Я знаю, что ты думаешь обо мне

Такой недотрога.

      «Сколько будет сорок шесть плюс восемь? Хватит ли мне денег… Господи, помоги мне! Я в такое говно сейчас. Так, это как будто я беру сорок шесть, а потом делаю из них пятьдесят и … отнимаю восемь? Сорок два? Почему число уменьшилось?.. Нет, блядь, это не так работает. Аргх! Ну почему именно я?..».       Люди думают такое случайное дерьмо иногда. Но Исак решает всё же сжалиться над девушкой.       – Пятьдесят четыре.       Безумные, круглые и по-прежнему недостаточно трезвые глаза упираются в него.       «Ты гений, чувак…».       Исак на это только улыбается, он может ее понять. Это раннее утро субботы, ребята, наверное, знатно покутили вчера. И жребий несчастного, кто принесет всем попить вытянула эта бедняжка.       – Но у Вас еще бонусы на карте остались, так что это будет пятьдесят одна тридцать, – он старается говорить максимально тихо, не понаслышке зная, что такое похмелье.       «Мне хватит! Благослови тебя, парень-Иусус…».       Надо же, она почти плачет.       Какие всё-таки все драматичные у себя в голове. Но вида Исак не подает, он профессионал, а значит должен держать лицо и не фыркать.       «…дай мне уже мой кофе, умоляю…». Но вслух, естественно, она говорит другое.       – Да, спасибо, – самым сиплым голосом, который Исак слышал вообще за всю свою жизнь.       Натянутая вежливая улыбка не спадает с его лица всё время, пока он быстрее обычного рассчитывает чек и упаковывает заказ вместе с булочками, которые никак не решалась купить девушка.       – Пожалуйста, – протягивая ей пакет, а следом и скидочную карту, стандартно произносит парень. – Спасибо, что заглянули к нам, – всё еще достаточно тихо. И под конец: – Удачного дня!       – До свидания, – всё-таки вытягивает она из себя. Колокольчик на двери услужливо прощается тоже.       Хотя обычно ему довольно трудно определить, но она была единственным покупателем сейчас, и в помещении больше никого нет. Так что никаких сомнений. Но Исак рад даже не этому. Это ведь было самое длинное и четкое, что он без прерываний смог услышать за последнее время. Девять предложений за раз. Прогресс!       А он умеет это.       Слышать мысли людей.       Две недели назад он проснулся с жуткой головной болью. Исак не сразу сообразил, что к чему. В квартире он один, так что поначалу было тихо. Утро, завтрак, прогулка – потом всё как всегда, и лишь незнакомцы вокруг казались несколько откровенными. Осознал он только тогда, когда вечером оказался на вечеринке в компании друзей. Еще бы. Рот Магнуса не двигался, когда Исак четко расслышал «Вильде сегодня прямо как кошечка». Но решил не обращать на это особого внимания, голова по-прежнему раскалывалась и забирала больше энергии на анализ всякой ерунды.       – Ты же подумал сейчас о том, какая Вильде сексуальная, да? – измывался над другом Махди, в то время как та проходила мимо них.       – Нет! Конечно нет, – достаточно правдоподобно отрицал тот. – Бро, это же Вильде.       Парни зашлись согласными смешками.       «… она прекрасна…», – глухо раздалось внутри. Исак резко вскинул голову в замешательстве, и успел заметить мечтающий взгляд от Магнуса вслед уходящей девушке, пока Махди уже рассказывал Юнасу новую историю, оставив друга в покое.       Что-то здесь не чисто.       Два вывода сделал для себя Вальтерсен в тот вечер. Во-первых, Магнус всё-таки тайно влюблен в девочку-я-организую-вам-хоть-всю-вашу-жизнь, и, во-вторых, сам Исак научился читать мысли людей.       На удивление, принять эту мысль ему было легко. Задачей посложнее стало ужиться с этой способностью в его обычно беззаботных буднях. На самом деле всё не так уж радужно и просто. Он не знает точно, кого слышит в данный момент. И причина на это невероятно логичная: ведь Исак, очевидно, слышит именно внутренний голос человека. Кто бы мог подумать? Голос, которым люди говорят сами с собой в голове, тот, что кардинально отличается от их реального. Да уж.       Хотя, например, с парнями проще. Он знаком с ними достаточно близко, чтобы и без всяких способностей прочесть их мысли. Если это: «…вафли, вафли, вафли. Вафли на завтрак, обед и ужин…», – то это Махди. «Это всё последствия капитализма!» – то Юнас. Ну а Магнус вообще просто всегда какую-то херню несет, даже не стоит пытаться в этом разобраться.       Но вот если Исак среди толпы людей, в особенности незнакомцев, на работе, то тут начинается игра «Угадай-ка, кто?». И вот он не может распознать даже пол человека, который только что мысленно провизжал добрые двадцать секунд. А ведь интересно же, что там такого произошло.       Да и слышит он не всё подряд – короткие обрывки. Но это почти всегда невероятно весело, так что он не жалуется. Не считая первого дня, это больше не приносит никакого дискомфорта или головных болей. Его сознание не опухает от чужих постоянных жужжаний, это его не отвлекает, и к концу третьего дня он даже привык. К тому же, случаются часы затишья, когда есть только он и его личный бред в голове.       За две недели он старается развивать свой навык, пытается сконцентрироваться и услышать больше, чем обрывок предложения за раз. Или, например, за пять секунд угадать, кому принадлежит тот поток проклятий. Парню, что пролил на себя кофе в пятницу, кстати. Поразительно, насколько люди скрывают то, что на самом деле хотят сказать – тот просто попросил салфетку позже.       – Доброе утро, Исак! – врывает его из размышлений самый приятный на свете голос. Буквально то, ради чего он встает по утрам, – приготовишь мне как всегда, пожалуйста? – спрашивает как-то воодушевленно и чересчур радостно, будто невероятно счастлив его видеть.       Неужели соскучился так же сильно, как и я, м, Э-в-е-н?       Эвен Бэк Насхайм. Его босс. Исак пришел сюда устраиваться в ноябре и с первого взгляда влюбился во владельца кафе. Добрые глаза, идеально уложенные волосы, пухлые губы и нелепые, слишком объемные шарфы – у Исака не было никаких шансов.       – Доброе утро, – парень дарит в ответ всю искренность вместе с широчайшей улыбкой из своего репертуара. Ставит на стол стеклянную (керамические босс терпеть не может) чашку с напитком. – Уже готово, вот, – я подготовился, Эвен. – Латте. Много молока. Без корицы, – на пенке сверху красуется сердечко, сотворенное его рукой.       Что скажешь?       Вся непомерная эйфория мгновенно сползает с его лица, заменяясь дурацкой взрослой серьезностью. В такие моменты, в эти сжатые губы и нахмуренные брови возвращается его настоящий возраст, то время, что разделяет их двоих.       – Кхм, да, спасибо. Очень мило, – скупо. И это всё, что он получит сегодня. Хотя Исак привык к такой реакции на свои слова, он никогда не считал, что это лицо естественное.       Ох, погоди, красавчик, это еще не всё. Мне есть что тебе сказать.       Насхайм уже разворачивается чтобы направиться в сторону своего кабинета, но его снова зовет сладкий голос Исака.       – С возвращением, Эвен, – тот останавливается и поворачивает к нему голову. – За семнадцать дней я дико соскучился по тебе, – босс выезжал из города, а кафе оставил на него. И ему, конечно же, невероятно льстит, что Эвен так ему доверяет, но Исак сильно истосковался. Хотя тот и звонил иногда, это было крайне редко и всегда по делу.       То, что Насхайм обычно игнорирует его провокации не означает, что Исак собирается их прекращать. Поэтому он кокетливо подмигивает с последним словом. Тот же, еще больше посерьезнев, зависает на некоторое время, потом кивает себе и быстрым шагом скрывается за дверью кабинета.       – Эх… – протяжно выдыхает парень.       Ну такой недотрога.       Босс всегда хорошо с ним обращается. Да, он щедрый, он понимающий, и если попросить, то обязательно придет на помощь, но держится он на расстоянии, отстраненно. Субординация превыше всего, так сказать. Даже слишком. Исак думает, что тот с самого начала догадался о его зарождающихся нежных, теплых чувствах и стал держаться особняком.       Да уж.       Эвен лишь владелец, но при этом всё равно каждый день приходит рано утром и сидит тут почти весь день, оставаясь часто до самого закрытия. Заведение небольшое, и Исак спокойно справляется самостоятельно, но пару раз на рождество, когда народу бывало особенно много, Эвен надевал фартук и вставал рядом с ним. Лучшие четыре дня в его жизни. Они работали вместе и были рядом всю смену.       Сегодня же обычный день, так что сначала тот проверит все документы у себя, а потом, как обычно, сядет с ноутбуком и своими тетрадями за «личным» столиком в дальнем углу. Чем там его начальник занимается, ему не известно, но иногда кажется, что в тетради он рисует. Но это только догадки, Исаку ничего об этом не известно.       Расслабляется он так сильно зря, потому что посетителей тут обычно много. Заказать бодрящий напиток приходят толпы студентов, к тому же здесь крупный офис напротив, так что белых воротничков тоже полно ежечасно. Но Исак не волнуется на этот счет – лица одни и те же, и постоянных клиентов он знает хорошо.       Звенит колокольчик, и рабочие обязанности закручивают его в молочно-пенный водоворот рутины.

Следующий.

      Ах ты ж блядский кусок меди!       Только что Исак случайно схватился за ручку недавно вскипевшей турки голой ладонью. И резко поставил ее на место, повсюду расплескав кофе. Горячо.       «…Хей, аккуратней, торопыжка. Сильно обжегся, наверное. Надеюсь, тебе не очень больно…».       Исак дергается и резко вскидывает голову, полностью опрокинув остатки на дне. Что?       «…Хотя странно, ведь это именно об тебя сегодня можно обжечься. Всё верно, пылаешь как сам ад. Но будет невозможно отдернуть вот так руку от тебя, если прикоснуться … невозможно оторваться от тебя. И ожог остался бы точно. Ведь ты пиздецки горяч…».       На самом деле не так уж и больно, ведь он привык к таким авариям. Издержки производства, что называется.       Так стоп. Исак. Не о том думаешь. Кому? Да, вот верно, кому?       Оглядывает зал в своих поисках. Пережил столкновение с разностью температур сейчас только он сам. Остальные в кафе спокойно наслаждаются времяпровождением. Никто не смотрит в его сторону.       Окей. Это точно мне.       Но кто?       В детстве Исак был крайне любопытным ребенком, любил комиксы про сыщиков, и рос он подростком, который лезет во всё плохо спрятанное с ненадежно закрытым. С возрастом ничего не изменилось, так что это теперь для него невероятная тайна, загадка, что требует немедленного вмешательства.       Детектив Исак Вальтерсен закончит с этим американо и приступит к своему расследованию.       Так, хорошо. Первым делом он бросает взгляд на большие часы над входом. Без пятнадцати час. Дальше. В помещении восемь человек. Сразу ткнуть не получиться, нужно тщательно подумать. Лица знакомые, но не все частые постояльцы, и голос он не узнает. Запутанное дельце попалось. Интересно, сколько времени ему потребуется, чтобы его раскрыть.       Ладно, кого можно сразу исключить?       В самом солнечном углу возле окна сидит божий одуванчик преклонных лет, что приходит со своей собачкой в сумке и скармливает ей половину выпечки каждый раз. Она приходит почти ежедневно и заказывает зеленый чай. Но на самом деле и здесь не всё однозначно.       Старушка постоянно флиртует с Исаком, когда он приносит ей заказ. Называет как-нибудь ласково или касается невзначай. Это бы настораживало, если бы не было столь милым. Похоже на то, что она просто развлекается – всегда смеется после своих реплик. Это как бы их фишка в общении. А Исак и не против. Но это значит, что исключать ее сейчас нельзя.       Зафиксировали.       Следующий.       Черт, вот только не она. Дальше у стойки возле окна зависает в телефоне самая нежеланная Исаком девушка (и это с учетом, что он гей). Эмма. Ее имя на стаканчиках он пишет с нездоровым влечением к каллиграфии, максимально ровно, как машина – никаких завитков. Ему необходимо казаться холодным и незаинтересованным, чтобы та ничего себе не надумала.       Про нее парень знать ничего не желает. И не знает ровным счетом ничего, кроме того, что та откровенно клеится к нему. Даже номер свой на салфетке как-то оставила, что Исак предпочел якобы не заметить и проигнорировать. Так что, к сожалению, кандидат номер один – Эмма. Кстати, приходит девушка только иногда, по выходным. И не каждую неделю.       Да я просто мастер своей работы. Всё и всех знаю. Профессионал, ей-богу!       Резкий взрыв хохота с центра зала, а потом нервное шиканье в попытке угомониться. О нет, это они. Компания, кхм… друзей? Двое парней и девушка. Брюнет, что выше и покрупнее вроде как с девушкой, а другой парень, очень тихий с рыжими волосами, просто с ними всегда. Напоминают Исаку школьные годы, когда он был пятым колесом в отношениях Эвы и Юнаса. Да уж.       Вообще, крайне редко заглядывают сюда, но каждый их визит Исак предпочел бы забыть. В основном ведут себя прилично, ну может с некой кокетливой вежливостью. Причем все трое. Но как только Исак отворачивается от их столика, то они всегда-всегда хихикают. Парень не может отделаться от чувства, что смеются они над ним.       А еще они зачем-то каждый раз подбивают тихоню, чтобы тот озвучил заказ. С обеих сторон толкают его локтем, отчего тот заливается румянцем и заикается. Будто не кофе просит, а секс вчетвером. Странно, короче. Необычно.       Ладно, вы тоже в списке ребята. Следующий.       Так. А вот это уже настораживает. Сегодня суббота, не рабочий день, верно? Тогда что здесь делает этот офисный клерк? Пока он варил ему кофе, даже не обратил на это внимания.       Очень безответственно с вашей стороны, детектив Вальтерсен. Однажды это сыграет с вами злую шутку.       Мужчина за сорок, в идеальном костюме. Исак зовет его Стивом про себя и остерегается больше всех остальных. Без оснований, просто костями ощущает желание обороняться. Хотя ведет Стив себя выверено холодно, типичный бизнесмен. За исключением того, как он обращается к нему. Вот прямо как сейчас, пока Исак ставит стакан на его стол.       – Спасибо, малыш, – сдержанно и сухо, но у него всё равно мурашки по коже каждый раз. А тот кажется даже не замечает ничего, кладет пару купюр на стол, встает и уходит. Блядь. Впервые Исак вздрагивает, когда колокольчики на двери звенят.       Пора сделать перерыв.       Да и вообще, это мог быть кто-то за пределами кофейни, но поблизости. Как тот парень, вон, который курит. Или может никогда больше не повториться, и он так и не узнает. Да, точно. На сегодня хватит, Исаку нужно отлучиться в туалет, чтобы смыть отпечаток мыслей со своего лица.       И только спустя полчаса до него доходит, какие именно слова прозвучали в его голове накануне. Их значение. Кто-то подумал о том, что он привлекателен. Не просто красивый, а немыслимо жаркий. Это пошлые мысли. О желании коснуться, возможно, о желании завладеть им.       Вы невероятный идиот, детектив.       Он ошеломлен своим открытием и совсем не знает, как на него реагировать. Воспринимать, как комплимент или ему стоит оскорбиться? Испугаться? Вот уж точно нет. Опять-таки главный вопрос, кто, и вот от этого-то и будет зависеть его чувства. И он намеревается это выяснить несмотря ни на что.       Это будет непросто, но Исак понимает, что не сможет всё просто так забыть. Он будет действовать, а пока единственное, что сможет его отвлечь и успокоить – работа. Во что он с радостью и окунается с головой.

