, что это дворец короля. — Вы не видели Туора? — спросила Итариллэ у ближайшего воина. — Был на тренировочной площадке, — ответил тот. — Благодарю. Принцесса свернула в боковой коридор, который вел на задний двор, и перед глазами ее вновь, уже в который раз за последние дни, встала широкая, искренняя улыбка приемного сына дяди Финдекано и ясный свет его глаз. Туор в первые дни знакомства успел рассказать ей новости из гавани фалатрим, передал привет от кузена Эрейниона и посетовал вместе с ней, что родичи до сих пор не имели возможности познакомиться лично. — Но я уверен, что еще все впереди, — сказал он ей тогда. — Благодарю, — с улыбкой ответила Итариллэ и подумала, что Туор очень приятный в общении юноша. Теперь же она, покинув дворец, пересекла мощеный мраморными плитами двор и отправилась туда, откуда слышался отдаленный звон мечей. Волна прохладного воздуха ударила принцессе в лицо, остудив разгоряченные мысли. Она закуталась плотнее в свой любимый голубой шерстяной плащ и стала там, откуда было лучше всего видно происходящее на посыпанной песком прямоугольной площадке. По-видимому, Глорфиндель в этот раз решил лично оценить силы нового родича короля и теперь без всякой жалости гонял Туора. Тот, впрочем, выглядел вполне довольным происходящим. Легко и даже с видимым удовольствием он отражал удары лорда, а при любой возможности нападал сам. «Сколь по-разному растут дети эльдар и атани, — подумала Итариллэ. — Туору почти восемнадцать лет, и любой эльфенок в этом возрасте еще совсем дитя, тогда как приемный сын дяди отличается от взрослого нэра лишь более мягкими чертами лица и доверчивым выражением глаз». Кольчуга Туора и его шлем лежали на ближайшей скамейке. Роа было защищено лишь тонкой тканью белой рубашки, совершенно не скрывавшей его мощных мышц. Фигура адана дышала силой, и Итариллэ совершенно не удивилась, когда Глорфиндель в конце концов, вложив меч в ножны, объявил: — Твой отец тебя хорошо натренировал, Туор, сын Фингона. Ты действительно ценное приобретение для армии Ондолиндэ. — Благодарю, — широко улыбнулся юноша. Принцесса весело крикнула: — Поздравляю тебя! Туор обернулся и, похоже, только сейчас заметил гостью. Щеки его на короткое мгновение порозовели, однако он быстро взял себя в руки. Проворно натянув кольчугу, юноша подошел к принцессе и учтиво склонил голову: — Ясного дня, госпожа. — Тебе тоже, Туор, — ответила она. — И можешь звать меня просто по имени, Итариллэ. — Благодарю, с удовольствием. Глорфиндель тоже наскоро привел себя в порядок и объявил: — Раз так, то мы на сегодня, пожалуй, закончим. Продолжим утром. — Я непременно приду, — пообещал адан и вновь перевел взгляд на принцессу. Несколько мгновений она молчала. Наконец, спросила: — Ты видел город? — Лишь отчасти, — признался гость. — Хочешь, я покажу тебе его? — Буду благодарен. Идриль приглашающе кивнула, и они направились к широкой лестнице, ведущей на главную площадь перед дворцом. — Ты видел малинорни? — спросила принцесса. Ее спутник покачал головой: — Нет. Что это? — Дерево с серебристой корой. Осенью листья становятся золотыми, а весной опадают. Тогда на их месте появляются новые — зеленые сверху и серебряные снизу, а на ветвях распускаются золотые цветы. На синдарине их называют маллорнами. Туор задумался и вновь покачал головой: — Нет, не видел, хотя слышал о таких от отца. Он говорил, они растут в Амане. — Верно. Жена Глорфинделя привезла оттуда несколько орехов и посадила в Ондолиндэ. — Я очень люблю сосны, — признался Туор. — В детстве мог часами гулять по лесам Ломинорэ. Еще березы нравятся и дубы. — Я вишни люблю и яблони, — ответила ему в тон Итариллэ. — Весной они цветут необыкновенно, незабываемо. Они шли бок о бок, и разговор лился плавно и легко, как ручеек на равнине. Туор время от времени хмурился, глядя по сторонам, и тогда в лице его, в остром, внимательном взгляде проглядывали черты того нэра, каким он обещал стать совсем скоро. — Тебе не нравится Гондолин? — наконец спросила Идриль. Юноша покачал головой: — Он прекрасен. Но я не могу не думать, сколь сильно он уязвим. — А вместе с ним и жители? — Да. Некоторое мгновение принцесса молчала. Наконец, она призналась: — Я рада, что кроме меня это наконец заметил хоть кто-то. Я говорила о своих опасениях отцу, когда мы только приехали в долину Тумладен, но он неизменно отвечал, что здесь безопасней, чем в Виньямаре. — С этим я бы поспорил, — откликнулся живо Туор. — Тот город защищен горами, обширными топями и морем. Я был там, и мне показалось, что его отстоять можно без большого труда. А в случае необходимости и легко покинуть. Идриль обернулась и посмотрела юному адану прямо в глаза. — Благодарю за понимание, — наконец проговорила она, и в глазах ее зажегся свет, похожий на отблеск Лаурелин, а еще решимость. Наконец, вздохнув, она провела ладонью по лицу: — Сходим к тому холму, справа? Видишь золотую листву? Это и есть малинорни. Туор поглядел туда, куда указывала дева. — Выглядят очень красиво, — признал он. — Тогда подойдем ближе. Они свернули в переулок и, пройдя до конца, вышли к высокому холму, поросшему маллорнами. Туор и Идриль молчали, гуляя меж стволов и любуясь ими. Наконец, принцесса поделилась: — Когда я вижу эти золотые деревья, мне легко представить, что аммэ совсем рядом и я ее вот-вот увижу. — Уверен, это и в самом деле скоро случится, — горячо ответил Туор. Итариллэ покачала головой: — Аман закрыт от нас. — И что с того? Нет такой проблемы, которую не мог бы решить разум. Уверен, что способ можно найти! Юный адан посмотрел на деву, и пламенная уверенность в его словах придала сил принцессе. Ей показалось, что у нее за спиной выросли крылья, которые в самом деле могут легко перенести ее через море. — Может быть, именно ты найдешь его? — улыбнулась она. Туор протянул руку, и Идриль, практически не задумываясь, вложила пальцы. Юноша сжал их, и в этом, уверенном и в то же время бережном жесте, ощущалась сила фэа ее обладателя. Они стояли так несколько минут, а потом разомкнули пальцы, и Итариллэ повела Туора дальше по городу. Однако этого мгновения ни он, ни она уже не смогли забыть.