Обычные знакомые.

      Через час приходит Юнас просто поболтать.       – Как дела в кофейне? – опираясь локтями на стойку спрашивает друг, после того как они уже обсудили новости за день. – Что с Эвеном?       Исак всё это время делает вид, что готовит ему кофе. Клиентов, которых нужно обслужить нет, а он не хочет казаться бездельником. Вместо этого он кажется ничем не занятым, но тщательно скрывающим это. Сойдет.       – А что с Эвеном? – бросает взгляд на тот самый столик. Его босс, как и обычно, поглощен какими-то суперважными делами и совсем не обращает на него внимания. Скучно. – Он как Эверест – далек и холоден, – пожимает плечами. – Не спрашивай лучше, пожалуйста.       – Ла-адно, – с явным разочарованием в голосе соглашается друг. И заново пытается. – Неужели совсем ничего интересного, зачем ты тогда вообще здесь работаешь?       – Ну, – неясно тянет Исак, не зная, как рассказать то, что с ним произошло. – Кто-то из клиентов считает меня горячим парнем, – полушепотом признается он.       Юнас вскидывает брови – это-то его заинтересовало.       – Кто-то оставил признание на салфетке? – он еле сдерживает дурацкую ухмылку.       – Вроде того.       Тот уже готов был завалить не вопросами, так подколками, но внутрь заходят посетители, и они вынуждены быстро попрощаться. К счастью Исака.       День проходит без происшествий.       Два его самых любимых момента в работе – это ранее утро, когда он только открыл кафе и конец смены, когда его нужно закрыть. Потому что в оба этих раза, у него есть парочка минут наедине с Эвеном, и он никогда не упускает шанса ими воспользоваться.       Исак сам никогда не сознается, но на самом деле, он жаворонок. Его энергия не вечна, и она заканчивается всё быстрее, чем темнее становится на улице. И его настроение меняется, и он уже не способен на все те активные жесты, как бы не старался. Но сказать же Эвену хоть что-то надо, он не может не привлечь его внимание и позволить уйти просто так. Досадное будет упущение. Поэтому Исак лениво соображает, перебирая те события за день, за которые можно хоть как-то зацепиться.       – Ты когда-нибудь напивался до беспамятства? – легко бросает он, не придавая особого смысла своему вопросу, параллельно протирая рабочую поверхность влажной тряпочкой. Еще чуть-чуть и начнет зевать. Он совершенно не контролирует то, что делает сейчас. – Чтобы с утра даже элементарно деньги посчитать не мог.       Эвен отрывается от каких-то бумаг, что складывал в стопку, замирает с непроницаемым лицом, внимательно изучая то ли его самого, то ли полки позади. Этот взгляд не то чтобы холодит, но проходит через сущность. Насквозь. Исак машинально дергает плечом.       – Однажды я действительно напился так сильно, что потом не смог сосчитать своих денег, – внезапно отвечает, задумчиво хмыкая своим воспоминаниям.       – Почему? Ты так плох с алкоголем? – в сущности, вопрос в том, почему Исак спрашивает всё это. Он совсем не понимает, зачем ему это знать. – Что тогда произошло?       – Не-а, – растягивает так, будто раздумывает над тем, продолжать дальше или нет. – Я не мог сосчитать своих денег, потому что у меня их попросту не было. Я потратил всё, что у меня было с собой, – так беспечно говорит, словно это случается с ним еженедельно. – Зато теперь у меня есть полутораметровый шоколадный фонтан.       – Что? – Исак мгновенно оживляется, даже не пытаясь скрыть рвущийся наружу смешок. – Зачем тебе фонтан?       – Это была глупая и бесполезная покупка, – с улыбкой подводит итог Эвен, кажется, он тоже разделяет его настроение, – я ни разу с того дня им не пользовался.       – Ты точно плох с алкоголем, – наигранно серьезно утверждает парень.       – Да-а, – больше не смотрит на него, вернувшись к своим документам, – последний раз я так сильно напивался… эм, лет восемь назад? Наверное, да. Так и есть, – и снова углубляется в какие-то свои личные воспоминания.       Восемь?       – Сколько тебе лет? – срывается с его языка еще до того, как он успевает подумать об уместности. Вот черт! Нет. Не стоило этого делать.       Исак, на самом деле, не контролирует себя. Это грань. Спрашивать о таком – не в порядке вещей для них.       Эвен резко вскидывает голову, но с ответом не торопится. Такие разговоры, не бессмысленные, а по-настоящему рассказывающие что-то о них самих, даже если просто возраст, – это редкость. Такого просто не бывает между ними.       – Мне двадцать шесть, Исак, – смотрит точно в его глаза, слегка прищуриваясь. Осторожно, словно они двое животных, медленно ступающих всё ближе, ведь в любой момент, кто-то из них может сорваться с места и убежать.       Однако, кто из них жертва, а кто – хищник?       Они еще с минуту стоят бессмысленно пялясь друг на друга, в попытках переварить то, что только что произошло. По сути – ничего особенного, будь они обычными знакомыми. Но Эвен только что руки не вскидывает в оборонительном жесте.       Сбежать решают оба: Исак отворачивается вымыть уже мытую посуду, Насхайм скрывается в своем кабинете.       Ему двадцать, черт подери, шесть. Восемь лет. Между нами восемь лет. Когда он впервые покупал самостоятельно алкоголь, я весил половину своего сегодняшнего веса и везде таскал с собой игрушечную пожарную машинку. Кошмар.       В конечном итоге, если размышлять здраво, то Исака вовсе не смущает их разница в возрасте, просто он думал, что… Ну, фактически, он о нем и не думал. Двадцать шесть так двадцать шесть, это не меняет ровным счетом ничего.       И, наверное, тут есть еще один логический вывод, но он слишком устал, чтобы его вынести.       Наверное.

Клубничный.

      – Конечно у нас есть миндальное молоко. И, да, я могу налить его, если хотите, – отвечает на вопрос клиента Исак. На незаданный вслух вопрос, показывая тем самым, как прекрасно читает эмоции людей по мимике, как хорошо он разбирается в их желаниях. Нет. На самом деле, эта женщина только подумала о растительном заменителе, а Исак просто дурачится. Старается не смеяться с удивленного лица напротив, сохраняя невозмутимость и профессионализм. Она благодарит и уходит ждать заказ.       Обожаю свою работу…       Пока женщина не смотрит, Исак может немного прыснуть от смеха, чтобы снять напряжение.       – Развлекаешься? – дрожь во всем теле от этого голоса затрагивает даже внутренние органы.       – Доброе утро, Эвен! – настроение сразу же поднимается до отметки «на день рождения мне подарили мотоцикл» – улыбается во все тридцать два парень. – Прекрасно выглядишь, – Исак тянется через стойку и стряхивает несуществующие пылинки с плеча парня.       Улыбка в секунду спадает с лица босса, заменяясь серьезностью. Даже брови хмурит. Бука.       – Кхм, да, спасибо. Ты… – «тоже?» – надеется услышать продолжение Исак, но вместо этого, естественно, совсем другое, – … что-то говорил на счет Матиаса?       Опять прикрываешься работой, ну что ж.       – Да, он не привезет лимонный пирог сегодня. И даже завтра не сможет. Предложил ореховый – я согласился. Выбора нет. Но я отбил у него два бесплатных на пробу в качестве компенсации.       – Правильно поступил, молодец, – и улыбается как-то неправильно, словно знает что-то еще.       Душа младшего порхает и поет, окутанная похвалой. Радуется куда ярче и кивает. А Насхайм разузнав всё, что его волновало, сразу же сбегает на свое место.       Нет, вот что за мужчина?       Обед. На часах час дня, а значит все, кто необходим Исаку должны явиться за своими порциями жидкой бодрости. Но вот только ничего экстраординарного не происходит. Кофейня заполнена посетителями, и никто не обращает на него своего внимания.       Я так ничего не узнаю.       Заказы все выполнены, столы он уже протер раз сорок, а заняться нечем. Бывает и такое иногда, даже на его крайне загруженной работе. Парень заскучал. Квитанции, оставленные Матиасом, он по привычке складывает в карман фартука, пальцами натыкаясь на что-то твердое внутри. Леденец. Он положил его туда очень давно, как раз на такой случай.       Разворачивает прозрачную упаковку и пробует на вкус. Клубничный. Теперь язык будет красный после этого. Исак подпирает рукой щеку, опершись на стойку, на которой уже практически лежит. Парень, задумавшись о вреде красителей на здоровье человека, смотрит в окно и совсем не замечает на себе изучающего взгляда. Он посасывает леденец, периодически вытаскивая сладость за палочку изо рта, рассматривает, широко облизывает и, причмокивая, засовывает обратно.       «Вкусно? Интересно, твои губы теперь тоже сладкие?..».       Исак резко вертит головой из стороны в сторону, безуспешно пытаясь отыскать источник звука.       «…Ты тоже, наверное, очень вкусный…».       Это оно. Детективное агентство открывает двери, чтобы начать свое пылкое расследование. Языком Исак двигает конфету за щеку, натягивает козырек шляпы охотника за оленями, которой, очевидно, нет на его голове, прищуривается и приступает к делу, внимательно скользя взглядом по подозреваемым.       Тринадцатая минута второго часа. Понедельник. Новые лица сразу же исключены. Это точно тот же голос, это один и тот же человек. Он концентрируется, но не слышит, то, что должен. В эфире пусто. Ничего. Кто-то очень хорошо контролирует свои мысли.       Хорошо, я и без этого справлюсь. Давай, детектив, соображай.       Бизнесмен здесь, бабуля тоже, «трио странненьких» неполным составом – девушка отлучилась в уборную пару минут назад. Могла ли она его видеть со спины, мог ли он услышать ее через стену? Он всё еще не знает границы своих возможностей. У всех есть мотивы и никаких алиби. И? Еще же что-то. Ну, давай.       Эмма!       У Исака даже лицо посветлело. Приставучей брюнетки сегодня вообще не было. Не приходила, не заглядывала, не проведывала. Не-а, вообще-вообще. Значит минус один.       Ты выбываешь из игры, девочка! В следующий раз повезет. Не дай Боже конечно же, но всё-таки…       Никто не сравниться с великим сыщиком, Исаком Вальтерсеном. Да, вот так вот. Игра продолжается, мои дорогие.       Если бы кто-то мог справиться с его самодовольством теперь, его, вероятно, зовут несколько-раз-совершивший-невозможное. Исак упивается свей победой. Он по сути ничего не сделал сам, но до этого он опустится только ближе к концу смены. Ведь всё сегодня произошло случайно. Больше нельзя пускать это на самотек, нужен план.       Он придумает его.

Чем займемся?

      Со второго раза открывает старую оконную створку, чтобы проветрить помещение перед уходом.       Исак стоит, затаив дыхание, внимательно прислушиваясь к посторонним звукам, время от времени сверяясь с часами на стене. Будто есть какой-то смысл, эти действия никогда не имеют закономерности во времени, так что это бесполезно. Он поглядывает туда только из-за привычки.       Складывает документы в выдвижной ящик под столом. Стоит некоторое время ничего не предпринимая.       Исак за всё это время так и не определился, Эвен замирает так, потому что каждый раз забывает, что еще должен сделать и судорожно перебирает всё в голове, или он из тех, у кого есть список дел, и он просто ставит мысленные галочки в этот момент.       Открывает правую коробочку на тумбе. С шумом захлопывает. Эх, глупенький, ну неужели ты до сих пор не запомнил, где он лежит. Открывает левую коробочку, достает шуршащий пакетик с кормом. Молча сыпет немного в аквариум.       На самом деле, последнее он не слышит, но предполагает, что Насхайм отсыпает не себе в рот, а всё-таки кормит рыбок. Ну вот как можно делать это молча? Даже не скажет чего-то вроде: «приятного аппетита, мои сладкие. Френки не ревнуй, я люблю вас одинаково», или что там еще говорят ихтиологи своим питомцам.       Скрипит дверцей шкафа, когда вытаскивает оттуда шарф.       Он улыбается, когда представляет, как Эвен вертится возле зеркала на протяжении добрых трех с половиной минут, стараясь уложить ткань идеально вокруг своей шеи.       Исак не видит ничего из этого. Он только слышит. Просто кое-что в его работе, полной импровизации и неожиданностей, никогда не меняется. Это рутина его босса перед уходом. Эвен закрывает дверь в свой кабинет, но довольно шумно собирается, поэтому он прекрасно может себе представить, что тот делает.       И есть в этом во всем еще кое-что прекрасное. Дверь служебного помещения располагается прямо напротив этой, а коридор крайне узкий, и учитывая, что Исак может точно рассчитать время, когда Эвен выйдет из нее, можно подстроить идеальное нечаянное столкновение. Он старается не пользоваться этим так часто, но сейчас именно для этого и стоит в проеме «своей» двери, нервно сжимая папку с бумагами.       Громко щелкает выключателем. Хватается за дверную ручку и сразу же отпускает. Дорогуша, ты опять забыл закрыть окно. Возвращается и закрывает окно. И… наконец-то выходит.       Как и подобает настоящему актеру, Исак великолепно отыгрывает то, что вовсе не поджидал никого тут, что случайно споткнулся и что ему больше некуда лететь, кроме как на Эвена. Тот мгновенно ловит его в свои объятия. Они теплые, его шарф мягкий, и он сам вкусно пахнет каким-то своим взрослым парфюмом, которым обычно пользуются двадцатишестилетние владельцы кафе. Исак несет хрень. Всё из-за этого запаха. И он старается раствориться в этом секундном волшебстве.       Это однозначно того стоило. Потому что то, как застыл Эвен на месте – достойная награда за его старания. Исак, в тесном объятии прижатый к чужой шее, медленно поднимает взгляд вверх. Босс не двигается, крепко придерживая Исака одной рукой под локоть, другой – за талию, по-прежнему смотрит прямо перед собой. Окей, повеселились и хватит, а то у него уже сбой системы пошел. Исак вежливо откашливается. Эвен по сантиметру опускает глаза вниз на него, и в них невозможно ничего прочитать, кроме того, что Насхайм, очевидно, собирается сделать вид, что никакой заминки не было вовсе.       – Хей, аккуратней… – запоздало и хрипло отзывается, медленно отодвигая его от себя, – Исак, – словно это мог быть кто-то еще. – Не ушибся? – его голос звучит так участливо, что не может не вызвать укола совести, ведь Исак сам подстроил всё это.       – Нет, я в порядке, – не забывая воспользоваться положением, хватается за руку парня. Для восстановления равновесия, конечно же.       Эвен снова запутался где-то между этим прикосновением и лицом Исака. Он хмурится.       – Что это у тебя здесь? – наконец спрашивает он, кивком указывая на папку в его руках.       – Эм…ревизия, если ты помнишь, – на мгновение он даже сомневается в своем гениальном уме и думает, что что-то напутал, но почти молниеносно отбрасывает этот бред. Они же ради этого сегодня раньше и закрылись. Исак не ошибается. Не перед Эвеном. Парень не замечает, как немного задирает нос сейчас.       – Инвентаризация, точно, – легко хватается за то, что может отвлечь их от возникшей неловкости.       От тебя другого и не жду, дорогой.       – Я… – они всё еще стоят достаточно близко друг к другу, так что при случайном пересечении взглядами потеряться в словах и сглотнуть комок напряжения становится вынужденной необходимостью. Что оба и делают. – Я забыл.       – Но, нельзя, – да что сегодня не так с красноречием? – Я имею в виду, откладывать нельзя, это крайний срок, – под конец он уже просто невнятно шепчет от интенсивности всего происходящего и, чтобы уже сделать хоть что-нибудь, делает ошибку – облизывает губы. Глаза напротив мгновенно перемещаются ниже. Собственный язык покалывает.       Напряжение? Какое напряжение? Кажется, люди столько не выдерживают.       Двести сорок вольт, пятнадцать минут – и человек умрет.       Хэй, Эвен, между нами не меньше трех тысяч, но ты не против задержаться со мной еще на часик-другой?       – Но ты тут главный, – Исак не уверен, что все его слова доходят до собеседника, – так что тебе решать, – и весь смысл. – Чем займемся?       – Я…       Да? Пожалуйста, скажи, Эвен, ты?..       – Я посудой, – расправляет плечи, сбрасывая руку с себя, и отходит на два шага назад, – а ты продуктами.

Потому что я не знаю.

      Дальше дышится проще, потому что руки и головы обоих заняты делом, а не друг другом. Они не разговаривают, не желая отвлекаться. Сначала. А потом Исаку это надоедает. Сейчас вечер, и он вялый, и уставший, и несосредоточенный, поэтому он выпаливает первое, что приходит на ум, лишь бы вообще хоть что-нибудь сказать.       – Почему ты не ешь корицу?       Ладно. Окей. Это было внезапно, но Эвену необязательно ронять бумаги. Это всего лишь вопрос. Он ведь, ну, они… В общем вопросы – это же нормально? Нет. Ну и что, что он раньше так не делал, он просто интересуется. И когда-то уже надо начинать, ничего такого в этом нет. Слабые оправдания, но вроде как работают.       Стоп. Разве Исак никогда раньше не…       – Почему ты спрашиваешь? – его размышления перебивает чересчур спокойный тон Эвена.       – Потому что ты, очевидно, ее не ешь, если твой ежедневный заказ о чем-то говорит? – тот как-то недовольно хмурится, явно неудовлетворенный ответом.       Исак, ты, наверное, что-то не то делаешь. Вопросы это не твое.       – Не ем, потому что аллергия.       Аллергия? Аллергия. Заболевание. Не-пе-ре-но-си-мость.       У Эвена аллергия, а он даже не знал. Каждое утро готовит ему кофе, с первого дня знает, что не стоит добавляет дурацкую специю, знает, какого размера сердечко нужно нарисовать, знает, с какой интонацией нужно пожелать доброго утра, но не знает про гребанную аллергию. Это провал.       – И не почему ты спрашиваешь, Исак, а почему ты спрашиваешь? – пока парень разбирался со своими мыслями, совсем не заметил, как они снова превратились в двух диких животных, что ходят по кругу и неотрывно смотрят друг другу в глаза.       Врать нельзя, даже если бы хотелось.       – Потому что я не знаю, – Исак физически ощущает, как вытягивается собственное лицо, глаза расширяются, а взгляд теряет фокус. – Я ничего о тебе не знаю, – он говорит медленно, потому что это откровение и для него тоже. Это всё неправильно. Всё почему-то неправильно. Эвен ведь нравится ему. Эвен очень сильно нравится ему. Эта уверенность немного успокаивает.       Разве так было всегда? Кажется, когда Исак только пришел сюда несколько месяцев назад, такого не было. Эвен был идеальным, а он немного глупым, и Насхайм ему много-много чего объяснял каждую минуту, обучал всему, а Исак всё подряд спрашивал, чтобы только привлечь внимание наставника. А сейчас?       – А ты хочешь?       – Я хочу? – он не до конца не понимает, почему никто из них еще не сбежал, оправдываясь очередной ерундой. Это же нелепо. Липкое чувство, приставшее к его щекам, ушам и шее теплыми пятнами, – нелепо.       И как люди это терпят?       – Ты хочешь знать?       Исак любознательный. Исак – детектив Вальтерсен. Исак должен знать.       – Я хочу.

Это хорошо.

      – На сколько по вашему мнению вреден кофе? Сколько вот в этой кружке кофеина? Вы должны знать.       «Я на самом деле вообще не ебу… но пусть этот бармен думает, что я такой умный, что разбираюсь в его работе лучше него самого. Испорчу день, пусть выкручивается. Может еще книгу жалоб потребовать, или это уже слишком?..».       Бармен? Бармен?! Бариста! Я – бариста. Ба-рис-та. Вторая буква алфавита, первая буква, восемнадцатая, десятая…       Дальше Исак запутался. Он считает этот случай возмутительным, но с великим потенциалом. Можно повеселиться. Этот парень всё равно не пойдет проверять, и однозначно поверит. Так что он призывает всю сдержанность в свой язык, включает актерское лицо, полностью подчиняющееся его стремлению к искусству, а не к низким плотским потребностям заржать в самый ответственный момент и всё испортить. Он справится.       – О, я знаю. Британские ученые недавно доказали, – заговорщически начинает он, наклоняясь ниже, чтобы создать нужный эффект, – что кофеин в достаточных дозах, – пауза. Главное уверенность, и всё срабатывает. Парень заинтересованно прищуривается и тоже наклоняется ближе к стойке, – может привести… – терпи Исак, терпи, немного осталось, – к импотенции, раку полового члена и даже, – уже совсем шепотом смотря точно ему в глаза, произносит по слогам, – гомосексуализму, – это должно испугать его. Он видел однажды, как этот парень громко обозвал педиками одну парочку здесь. Так что… да, это сработает.       Медленно опускает подбородок в подтверждении своих слов, не разрывая зрительный контакт, ведь он должен поверить. И ловит его на крючок – глаза парня расширяются от удивления – он ему верит.       – Так что будьте осторожны, – серьезно продолжает Исак и пододвигает ему заказ.       Они еще раз кивают друг другу. Парень разворачивается и пулей вылетает из кофейни. Двери здания стеклянные, и Исак в HD качестве наблюдает его внутреннюю борьбу. Сначала он сверлит стаканчик взглядом, потом подносит его ко рту и, передумав, выбрасывает нетронутый кофе в урну. Скривившись, даже руки об штаны вытирает. Всё. Исак больше не может себя сдерживаться и взрывается громким хохотом.       – Нет, постой, – он тянет руку к двери, драматично свесившись через столешницу. – Куда же ты?       Скорее всего тот больше никогда не придет ни в какую кофейню больше. Исаку совсем не жаль, такие придурки раздражают больше всего. Он же просто выполняет свою работу, не рекламирует и не заставляет никого пить такой-уж-прям-вредный-напиток. Не участвует же во всемирных заговорах правительства по контролю граждан через кофеиновую зависимость.       И про побочные эффекты он не знает. Лучше пусть спросят, как у него дела или про погоду. Хуже только те, кто с порога требуют менеджера. Но и на них у Исака есть свои рычаги воздействия. Ничто не будет обладать способностью испортить ему настроение. И даже Эвен, который опять отшил его с утра, когда после приветствия он попытался обнять босса. Ему, видимо, никогда не понять поведения Насхайма. Хотя, может быть, Исак просто действительно не нравится ему.       Со своего рабочего места он никак не может подглядывать за ним так, чтобы его не заметили. Не может насладиться видом того, как он занят чем-то и прикусывает кончик карандаша. Очень мило, наверное. Так, за неимением большего, в качестве поддержки он бросает взгляд на их с Эвеном общую фотографию на стене сзади. И черпает необходимые ему эмоции от нее. Достаточно.       У него теперь есть план. И он должен сработать, если Исак будет внимателен. Больше он не может ждать, пока что-то произойдет само по себе – он спровоцирует своего тайного комментатора. Нужно всего-то сделать кое-что интересное. Исак всё продумал.       Сегодня трио, которое напрягает, не придет. Это абсолютно точная информация, как списать на экзамене. Если сейчас всё пройдет гладко, то он сможет их исключить. Если нет, то сложнее. Возможно, конечно, это кто-то из них, что само по себе руководит бунтом липких, неприятных мурашек по коже. Кошмар.       На самом деле, он и думать об этом не хочет, но, если всё-таки это окажется кто-кто из них, то он просто проделает этот же номер завтра, когда они придут. И сдаваться Исак не намерен.       Только вперед, агент Вальтерсен! Будет стыдно, но это вынужденная мера, необходимая для дела.       И перед Эвеном покрасуюсь…       В заведении у них небольшая акустическая система непрерывно проигрывает не особо напрягающий плейлист, тихий и мелодичный. Исак незаметно чуть-чуть прибавляет громкость пультом и начинает.       Огромные стопки коробок выпечки, что привезли сегодня, расставлены по всей рабочей зоне. Необходимо их распечатать, отсортировать, десерты нарезать и расставить на витрине. Ни один аспект своей работы Исак не считает скучным или трудным. Ему нравится всё. Это, действительно, его место, и уж где-где, а здесь у него получится раскрепоститься.       Перемещаясь от одного конца рабочей зоны до другого, он пританцовывает, легко водит бедрами, делает плавные движения рукой, со сжатыми в ней ножницами. Через какое-то время, даже начинает наслаждаться, напевает слова песни под нос и всерьез подключается в дело, уже более уверенно и очевидно двигаясь. Создается полноценный танец. А он умеет делать это красиво.       К слову, никогда таким на работе парень не занимался, только дома, в расслабленной обстановке. Но сейчас особенный случай, а Исак на самом деле легко отключает свое внимание. Так что уже к концу следующего трека забывает для чего всё это затеял. Теряется в своем незамысловатом танце, абстрагируясь от остального мира, поэтому знакомый, хриплый голос в его голове, неожиданно ворвавшись в эту идиллию, сбивает с ног.       «…Дьявол! Ты невозможный. Нереальный просто…».       Он резко останавливается, широко распахивая глаза. Расследование, Исак. Ты отвлекся. То, как внезапно он прекратил двигаться, пытается скрыть тем, что у него что-то упало. Естественнее-естественнее, детектив. Просто продолжайте. Концентрируясь, прислушивается.       «…Ну за что ты сводишь меня с ума?..».       Призывая себя к спокойствию, медленно наклоняется за розовой лентой на полу, чем видимо еще больше усугубляет ситуацию.       «… Черт, если бы ты знал, как я хочу прямо сейчас быть ближе к тебе. Просто встать рядом и коснуться. Но так нельзя…».       Вот сегодня почему-то ему страшно. Действительно страшно. Сердце колотится, а в ушах звенит. Нет ничего смешного в этих словах. Всё очень серьезно. Он чувствует себя загнанным в угол, голым перед огромной возбужденной публикой. Нужно немедленно успокоиться.       «Это пиздец, Исак».       Однозначно.       Возьми себя в руки, ничего страшного не произошло. Ты в безопасности. Думай, просто, блядь, начни думать!       Спустя время Исак понимает, что владелец этих мыслей никогда не произносил их вслух и не пытался что-либо сделать непристойное, хранил их внутри, как бы просто для себя. Никто ни к чему его не принуждал, а думать люди могут о том, о чем хотят, они хозяева своих мыслей и желаний. Он бы даже не узнал об этом, если бы сам не влез в чужую частную жизнь. Исак вспоминает, как сам облизывается мысленно на Эвена, а он же нормальный, не маньяк. Все так делают. В пределах нормы. Он успокаивается.       Примет это за похвалу, комплимент. Он любит внимание, да. Любит, когда на него смотрят. Концентрируясь на этой мысли, улыбается. Приятно, на самом деле льстит, что кто-то не может сдержаться, просто наблюдая за ним.       К сожалению, со всеми этими разбирательствами из-за внезапности момента, он совсем не проследил за посетителями, кто на него смотрел в этот момент, кто был занят. Но хотя бы он уверен, что это не жуткая троица за ним следит. Как-то сразу легче становится, он не знает, что бы делал с таким вниманием от них. Как бы вел себя, зная эти подробности внутреннего диалога одного из них.       – Исак! – зовет Эвен тоном, от которого не стоит ожидать ничего хорошего. Отчитывал тот его редко, практически никогда, но всегда за дело. А сейчас он даже не знает где напортачил.       – Да? – разворачивается, и босс неожиданно оказывается стоит рядом с ним. Он немного теряется в синеве глаз напротив, что обычно скупы на чувства, но теперь что-то выразительно пытаются донести. Долго-долго вглядывается и только потом медленно продолжает.       – Ты свободен сегодня вечером?       Смотря для кого.       – Я… – неуверенно тянет Исак, а потом берет себя в руки. Что бы там ни было, его же просит он, так что, да, – я свободен.       – Это хорошо, – переводит взгляд на его губы. И парень задается вопросом, почему люди, которых они не интересуют, так делают. Просто залипают на одном месте, или нечто другое здесь причастно? – Мне нужна будет твоя помощь. Не хотелось тебя просить… можешь отказаться. Счета за этот месяц. Сможешь остаться сегодня? Сам знаешь, как всё изменилось в последнее время, столько документов. Ты бы мне очень пригодился. Сниму с тебя смену в субботу, отдохнешь. Что скажешь? – Вальтерсен впервые за долгое время слышит так много слов за один раз от начальника.       И он снова смотрит прямо в его глаза, а Исак закусает нижнюю губу. Всё это странно, Эвен просит его этой помощи уже во второй раз, и не то чтобы он против провести целый вечер вдвоем за одним столом. Очень близко.       Не в этом дело.       С каких это пор Эвен не справляется с этим самостоятельно? Для чего ему Исак? Он не разбирается так хорошо в бухгалтерии, просто выполняет указания. Мотивы он всё равно не выведает, поэтому просто соглашается. Что он еще может сделать?       – Да, конечно, – а Эвен не особо успешно пытается скрыть рвущуюся наружу довольную улыбку.       Что ты задумал, красавчик?

Картинка сразу зацепила.

      Исак уже двадцать минут молча сидит в кабинете Эвена, который углубился в очередную бумажку. Парень хмурит брови и тихо бормочет цифры себе под нос. Это очень мило, но Исак уже не может сидеть просто так. Всё, что было в его силах он сделал и большее босс ему не доверяет, а домой он идти не хочет. Чтобы хоть чем-то занять руки он начинает прибираться. Слишком знакомыми движениями для помещения, в котором он казалось, бывает не так часто, на что Эвен, кстати, даже не обращает внимание. Наверное, до сих пор считает, что окна каждый день закрываются сами по себе, а пыль просто никогда и не образуется здесь. Ага.       А еще Исак уже не может молчать.       – Почему кофейня? – бросает, когда уверен, что его услышат. Он не хочет повторения предыдущего опыта, поэтому старается не допустить того, чтобы они смотрели друг другу в глаза. Непринужденно.       – Что ты имеешь в виду? – Эвен, кажется, принимает его правила и даже не поднимает головы.       – Ну, когда ты открывал бизнес, почему решил заняться именно этим? Ты не самый большой кофейный фанат, которого я знаю, – его овладевает знакомое чувство. Когда приходит новый клиент, когда не ясно кто оставил на столе свою шапку, когда нужно срочно узнать какой вкус сиропа нужно добавить. Интерес. Это интерес, только в тысячи раз сильнее, и в миллионы раз волнительнее, какой же ответ он получит.       – Вообще-то кофейня досталась мне от мамы, – здесь, очевидно, правила нарушается. Такое говорят только лицом к лицу собеседника. Исак и не против. – Она была хозяйкой этого места, теперь я приглядываю за ним вместо нее.       – Она…       – Нет, – Эвен негромко усмехается, – честно говоря, думаю, она уже просто слишком стара для всего этого, – они одновременно кидают взгляд на стопку папок на столе, – Сама это она, конечно, никогда не скажет, поэтому оправдывается тем, что хочет, чтобы я был частью семейного дела. И вот я тут уже почти три года.       – Прости.       – Ничего, – тепло улыбается и не сводит глаз с Исака.       Мне кажется, или он сказал это как-то ласково. Как ихтиолог своему питомцу. Это я ему рыбка что ли?       На это можно было бы и остановиться, но совсем не хочется. Вместо этого хочется задать еще больше вопросов. Не потому что любопытство раздирает, не потому что нужно знать всё, а потому что было бы приятно знать. Потому что хочется узнать Эвена больше, хочется тем самым быть чуть ближе. Хочется, чтобы он сам тоже что-нибудь спросил.       – А у тебя какие оправдания? Ты вроде кофе совсем не пьешь, – каким-то неестественным голосом произносит Насхайм, когда в конце концов отводит взгляд в сторону. Но тут же возвращает его на место, к глазам Исака.       Эй! Это я тут вообще-то мысли чужие читаю.       – Ох, ну… на самом деле мне понравилось ваше объявление. Картинка сразу зацепила, – улыбка Эвена мгновенно ставится шире, так что теперь от уголков его глаз расходятся лучики, как у солнышка.       – Не смейся! Да, меня купили обложкой, но ее явно придумал какой-то гений, надеюсь, вы ему прилично заплатили. И к тому же всё оказалось оправданным! – наигранно возмущается, ведь уже сам давно улыбается. – И вот я тут почти шесть месяцев, – копируя интонацию начальника, дразнит Исак.       – Да нет же, погоди. Это не из-за тебя. Я рад, что тебе понравилось объявление, это я его сделал.       – Ты?.. – Исак замер на середине движения.       – Тот гениальный дизайнер? Да. Хотя никто мне за нее и не платил, – его интонация какая-то игривая, и говорит он совсем как Исак.       Забавно.       – Выходит, рисуешь? Да еще и так круто. Это невероятно, – может быть он и наслаждается четкими фактами, неопровержимыми доказательствами и логичными алиби, но это не мешает ему оценить что-то по-настоящему прекрасное.       – Подожди, но как с такими руками, с такими работами, как у тебя, можно сидеть здесь? Это нечестно. Разве твоя мама не понимает, что это нечестно, заставлять тебя сидеть здесь? – возможно, он сейчас немного перебарщивает, но он говорит искренне. Поэтому и не сдерживает себя. Когда буквально подлетает к Эвену.       – Эй, Исак. Исак, притормози. Никто не заставляет меня здесь сидеть, мне нравится это. И на самом деле, я учусь дизайну онлайн.       Э-э… Ого. Вау.       Мгновенно успокоившись, Исак понимает, что нависает над начальником, который всё еще сидит, и что стол между ними не такая уж большая преграда. Почему между нами всегда стоит какая-то мебель? Парень отводит глаза от огня напротив и замечает пару блокнотов для рисования рядом с собой. Пазл складывается в голове сам.       – Так значит на работе ты рисуешь дни напролет, – он уже тянется, но решает всё-таки спросить, – можно посмотреть? – на его ладонь больно приземляется чужая рука, жестко припечатывая ее к обложке. Исак не поднимая взгляд, только по этой руке может сказать, как сильно напрягся Эвен. И да, он, вероятно, снова хмурится, куда же без этого.       Ну вот мы опять здесь.       – В другой раз, – без тени улыбки, без единой эмоции в голосе. – Мы должны закончить работу.       Исак пропускает, что глаза Эвена широко распахнуты.

Чудеснейший ты.

      Паренек лет пятнадцати, с совершенно не подходящей ему спортивной курткой и дурацкой кепкой, сверлит взглядом меню над головой Исака. Ему не подходит такой стиль. Он не выглядит дерзким и уверенным в себе, скорее, кажется, что ему некомфортно в этом образе. Зачем тогда всё это носить? Ведь тут к месту большие, мягкие свитера и милые кудряшки, но Исак готов поспорить, что парень считает это недостаточно мужественным. А он не в силах изменить что-то в этом мире, потому и молчит.       «Он посчитает меня чудиком, если я закажу это. Я хочу ванильный, но это так по-девчачьи…».       Вот как общество влияет на подростков. Это глупо, у напитка не может быть принадлежности к полу. Что за бред. Что-то делать против своих желаний? А главное, кого впечатлять то? Ради кого?       Исак сам был таким когда-то, хотел бы он чтобы кто-нибудь втолковал ему это тогда, он бы меньше мучился. Он дошел до этого самостоятельно через долгий и тернистый путь. Но этому пареньку не обязательно так страдать.       Тем временем юный покупатель не унимается в своих размышлениях, и дает ему свою оценку.       «Выглядит как крутой парень, точно будет смеяться».       Исаку хочется смеяться, но совсем не над ним, а над словами. В его понятие «крутых парней» входят разгульный образ жизни и презрение тех, кто на них не похож, так? Тогда точно нет. Исак, конечно, крутой, но по-своему. Он кладет три ложки сахара в свой какао и заливает его сливками каждый вечер вторника, пересматривает любимый и по совместительству самый сопливый фильм каждую третью пятницу и спит в футболке с жирафиками по четвергам и понедельникам. Да. И он всё еще крутой. Поэтому так дело не пойдет, надо сказать хоть что-то.       – Не хотите ли попробовать ваниль? Очень популярный в этом месяце среди молодежи. Если честно мне он тоже больше нравится, чем шоколадный. Что скажете?       Видишь парень, можно иметь яйца и любить сладости, это не сделает тебя никем, кроме как счастливым.       К лицу, которое в целом можно описать как букву «о», на окружающих Исак уже привык, он видит удивление даже чаще чем улыбку, в последнее время. И сегодня не исключение, после еще пары секунд метаний тот всё-таки заказывает злосчастный напиток и довольный уходит прочь.       – До свидания, – надеюсь в следующий раз увидеть тебя уверенным в своем выборе и не стыдящимся своих желаний! – Хорошего дня.       – Ванильный в самом деле так популярен в этом месяце? – Эвен всегда так внезапно появляется из ниоткуда и начинает какую-то случайную фразу, будто какое-то время стоял здесь и наблюдал за тем, как он работает. Исак не верит в это – Исак пугается. Каждый чертов раз. Но вида не подает, натягивает обворожительную улыбку, одну из тех, что разорвет его рот при длительном ношении, и деланно медленно разворачивается.       – Ну не прекрасный ли сегодня день? Чудеснейший же… – он ставит локти на стойку, смотря на Эвена снизу вверх, мечтательно вздыхая, – прям как ты, милый, – босс давится своим напитком с грохотом опускает чашку на стойку и заходится кашлем. – А ваниль отвратительна в этом сочетании, ее заказывают очень редко, и готовлю ее я только из-за того, что тебе нравится, как название напитка выглядит в меню. И ты знаешь об этом.       После слов (мыслей) паренька о крутости, Исак воодушевился на подвиги. Он понял, что Эвен ему всё равно ничего не сделает и не скажет, поэтому можно наконец-то себя больше не сдерживать.       Не дожидаясь того, как его босс нахмурится и молча уйдет, сам отворачивается и направляется якобы проверить столики. Может быть и дерзкий, и смелый, но сердце сейчас колотится как бешенное, а щеки заливает румянец. Так внезапно и прямо Исак еще не флиртовал никогда, хотя ответной реакцией доволен.       Нужно ведь было сделать что-то, чтобы Насхайм не подумал, что парень остыл со всеми своими подкатами. Пусть волнуется, пусть думает, пусть ожидает, когда Исак выкинет что-нибудь еще, что его смутит. Никогда ему это не надоест, а пока он рядом, пока позволяет, Исак не сдастся.       А сейчас парень вынужден вернуться к работе, возле кассы его уже ждет неразлучная троица. В центре стоит брюнет, одной рукой он обнимает девушку за талию, а вторая… находится в заднем кармане джинсов тихони? На самом деле, если не приглядываться, то широкие куртки обоих всё это скрывают, но Исак ведь не простой человек, а детектив Вальтерсен – профессионал как-никак.       – Окей, – блядь, – в смысле… Добрый день! – переигрывает он с простой вежливостью. – Что я могу вам предложить? – дальше он принимает заказ, варит кофе, рассчитывает и уже готов прощаться, но дрожащий как маленькая овечка голосок рыжика-тихони обращает на себя внимание.       – Мы. Нет. Я… просто хотел сказать, что вы очень красивый молодой человек, – в это же время брюнет отворачивает голову в сторону, а девушка прикрывает рот рукой. Оба скрывают произнесенные дальше слова за кашлем. Исак слышит от них «горячий» и «сладкий». Все синхронно хихикают и сбегают на выход.       Не-е-е-ет. Нет-нет. Четыре раза «нет». Возможно даже пять.       Это же не то, о чем он подумал? Он пошутил в тот раз. Он не был прав – шутил. Так? В любом случае, слова, которые они сказали слишком похожи на то, что думал его комментатор. Всё сходится, исключая то, что их не было в последний раз. Черт. Это не они, точно. Что делает еще страннее произошедшую сейчас ситуацию.       Ох, детектив, за вашей внешностью люди не видят ваших способностей.       Исак аккуратно кладет печенье на маленькое блюдце, несет его старушке и прекрасно знает, что она скормит половину собачке. Будто никто не видит. Пока он добирается до нее думает о том, что пора давно исключить божий одуванчик преклонных лет из подозреваемых. Если те пошлости принадлежат таким, как она, то он навсегда отказывается от своего дара. Дара прекрасно разбираться в людях, естественно, – не чтения мыслей. Ему не хочется орудовать стандартами, но женщины не совсем так льстят мужчинам. Как любезничают старушки с молодыми парнями, он не знает, но явно, что тоже не так.       Оставляет блюдце и после ее «спасибо, голубчик», заглядывает ей в глаза и понимает, что у бабули ничего нет в мыслях на него. Она просто милая пожилая леди. Глубоко одинокая. Поэтому ей нравится общество и внимание Исака. И ничего более.       «Нужно сказать ему», – слышит он. Это голос старушки, высокий и звонкий, а не та глубокая хрипотца. Теперь парень точно уверен, что она ни при чем.       – Послушай меня, дорогой, я может быть не так всё понимаю, – вполголоса делится с ним она, – но ты поосторожней с этим мужланом, он недобро на тебя смотрит, – кивком головы она указывает на Стива-офисная акула, – не дай воспользоваться своим доверием…       Она продолжает что-то говорить, но Исак уже не может слышать, в его ушах вода, а ноги налились свинцом. Замерев на месте, не сводит глаз с идеального костюма мужчины. Двойка, черный галстук, запонки. Платочек в кармашке.       Не то, Исак, соображай.       А вот что. Если исключить бабулю, то останется только он. Этот жуткий тип, что зовет его малышом каждый раз и оставляет неприлично большие чаевые. Вот что. Конец игре. Лучше бы он и не знал. Животный страх сковывает его порывы бежать, потому что этот мужчина не похож на того, кто держит свои желания в голове. Такие как он всегда получают то, чего хотят. Это лишь вопрос времени, когда он начнет действовать. Медленно, но верно достигнет своей цели, а Исак, совсем наивный, только сейчас вспоминает, что последнюю неделю Стив заходит к ним ежедневно, хотя раньше едва ли заглядывал раз в пару дней. Ясно, как день, это он. Дело закрыто.

Последний раз.

      Дело не закрыто.       Возможно Исак просто не хочет признавать очевидного, потому что правда несколько отвратительна, но он решает, что доказательств недостаточно. Просто слова и взгляды еще не оправдывают мысли. Он не готов поверить в это так просто. Будет последняя специальная операция. Последнее показательное выступление. Исак помедлит с заказом Стива и дождется, когда в кафетерии они останутся только вдвоем.       – Где твой фартук, Исак? – его босс не смог бы проигнорировать появление сотрудника в неподлежащем виде на рабочем месте. Вот только всё с его формой в порядке.       – На мне, – он проходит в зал, где Эвен может его увидеть, высокая стойка скрывала темно-зеленую ткань на его талии.       – Ты же носишь только фартуки с нагрудниками, – звучит так, будто он искренне заинтересован в этом.       Дело в том, что Исак не хочет пятен на одежде, поэтому носит фартуки с нагрудниками, да и карманов в них больше. Но сегодня ему нужно, чтобы его грудь была видна. Он надел белую, достаточно тонкую рубашку с длинными рукавами и фартук-юбку, что доходит ему почти до самых щиколоток, как в помпезных ресторанах. Так его торс открыт для публики.       – Всё, что я ношу обычно, отнес в прачечную, пришлось надеть этот. Нашел на складе, он же тоже соответствует, верно?       – Да, верно, – он растягивает слова и наклоняет голову, прищуриваясь. Оценивает.       – Тебе нравится, как смотрится? – Исак крутится на месте, чтобы можно было получше рассмотреть. Если Эвен сейчас это признает, то настроение на весь день будет обеспечено.       – Хорошо смотрится, – делает паузу и тише добавляет, – мне нравится, – а потом заходится неестественным кашлем. Ого, ладно. Успокоившись, продолжает уже ровным голосом, – в любом случае, будь осторожнее, постарайся ничего не пролить на себя, – стеклянным взглядом буравит аккуратно завязанный бантик на поясе Исака. И это еще одна причина, почему тот носит передники с верхом – разлитая жидкость пару раз оказывалась прямо на нем.       Ох, Эвен, какая забота…       Вот только если бы ты знал, что я для этого его и надел.       – Подожди, значит ли это, что ты следишь за мной? Знаешь, что я всегда ношу и почему, – просто шутит в очередной раз, чтобы подловить босса на его же словах, но тот не смущается и не отмахивается, как обычно. Широко распахнутые глаза Эвена выглядят застигнутыми врасплох, он замирает на месте. Исак бы и дальше продолжил допытываться до истины, но звон колокольчика сообщает о новых клиентах.       Что же ты скрываешь, красавчик?       У стойки его ждет девушка, у которой явно утро не было добрым. Ей срочно нужен кофеин, Исак понимает.       – Шесть шотов эспрессо! – не дожидаясь его приветствия заявляет она. Ого. Видимо ее утро еще хуже, чем он думал.       «…коньячок, мой коньячок. Дорогой мой, родненький, коньяк…»       Она что, поет у себя в голове серенаду алкоголю в девять утра?       Исак медлит с заказом, уточняя, что еще добавить, и не желает ли она свежей выпечки. Потом достает необходимую ему посуду, всё это время девушка топчется на месте и пытается прожечь его взглядом. Окей, но он всё делает верно. Что не так?       «Да отвернись ты уже, сучоныш!»       Вау, ладно, дамочка, будь по-твоему.       Ему слишком интересно, что она сделает, поэтому повинуется, заранее оставив стаканчик на столешнице. Исак делает вид, что ему срочно необходим кофейник, через его начищенный бок он наблюдает как девушка достает маленькую бутылочку, отпивает половину содержимого, а остальное выливает в свой стаканчик к и без этого убийственной порции кофе. Быстро прячет следы преступления, но не выдерживает и громко икает.       «…О-о-о, да… Наконец-то! Нормальная кафешка, еще приду…».       Смех раздирает парня изнутри, но вместо того, чтобы взорваться им, он невозмутимо разворачивается и заканчивает с заказом, плотно закрывая пластиковую крышечку. И прощается. Дама на шатающихся ногах ковыляет до выхода.       Почему вокруг меня все так много пьют?       Может ей скорую вызвать?       – Хорошего дня, – говорит он скорее себе, чем ей, потому что дверь уже давно громко хлопнула.       Спустя еще тридцать четыре клиента наконец приходит Стив. Его появление Исак наблюдает как в замедленной съемке, он одет с иголочки, высокий, статный, без тени улыбки. Опасный. Мужчина проходит в зал ближе к выходу, младшему кажется, что он не сводит с него глаз. Страшно, конечно, но это именно то, что ему нужно, если он хочет, чтобы его план сработал.       Звенит дверной колокольчик – сейчас или никогда. Исак нервно поправляет ворот рубашки, в качестве поддержки бросает взгляд на ту самую фотографию на стене и хватает его помощницу в этом деле – открытую пачку молока. Проходит в центр своей рабочей зоны, поскальзывается на ровном месте, показательно, но не очень громко вскрикивает и с силой сжимает пакет молока в руке. Белая жидкость буквально вылетает вверх, его лицо, волосы и рубашка полностью мокрые. Он надеется, со рта достаточно сексуально стекает, а прилипшая ткань просвечивает мгновенно затвердевшие соски.       «Охуеть…»       Исак не собирается останавливаться на достигнутом, ладонью проводит по груди вверх до шеи и не спеша облизывает губы. Специально возмущается в слух: «Черт!», чтобы не вызывать подозрений в правдивости ситуации.       «…Всё твое идеальное лицо в гребанном молоке, а эта блядская рубашка насквозь просвечивается…».       Спасибо, я знаю.       Победно улыбаясь, парень пытается стереть влагу с глаз, он хочет видеть это. Видеть, чтобы поставить печать на этом закрытом деле про тайного поклонника.       Только через пару мгновений ему удается восстановить зрение. Он обыскивает столики, но Стива нигде нет. Ни возле стойки, ни у окна, нигде. Там, где тот в последний раз находился лежит пара купюр.       Он ушел, Исак, он давно ушел, дверь же хлопнула еще до того, как ты начал. Идиот.       Детектив? Да ты – невнимательный придурок. Вот кто.       Всё плохо. Это плохо. Ему срочно надо начать думать. Исак судорожно оценивает произошедшее. Окей, Стива не было. Но тогда кто? Больше же никого не… Цифра вспыхивает у него в голове неоновым указателем.       Восемь. Восемь.       В помещении восемь человек. Старушка, Эмма, трио, бизнесмен, сам Исак и… Эвен.       Херня.       Этого не может быть.       Но факты приводят к очевидному выводу. Эвен именно тот, кто приходит каждый день, тот, кто сидит в зале во время обеда, тот, кто прекрасно видит Исака со своего места, тот, чьи мысли ни разу не были услышаны до этого, следовательно, голос тоже. И он тот, кого Исак даже не подозревал.       Так что да. Это был Эвен.       Блядь.

Тишина.

      На следующий день Исак просыпается с головной болью и пустотой. И еще до того, как получит подтверждения, он понимает, что произошло. Он уже знает.       В последнее время минуты тишины, когда парень не слышит ничью чужую мысль в своей голове, оборачивались часами. Позавчера скрытое от остальных молчало для него семнадцать часов подряд. Просто он спал восемь из них и предпочел считать, что это значит, что их было всего девять.       Голоса больше не перебивали его размышления, их едва ли удавалось выделить из массы собственных мыслей, приходилось особенно концентрироваться ради этого. А обрывки, что удавалось разобрать становились всё меньше и меньше.       Внезапно появившаяся способность, порадовав его недолго, так же внезапно исчезла. Он больше не слышит мысли. Он оглох для этого. Больше не подловит Магнуса за тайным поклонением Вильде, не ответит на чей-нибудь вопрос еще до того, как его зададут вслух, не сможет поддержать кого-то, кто боится признать, что нуждается в помощи, не рассмешит и не удивит никого.       В автобусе ни один из пассажиров рядом не прерывает его диалог с собственным сознанием ни гневной тирадой о бессмысленности своей жизни, ни списком покупок, ни просто глупой надоедливой песенкой, а он только глубоко и грустно вздыхает.       Ничего уже нельзя сделать.       Он не выдерживает, когда встречает ее. Каждое утро, пока Исак открывает кафе, его обнять прибегает маленькая девочка с соседнего дома. Она немая, но ее внутренний голос был самый громкий, самый яркий из всех, и он всегда был рад Исаку, когда приветствовал его. Этот голос передавал то, что она не могла.       Он больше не слышит его.       От злости и обиды парень бьет кулаком в стену здания, пока девочка убегает обратно домой.       – Черт! – с силой толкает дверь, на что колокольчик в ответ жалобно звенит. Этот возмущенный звук призывает его к спокойствию. Здесь нет места злости.       Это проблема только ваших мозгов, детектив, остальной мир невиновен ни в чем.       Да, это не было чем-то обычным, но он смог привыкнуть к этой способности. Телепатия стала еще одним инструментом в понимании людей, как зрение и слух, а теперь этого чувства нет. Потеря ощущается неизлечимо пустой, зудящей тишиной. Исаку в своей голове очень одиноко.       В какой-то момент кажется, что и не было никогда ничего из этого, но следом он отчетливо воспроизводит и непрекращающиеся маты, и ошибочные подсчеты цены с похмелья, и «ванильный» инцидент. Они реальны. Вот только для чего тогда всё это было и почему так резко закончилось?       Это должно было что-то изменить?       Исак невольно прерывается, чтобы бросить грустный взгляд на пустой стол своего начальника. Вчера рабочий день закончился сам по себе. Смазано и крайне быстро. Эвен просто отправил его домой, под предлогом переодеться и привести себя в порядок, сказал, что закроет кафе сам. Исак же под впечатлением окончания своего расследования просто молча согласился и поплелся домой за несколько часов до окончания смены.       И уже только в автобусе понял, что надо было остаться, проследить за реакцией, разузнать побольше, выводы какие-нибудь дополнительно вынести. Но он пытался вместить в свое маленькое тело слишком большой по объему шок. Всё, о чем он тогда мог думать – собственная глупость. А по пришествию домой, он сразу уснул, проспав рекордное количество часов. И проснувшись … с пустой головой. Верно.       Теперь ты самое обыкновенное агентство, детектив Вальтерсен, теперь в тебе нет ничего особенного.       – Как дела?       Исак не сразу обращает внимание на обратившегося к нему. Это просто Эвен. Наверное, ждет свой кофе. Вальтерсен сегодня не в форме, совсем забыл заранее его приготовить. Он достает необходимую ему посуду, вытаскивает два мерных стакана, потом понимает, что ему они не нужны – убирает оба. Вспоминает, что мерить то всё-таки чем-то надо, и возвращает один на место. И всё это в полнейшей тишине. Кажется, Эвен внимательно следит за ним.       Может быть, я тратил свой дар зря, и судьба, разозлившись на это, отобрала у меня его?       – Исак?       – Да, доброе утро, – не поднимая взгляд со своих рук, что пытаются открутить крышку на бутылке, проворачивая ее справа налево. Не получается.       Зато повеселился немного…       – Я спрашиваю: как дела?       – Нормально. Наверное.       Всё-таки стоило обратиться к врачу.       Только налив кофе в чашку, он понимает, что она керамическая. Вместо того, чтобы просто перелить содержимое в точно такую же, но стеклянную, выливает его вовсе в раковину. Начинает готовить заново.       – Ты в порядке?       Но тогда бы меня упекли в психушку.       – В порядке.       Или на опыты сдали бы.       Завершает свой первый на сегодня заказ, густым шоколадным сиропом на пенке выверенным движением начинает рисовать сердце, но останавливается ровно на середине, доведя только правое «ушко». И что мне теперь делать… Капля на самом кончике флакона, не победив в схватке с силой притяжения, срывается вниз, приземляясь прямо под эту дугу. У него выходит совершенно другой рисунок. Вопросительный знак. Исак решает оставить всё как есть.       Наверное, нужно просто смириться.       – Замечательно, а я вот просто хотел кое-что спросить, – парень наконец-то поднимает свой обремененный тяжелыми мыслями взгляд на него, – точнее предложить… – но уже спустя секунду Исак снова теряется в себе, склонив голову набок, глядит сквозь Эвена.       Тот, кажется, что-то там говорил.       – Что? – пытается сконцентрироваться хотя бы на его глазах. Это срабатывает. На мгновение родные серебряные звездочки в них отрезвляют. Теперь он слушает. Вроде.       – Я имею в виду у меня два билета, в смысле… – кажется от него что-то хотят. Парень следит за тем, как быстро двигаются пухлые губы напротив, но ни слова не разбирает. – Ты свободен сегодня вечером?       Вечер. Вечер – это когда после пяти. Вечером он встречается с ребятами на бесполезной вечеринке, что так ненавидит, которую с радостью бы пропустил.       Так что нет. Вечером он занят.       – Я не свободен вечером.       Я ведь даже парням не рассказал об этом.       – А?       А теперь никто и не поверит мне.       – Я не свободен, – вместо того, чтобы внятнее объяснить причину отказа, он просто повторят одно и то же, на большее его не хватит, пока он не распутает клубок в своей голове.       Опять-таки, за последующим ответом он даже не пытается проследить.       – Ну что же, – …смогу ли я привыкнуть… – тогда в другой раз, – ведь мне уже совсем не нравится одиночество... – возможно? – да и кому, вообще, может понравится… – Или нет? – голова снова раскалывается.       Но Исак уже снова отключается от реального мира, разбирая цветы в вазе на столе по оттенкам. Поэтому просто решает повторить последнее слово. Люди же так делают, когда хотят согласиться с собеседником, которого плохо слушали? За тоном своего голоса он, естественно, не следит, потому бросает почти безразлично:       – Нет.       Нужно сосредоточиться, я не могу так всю смену отвлекаться.       И отворачивается в поисках хоть какой-нибудь таблетки от головной боли.       Исак бы заметил. Честно-честно. Он бы заметил, что Эвен светился, словно соревнуясь в яркости с Сириусом, что нервно переступал с ноги на ногу, что заламывал пальцы, непривычно сбивчиво бормотал, как удивился его ответу, что под конец их диалога босс не нахмурился, как обычно, а обеспокоенно насторожился, что Эвен расстроился. Он бы заметил, правда.       Просто Исак так занят тишиной внутри, что не разбирает криков снаружи.

Я должен идти.

      – И Ваша сдача, – когда пришли клиенты, Исак не то, чтобы взял себя в руки, ну, он крепко обнял себя. Постарался, хотя бы наполовину. Ему пришлось. В каком бы он ни был состоянии, работа – это то, на что должны потратиться вся концентрация и все силы.       – Молодой человек, здесь лишнее, – мужчина останавливает его. Выкладывает деньги на стол и убирает пару монет в сторону, – Двадцать девять пятьдесят, так? Значит это Ваше, – Исак только смотрит на них и кивает.       – Да, – но тот уже вышел. И это край его неорганизованности сегодня. Это разгильдяйство и отсутствие дисциплины.       Блять, Исак, да что с тобой не так? Соберись уже, пожалуйста, черт тебя дери!       Раньше же как-то справлялся, значит и сейчас сможешь. Всё, прекращай!       Я больше не думаю об этом.       Я больше не грущу.       Я больше не даю этому власть над собой.       Он понимает, что для полноценного подтверждения, необходимо сделать что-нибудь повседневное. Нужно включить мозг. Анализ поможет и одновременно успокоит.       Давай, начни соображать.       Внимательно оценивая обстановку, Исак находит только собственные косяки. Четыре раза за весь день ошибся с заказом, перепутал квитанции, забыл перезвонить Матиасу, ошибся со сдачей. Ладно. Ничего страшного, такое больше не повториться.       Ну в зале-то должен быть порядок.       Это-то он не упустил. Нет, упустил. Мебель расставлена неправильно, цветы не политы, музыка не играет, голубые пирожные на витрине перевязаны розовыми лентами. Он даже за временем не следит, а уже пора закрываться скоро.       Исак берет в руки чистую тряпку и решает первым делом протереть столы. Напевая незамысловатую мелодию, он продвигается от одного места к другому, смахивая крошки и собирая салфетки, пока не остается последний столик. В закутке, в самом углу. Его место. Разворачиваясь на сто восемьдесят, младший никак не ожидает наткнуться на взгляд, направленный на него. Не просто взгляд. Это не «случайно задержал дольше четырех секунд на тебе» взгляд, а скорее «я слежу за тобой с того момента как ты оказался в поле зрения» взгляд.       Эвен.       Еще с утра у них как-то не сложился диалог, Исак не был в состоянии адекватно отвечать на его вопросы, а теперь чувствует неловкость. Он хочет извиниться за свое поведение и переспросить у босса, что тот хотел от него утром, он смутно помнит, о чем они говорили. Но, как только делает первый шаг в его сторону, Насхайм резко вскакивает и одним движением сгребает в охапку свои блокноты, папки и карандаши.       – Я… – начинает было Исак.       – Я должен идти, – грубо перебивает его Эвен. – Закроешь тут всё сам? – это вопрос, но он не ждет ответа, хватает куртку и буквально выбегает на улицу.       – Ладно, – всё еще сжимая тряпку в руках запоздало соглашается ошарашенный Исак. – Ты даже не закрыл свой кабинет.       Наверное, его можно понять. Не только в агентстве детектива Исака Вальтерсена может быть бардак сегодня, другие головы тоже могут быть забиты незваным. Всё как прежде, всё между ними хорошо. Да? Но даже так любимая им улыбка босса на фотографии не подкрепляет его уверенность. Что ж.       И всё-таки стол ни в чем не провинился, его тоже стоить протереть. Исак подходит ближе и становится впритык так, что край упирается ему в бедро. Опустившаяся ладонь сама начинает пробегать пальцами по плоскости, темное лакированное дерево, гладкая поверхность. Холодная.       Он разваливается на стуле Эвена в, как ему кажется, позе, в которой Насхайм обычно сидит. И в очередной раз убеждается, как идеально с этой позиции можно наблюдать за его работой у стойки. Да, Эвен внимательный босс.       – Эй, Исак, – пытается он спародировать глубокий голос, – ты завораживающий в своей сосредоточенности, – строит взгляд, как, наверное, это бы сделал Эвен. – Особенно с этого ракурса. И я предпочту мучить и игнорировать тебя до конца твоих дней, но никогда не скажу ничего из этого и лучше спрошу про дурацкого Матиаса! – под конец его голос звучит всё выше и выше, и от обиды он громко стучит ладонями по столу.       Так, хорошо. Пора закругляться.       Скомканная салфетка отлетает от его ноги под соседний стол, когда он встает. Исак наклоняется, чтобы поднять бумажку. Оказывается это вовсе не салфеткой, а листом, вырванным из тетради. Парень отчего-то не разрешает себе сразу же раскрыть спрятанный там секрет, но после недолгих метаний между «чужое трогать нельзя» и «он сам это выкинул» с победой последнего варианта разворачивает бумагу.       Карандашный набросок. Копна непослушных кудрей, форма бровей, изгиб верхней губы, родинки. Это я? Не то, чтобы он часто видел свое карандашное изображение, просто нарисовано действительно хорошо, со всеми деталями, до самых дурацких родинок. Исак с рисунка смотрит прямо перед собой, его глаза лучатся счастьем, а улыбка сияет. Внизу фирменным почерком подписано:       «13 декабря.       Ты улыбаешься так ярко для меня, но как мне знать, что ты не просто играешься со мной?».       Он знает, ладно? Он знает, чей это почерк, он видел кучи бумаг, заполненных им. Но ведь тогда это значит, что и рисунок принадлежит той же руке, что и этот почерк, что довольно… неожиданно. Эвен рисует его. И подписывает это. И ставит чертову дату. Люди ставят дату, когда постоянно делают одинаковые действия раз за разом и хотят сохранить в памяти день, когда каждое из этих действий произошло.       А Эвен рисовал меня несколько раз? Три, ну или хотя бы два? А что он написал на них?       С декабря прошли месяцы, он рисовал меня хоть раз с тех пор?       Столько вопросов крутятся с бешенной скоростью в голове. Например, почему этот очевидно старый рисунок именно сегодня оказался на полу, просто выпал из его тетради? Он что, их хранит? Это как-то связано с его блокнотами, что он не хотел показывать? Почему он смял бумагу? Случайно? И что значит эта надпись? Исак знает, что так и не получит ответы ни на один из них. Да. Но есть один ответ, за который он отдал бы многое, очень многое, наверное, почти всё.       Почему?       Почему Эвен его рисует?

Совсем как пятилетняя девочка.

      – Голубчик, что с тобой сегодня? – повидавшие в этой жизни многое глаза одаривают его внезапным беспокойством. – Присядь, дорогой, – предлагает ему божий одуванчик преклонных лет и отодвигает стул рядом.       Исаку ничего не остается, кроме как принять приглашение и сесть. Только с чего вдруг она взяла, что с ним что-то не так. Он в полном порядке, да, немного грустный, но это хорошая грусть. Она о добрых воспоминаниях. Значит, хорошая. Парень еще вчера окончательно взял себя в руки, он не может допустить еще больше недочетов в своей работе.       – Чай не вкусный? – предполагает он.       – Замечательный чай, – ее губы трогает улыбка, но выглядит она так, будто Исак сморозил глупость. – Я спрашивала про тебя. Ты какой-то молчаливый. Это из-за него? – кивком головы она указывает Эвена в противоположном углу.       Младший впервые с тех пор, как тот поздно пришел и сразу же заперся в своем кабинете, смотрит на своего начальника. Исак даже не заметил, когда он вышел в зал. На его столе ноутбук, куча бумаг и стопка папок, но он не пишет и не печатает, кажется, словно и не движется вовсе. Плечи опущены, а спина сгорблена, невидящим взглядом тот смотрит прямо перед собой. Эвен выглядит потерянным, даже подавленным.       – Что-то произошло между вами двумя? – пожилые люди удивительно смешивают в себе вдумчивую проницательность и практически детское любопытство.       Эвен? При чем тут Эвен?       – Нет. Ничего такого, – между ними сейчас всё сложно, Исак даже не до конца понимает, что происходит, но разве это хоть когда-то было просто? Так что Эвен тут ни при чем.       – Значит, есть что-то еще, – со знанием утверждает она. – Ну же, поделись со старушкой своими переживаниями.       А дальше через взгляды между ними происходит уже ментальный диалог. Исак со своей стороны проверяет почву и спрашивает, можно ли ей довериться. Бабуля, в свою очередь, полностью заверяет его, что сохранит его секреты и даже поможет советом, если он того захочет.       И только начав говорить, Исак осознает, что узнал это всё без слов.       – Я перестал понимать людей, – что-то неправильное стало щекотать его изнутри, будто бы он врет. Хотя всё как раз-таки наоборот, разве он не открывает душу? Но его чуткая слушательница не подает виду, лишь вежливо улыбается, прося о продолжении. – Раньше я с легкостью понимал людей. Я знал всё об их мыслях и желаниях, и это помогало мне на работе. Теперь же я лишился этого и будто не могу полноценно функционировать.       – Знаешь, – Исак удивлен тем, что у стариков, на самом деле, бывает достаточно опыта, чтобы начать говорить сразу, не прося времени для осмысления ответа, – говорят, не нужно знать всё о людях, чтобы понимать их.       И как это должно работать?       Парень не то, чтобы не верит ее словам, он просто не понимает их смысл. Ну, и, конечно, в теории легко сказать парочку умных фраз, но на практике это ничего не меняет. Он по-прежнему сидит со сломанной эмпатией внутри. Но Исак решает не расстраивать бабулю, пусть она считает, что помогла ему. Так что он кивает.       – Не веришь мне? – но, видимо, она не хочет соглашаться с его решением. Парень поднимает полный скептицизма взгляд на женщину. – Понимаю, нужны доказательства, просто так ты мне не поверишь. Хотя я уверена, ты всё также хорош, просто ты это не видишь.       – Что?       О чем она говорит?       – Дорогой, чай-то вкусный, но вот где мое печенье? – она разводит руками в стороны, показывая пустой стол с одним лишь блюдцем и уже пустой чашкой.       Исак действительно не принес его. Старушка из тех клиентов, что заказывают одно и то же, так что он уже давно не спрашивает, чего бы она предпочла сегодня, просто готовит зеленый чай и овсяное печенье каждый раз. Но в этот, видимо, что-то пошло не так, и он уже готов был начать снова ругать себя за несобранность, но вовремя передумывает и просто обращает внимание на детали.       Что думаете, детектив?       Прическа и одежда? Нет. Хм… Возможно, диета? Тоже нет, о таком он бы не узнал сам. Что-то еще.       Точно! Сумка!       – Ваша собачка. Ее нет сегодня, поэтому я и не принес печенье, – с гордостью заявляет он. Старушка выглядит довольной тем, что он попал в точку, и смущенной по той же причине.       – И как давно ты понял, милый, что я не для себя его заказываю?       – С самого начала, – он подмигивает ей, та в ответ смеется, совсем как пятилетняя девочка, – И, кстати, столько мучного собакам есть нельзя, – замечая, как она уже хочет начать протестовать, берет ее ладонь в руку и уже более спокойным голосом добавляет: – даже если несладкое и только маленький кусочек. Давайте Вы лучше проконсультируетесь с ветдиетологом, у меня есть один знакомый, а потом уже решим, как поступим с лакомством в кафе, – с каждым произнесенным им словом ее улыбка становится всё шире и шире.       Наверное, так рада за своего питомца.       – Ну вот видишь, я же говорила.       Исак хмурится, не догадываясь о том, что она имеет в виду.       – Что?       – Ты обращаешь внимание. Дорогой, ты великолепно понимаешь людей. Ты можешь узнать, чего они хотят, даже если они не говорят тебе об этом напрямую, – осознание приходит чередой букв «о», что изображает сейчас его раскрывшийся в изумлении рот.       Он всё еще может поддержать любого, кто в этом будет нуждаться.       Он всё еще может рассмешить кого угодно.       Он всё еще может удивлять.       Вы слышите меня, детектив? Я всё еще могу помогать людям! Слышите?! Мы снова в деле, агент Вальтерсен! Да!       И у нас самое, блять, крутое агентство, черт подери!       Совсем немного угомонившись, Исак понимает, что должен почаще останавливаться и просто спрашивать, как дела у этой милой леди.       – Спасибо, – вместо этого говорит он ей.       – Всегда пожалуйста, – вроде и пора прощаться, но она останавливает его, как только он пытается встать. – Ах, да, на счет него, – снова жестом указывает в сторону, но на этот раз ему не нужно смотреть в нужном направлении, чтобы понять, о ком она говорит. – Иногда не додумывать самостоятельно то, чего не знаешь, важнее, чем всё понимать.       Исак думает, что снова что-то упускает.

Не так.

      – Эй, девушка! – Исак аж вздрагивает от неестественно приторного визга. – А у вас аволатте готовят? Я в интернете видел, там в кожуру от авокадо наливали латте. Девушка! – никак не унимается противный голос. – А кофе с раскаленным углем сможете? Еще, кстати, прозрачный кофе есть, но вы так явно не сможете…       Вальтерсен стоит спиной и занят переливанием меда из большой бочки в маленькие баночки, его руки, хоть и в перчатках, но всё же полностью измазаны липкой сладостью. Развернуться и не заляпать всё вокруг он никак не может. Но это не мешает ему узнать этот дурацкий голос.       – Юнас! – угрожающе предупреждает он, – не смей бесить меня, пока я занят и не могу тебе ответить! – неадекватных клиентов ему и без этого представления хватает. Юмор-то он может быть и оценил бы, но не так навязчиво же пропихнутый. – И, как вообще меня должно оскорбить то, что ты сравнил меня с девушкой? – он не может оценить реакцию друга, но одно то, что тот молчит, подсказывает ему, что нужно продолжать. – Во-первых, это как минимум некрасиво. А во-вторых, даже в таком случае я был бы горячее тебя, и все те, кто интересует тебя, всё равно бы обратили внимание на меня.       – Значит про эспрессо-тоник лучше не спрашивать, да? – судя по интонации, своими возмущениями ему удалось только еще больше раззадорить друга.       – Что ты здесь забыл? – наконец, закончив играть в Винни-Пуха, Исак может развернуться и осуждающе фыркнуть в его сторону.       – Ты сам мне позвонил, – да, это правда. Им надо кое-что обсудить. Но…       – Я сказал, заглянуть на неделе, а не через семь минут после звонка, – никак не успокаивается он.       Парень кажется даже не обращает внимание на нападки с его стороны, а лишь задумчиво вертит в руках стакан с цветными трубочками для напитков.       – Ну мне нечем было заняться, и я был поблизости.       – Ты был на парах, Юнас.       Нет, ну серьезно.       – А я так и сказал: «нечем было заняться». Говори уже, что там у тебя, – прежде чем подарить другу испепеляющий взгляд, Исак проверяет, достаточно ли он прожигающий.       – Ладно, – сдается в итоге он. – Что тебе приготовить-то?       – Доппио, это двойной эспрессо, кстати, – почему он так сильно стремится вывести Исака из себя как можно раньше. – Без молока и сахара.       – Он и так без молока готовится, умник, – и, конечно, гениальнейший детектив прекрасно знает о настоящих предпочтениях Юнаса: – Я налью тебе самый сладкий карамельный латте со взбитыми сливками и сиропом. Пойдет?       Получив одобрительный кивок, Исак приступает к работе, собираясь с мыслями. Действительно, есть кое-что важное, что они все должны были сделать еще очень давно.       – Я хотел поговорить о Магнусе.       – Магнус? – будто сам факт того, что они будут обсуждать их друга, крайне странный. – Я думал ты снова на Эвена жаловаться позвал, – продолжает, когда Исак вопросительно вскидывает брови. – Ну знаешь, сейчас будто еще хуже, чем в прошлый раз. Ощущение, что между вами не восемь тысяч восемьсот сорок восемь метров вверх, а все одиннадцать километров Марианской впадины вниз. При чем на дне, – он сначала указывает пальцем на пол, а следом в сторону – он.       Они одновременно поворачивают голову в угол, где сидит его босс. И Исак ничего не может узнать по его лицу. Сосредоточен? Всего лишь устал или снова отстраненно холоден? Он не знает.       – Может быть что-то и произошло, я не... он просто внезапно стал вести себя… – не может подобрать слов, – не так.       – Не так? – почему Юнас говорит так уверенно, будто разбирается в этой ситуации лучше него самого? – А как ты хочешь, чтобы он себя вел? Ты хоть раз серьезно сказал ему, чего ты хочешь от него? – и он осознает, что друг прав.       Нет, Исак. Ты всегда только шутливо приставал к нему. Ты будто попросту игра…       – Так что там на счет Магнуса? – прерывает его, переводя тему, очевидно, не дождавшись ответа. И Исак так же быстро переключается, не доведя мысль до разумного вывода.       – Ему нравится Вильде, точнее он по ней тайно сохнет, но признать этого не может. Короче, он застрял, и Махди со своими «безобидными» комментариями никак не помогает, – друг слушает его внимательно. Видно, как слова удивляют его. – Мы должны подтолкнуть этого оболтуса к действиям.       Юнас понимает, что даже если Исак и хочет помочь Магнусу, самостоятельно с ним разбираться он не будет.       – Хорошо мы вместе поговорим с ним, – и после паузы добавляет: – И с Махди тоже.       После этого Исак может облегченно вздохнуть.       Он всё еще хороший друг. Он всё еще беспокоится и заботится.       – Но с ним, – указывает на Эвена, – ты поговоришь сам, – на первый взгляд кажется, что шутит, но на самом деле, говорит серьезно. Исак мрачнеет от этих слов. Парень забирает свой напиток и уходит, не дожидаясь ответа. Выглядело бы более пафосно, если бы в стаканчике был настоящий черный кофе, а не сладкий ужас, что тот так боготворит.       – Приходите еще, – пусто добавляет Исак.       После этих слов старый дурацкий метод приукрашенно подчеркивать фразу оппонента в споре заслоняет нужными цифрами его ясность. Он может думать только об одном. Четыре цифры.       Тридцать один, три, шесть, пятнадцать. Тридцать один, три, шесть, пятнадцать…       Четыре цифры и тот, кому они принадлежат. Юнас прав, он должен сделать что-нибудь. Просто должен сделать хоть что-нибудь. Будто всё как всегда. Просто нужно сказать хоть что-нибудь.       Исак хватает со стола первую попавшуюся вещь, что оказывается тряпкой, и направляется к столу начальника, решив, что это лучшее время, чтобы смахнуть пыль с полок, находящихся как раз рядом.       Тридцать один.       – Эй, Эвен.       Он стоит перед его столом боком, но не упускает момент, когда парень медленно поднимает на него свой взгляд.       – Исак…       Три.       – Ты знаешь, мы сегодня виделись в моем сне, ты был таким очаровательным, – поставленным голосом играет Исак.       Отчего-то происходящее кажется таким неправильным. Будто он не должен этого говорить. Он не должен сейчас этого говорить.       Исак разворачивается и опирается бедром о край столешницы. Подмигивает.       Шесть.       Нет, это всё из-за того, что он теперь больше никого не слышит. Всё в порядке. Это пройдет. Он всё делает правильно. Нужно просто показать, что всё как всегда.       Томно заглядывает в голубизну напротив и кусает нижнюю губу. Он совсем не хочет, но это происходит само по себе. Он просто хочет показать, что он всё еще такой. Всё как надо.       Пятнадцать.       Что-то в этом голубом подсказывает, что он ошибся. Ничего не в порядке. Он всё делает неправильно. Блядь.       – Исак, – снова вроде смотрит на него, но будто сквозь. А этот голос пропитан сталью и горечью. Адская смесь. – Я тебя не понимаю. Я не понимаю, почему ты продолжаешь это делать. Пожалуйста, прекрати, это не профессионально, – Эвен его отчитывает. – Это ни капли не смешно и должно прекратиться. Немедленно. Возвращайся к работе.       И на этот раз он, к несчастью, оказывается прав.

Перышко.

      – Сделай мне… – молодая девушка глубоко вздыхает, – да хоть что-нибудь. Кофе, или не знаю…       Тех, кто не может определиться со своим заказом довольно много, но здесь явно другой случай. Она определенно устала от всего. Слишком сильно устала для семи утра в свои то едва ли тридцать.       – Возможно, м-м-м, ромашковый чай? – немного рискует, предполагая Исак.       – Да, в самый раз.       Она забирает свой заказ, садится у окна и не отнимает руку от головы, с того раза как впервые ее касается. И не перестает хмурится. Исак сдается спустя пятнадцать минут, когда она закрывает ладонями лицо в третий раз. Он хватает печенье и второй стаканчик с собой.       Ох, да уж. Вот где она – настоящая смелость.       Девушка обращает на него внимание, после того, как блюдце со стуком опускается на стол.       – За счет заведения, – чуть менее уверенно, чем хотелось бы, заявляет Исак. Но кажется, что этого хватает, потому что ее эмоции мгновенно меняются. Правда не в ту сторону, в которую он рассчитывал. Она в слове от того, чтобы заплакать.       Детектив Вальтерсен, мы где-то облажались.       – С Вами всё в порядке? – Исак чуть-чуть паникует.       Она медлит всего секунду, прежде чем резко замотать головой из стороны в сторону еле сдерживая слезы. Исак как-то автоматически берет соседний стул и садится рядом, достает салфетку и протягивает девушке.       – Я могу чем-то помочь?       – Спасибо, – после серий глубоких вдохов благодарит она. – Это так глупо, – начинает надломано смеяться, чем сильно удивляет Исака.       Какое-то время они сидят в тишине.       – У меня свадьба через неделю, и весь этот стресс… я вроде как немного сбежала от всех своих обязанностей. Мне просто нужно, – она снова прячется в своих ладонях, – нужно немного подышать.       Это можно устроить.       – Знаете, Вы можете задержаться здесь на какое-то время. Немного подышать. Чуть-чуть отдохнуть от всего и расслабиться, – он двигает стаканчик ближе к ней, – в такое время здесь тихо.       – Спасибо, – она смотрит на него с такой искренностью, что даже дух захватывает. – Да, я так и сделаю.       Иногда мы не можем решить всё на свете, но…       – Позовите, если Вам что-нибудь понадобиться. Я буду там.       – Хорошо, – коротко кивает, – И еще раз спасибо за всё.       Когда Исак встает и оборачивается, то понимает, что там должен был стоять Эвен. Должен был как-то прокомментировать то, что он не может раздавать что-либо за счет заведения без его ведома. И Исак должен был сказать, что оплатил заказ сам, а потом выпалить какую-нибудь глупость. Еще не придумал. Без него как-то не получается.       Исак не представляет, как всё исправить, если Эвен до сих пор не пришел.       – Привет?       Черт.       Со всеми разбирательствами и спорами он совсем забыл про Стива. Его не было несколько дней, и парень расслабился. То, что он не его тайный поклонник, не делает его меньшим маньяком. Он всё еще та акула в дорогом пиджаке, которая поглотит Исака вместе с его фартуком.       – Добрый утро, что я могу Вам предложить? – Профессионализм. Эвен требует быть профессионалом, кем бы ни был клиент. Он будет гордиться тобой, если ты сделаешь всё правильно.       Мужчина присаживается за столик у входа, Исак чувствует его туманную улыбку на себе, пока готовит обычный кофе. Его руки непривычно дрожат. Теперь он должен отнести его.       Давай, это будет быстро. Поставь. Улыбнись. Уходи.       – Спасибо, малыш, – одновременно звенит колокольчик. Исак застывает на месте. – Ой, постой, – его запястье обвивает крепкая ладонь и тянет на себя, разворачивая, – у тебя здесь… – широко распахнув глаза, Исак смотрит в лицо ухмыляющегося мужчины. Близко. Слишком близко. Тот тянет другую руку к его волосам, – … перышко, – и вкладывает белый комочек в ладонь Исака.       Кричи! Нет, замолчи. Беги!       Не произнося ни слова, Исак мягко вырывает руку из крепкой хватки и старается ровно дойти до своего рабочего места. Где его уже встречает хмурый Эвен. Опять?       – Эвен, что-то не так? – даже позабыв про приветствие, сразу интересуется парень. Но Эвен не смотрит на него. Эвен прожигает кого-то за его плечом. Стива?       – Исак, ты знаешь его? – он звучит напряженно.       Стива? Его же не зовут Стив. Исак, ты, блин, вообще не знаешь, как его зовут.       – Н-нет, – выходит испуганно. Начальник мгновенно концентрирует всё свое внимание на нем. Осматривает с головы до ног. Щурится.       – Ты в порядке? Он ничего тебе не сделал? Почему ты не сказал мне, что какой-то незнакомый мужик тебя домогается? – Эвен вроде злится, но Исак не чувствует, что он злится на него. Исак чувствует что-то другое.       – Домогается?       – Этот тип бывает здесь постоянно, – от каждого произнесенного слова босс будто злится еще сильнее. – Он постоянно так делает? – кажется, Исак догадывается, о чем идет речь.       – Нет. Он не трогает меня. Он обычно… он всегда называет меня малышом, но никогда не трогает. И это странно, но я же не могу ничего сделать с этим.       – Ты можешь сказать мне, – Эвен звучит капельку строго, и Исак не понимает почему. – Вообще-то ты даже должен говорить мне о таком.       – Но…       – Исак, – его тон смягчается, когда он замечает растерянность парня. Эвен касается его плеч с обеих сторон, – я твой начальник. Я ответственен за тебя. Твоя сохранность – моя обязанность. Пожалуйста, сообщай мне, если что-то подобное с тобой происходит, я со всем разберусь.       – Ты мой начальник, – естественно, Исака задело в его словах совсем не то.       Эвен молчит.       А чего еще ты ждал?       – Ну и еще я волнуюсь, – сознается в конце концов Насхайм. – Ты знаешь это. Поэтому обещай, что скажешь мне в следующий раз.       Как ты так быстро скачешь между нежностью и строгостью?       – Обещаю.       – Хорошо, а теперь пошли, – не успел Исак расслабиться, как его снова держат за руку и куда-то ведут.       – Что? Куда?       – Говорить со Стивом.       Откуда Эвен знает, какое у него прозвище?

Начать думать.

      – Что такое, малыш?       Исак ежится из-за глупого слова.       – Прошу прощения, – привлекает к себе внимание Стива Эвен, – такое обращение с сотрудниками неприемлемо. Вы должны извиниться. И впредь никогда так не делать, – Эвен вроде просит. И просит вежливо. Но звучит это больше как угроза. Исак чувствует себя полностью защищенным, находясь за его спиной. – В противном случае, я вынужден буду попросить покинуть мое заведение и больше никогда здесь не появляться.       – Я… – мужчина растерялся. Он по-прежнему сидит, а Эвен фактически нависает над ним. – Я не до конца понимаю, о чем вы. Точнее, я вообще не понимаю, что вы имеете в виду.       – То, как вы обращаетесь с моими сотрудниками. Его зовут Исак, это написано прямо там, – он на секунду отходит, чтобы Стив мог разглядеть за ним парня. Исак инстинктивно тянется к бейджу со своим именем на фартуке. – И называть его как-то иначе можно только, если он сам согласится.       – Иначе? – мужчина действительно выглядит так, будто не знает, что от него хотят. Он правда не понимает.       – Малыш. Вы зовете меня так, – решается влезть Исак.       Стив замирает на месте. Он бледнеет, широко распахнув глаза и рот.       – О Господи, – мужчина растерянно переводит взгляд с Эвена на Исака и обратно. – Боже, извините меня, пожалуйста. Черт, я действительно так говорил? – жмурится на мгновение. Его лицо перекашивает от раскаяния. – Прошу прощения, я не специально.       Исак чувствует, как синхронно они с Эвеном вскинули брови.       – Я… – продолжает Стив. – У меня есть сын, ему шестнадцать, и он точная Ваша копия, И-исак. Мне нравится музыка в этом месте, атмосфера, поэтому в последнее время я стал часто сюда приходить, чтобы расслабиться. И я… – он так сильно нервничает, его лоб уже мокрый от пота. Исаку уже его жалко. – Я даже не обращал внимания, просто вы так похожи, я даже не замечал. Вышло недоразумение.       Выходит, Стив не такой плохой парень, каким я его считал? Внешность обманчива, агент Вальтерсен. Вы надумали себе то, чего на самом деле нет. Надо лучше стараться.       – О, и это, вероятно, звучало отвратительно с моей стороны. Прошу, простите меня, – смотрит прямо на парня. – И, естественно, такое никогда не повторится, – уже Эвену.       Тот же, его игнорирует, поворачивается к Исаку и вопросительно смотрит.       – Да, – неуверенно переглядываясь между двумя мужчинами, откашливается Вальтерсен. – Ваши извинения приняты.       – Ладно, – всё еще холодно соглашается босс, но он уже знает, что это наигранно. – Всего хорошего, – и мягко подталкивает Исака в сторону своего кабинета. Они останавливаются в закутке между двумя дверьми.       – Ты в порядке, можешь продолжать работать? – Эвен и участливый, и обеспокоенный, и заботливый.       Эвен заботится обо мне.       – Да, всё замечательно, – парень широко улыбается и замолкает. Они снова напротив друг друга. Снова очень близко. Снова замирают, неотрывно наблюдая друг за другом. Напряжение уже такое привычное, что Исак просто наслаждается им, ожидая дальнейших действий.       А дальше Эвен будто вспоминает нечто крайне неприятное и отворачивается.       – Тогда можешь приступать.       Так, ладно. Окей. Хорошо. Исаку просто нужно немного подышать. Как той невесте. Исаку нужно дышать и думать.       Детектив Вальтерсен, мы должны начать думать.       Эвен, очевидно, чем-то расстроен. Он ведет себя как всегда, когда Исак начинает ерничать, за исключением того, что он ведет себя прилежно в последнее время. Так что дело не в этом. Еще Эвен никогда бы не стал срываться на нем, если бы виной служили бы внешние причины. Это тоже довольно очевидно. Так что виноват сам Исак.       Но когда я успел?       Он не может вспомнить. Это всё началось еще тем вечером, когда Исак нашел рисунок на полу. А тем же утром, он перестал слышать чужие мысли. А еще тем утром у них состоялся диалог, содержание которого Исак не помнит вообще. Может быть тогда он сказал что-нибудь глупое и обидел Эвена? Может быть что-то случилось именно в то утро?       «Что-то произошло между вами двумя?».       «…ты просто играешься со мной?».       «Поговори с ним».       «… я хочу быть рядом… но так нельзя».       «Я не понимаю, почему ты продолжаешь это делать».       «Ты свободен сегодня вечером?».       «…не додумывать самостоятельно то, чего не знаешь, важнее, чем всё понимать».       «Ты хоть раз серьезно сказал ему, чего ты хочешь от него?».       «Я твой начальник».       «А ты хочешь знать?».       «Ты свободен сегодня вечером?».       О-о-о, блядь. Исаку нужно срочно поговорить с Эвеном. И извиниться. И нужен план.

Надо поговорить.

      После обеда Исак сконцентрированный и бодрый, как часики. До конца рабочего дня есть еще много времени, но у него план расписан по минутам, так что беспокоиться не о чем. Всё должно пройти правильно. Как только единственный клиент в кафе встает и направляется к выходу, парень дергается с места.       Сейчас или никогда.       Исак запирает входную дверь на замок и выключает основной свет, оставляя гореть только мягкие лампы на стенах. Уверенным шагом направляется к столу босса.       – Исак, ты что творишь? – в шоке от его действий, Эвен даже не знает, как правильно отреагировать.       – Нам надо поговорить, – всё, что он говорит, прежде чем усесться на стул напротив Эвена. За его личный стол. Рядом с ним и его секретными блокнотами. Исак еще никогда не был таким открыто смелым.       Эвен хлопает крышкой ноутбука и отставляет его в сторону.       – Твоя смена еще не закончилась.       – Я знаю, но в это время никто никогда не приходит. Обычно я трачу его, чтобы пялится на тебя со своего места. У нас есть, – смотрит на настоящие часы над дверью, – около двадцати восьми минут, прежде чем каштановый мальчик придет за своей порцией обезжиренного мокко.       Эвен нервирует своим спокойным молчанием.       – Ладно, – сдается он в итоге, – говори.       Исак разом теряет всю свою уверенность, снова превращаясь в обычного беспечного глупого парня, что обреченно стесняется рядом с таким великолепным мужчиной. Ох, черт, соберись немедленно или умри.       – Я хотел извиниться за то, что вел себя как идиот каждое утро в последнее время, – решает, что сознаваться во всем проще, если смотреть куда-нибудь вниз на стол, а еще лучше под стол. – Дразнил тебя… и всё такое, ты знаешь. Мы вроде как были в хороших отношениях всегда, а после твоей поездки всё изменилось, и я… В общем, я хотел сказать, что это из-за того, что ты… – для этого нужен глубокий вздох. Задержать дыхание. Посмотреть прямо в глаза. И на выдохе продолжить. – Ты мне нравишься, – и снова сдуться.       Эвену двадцать шесть. Эвен взрослый. Эвен молчит и не перебивает. По его лицу как всегда ничего не прочитать.       – Я не знал, как привлечь твое внимание и выбрал самый дурацкий способ. А потом мы вроде как стали разговаривать. Но ты всегда был так холоден… и я думал, что мне ничего не светит, к тому же это дурацкое расследование, – Исак бормочет полуразличимым шепотом, – так что я просто…       – Ты мне тоже нравишься, – удивление от того, что Эвен признается, затыкает его поток слов.       – Я знаю, – автоматически выпаливает парень.       – Знаешь?       Я слышал твои мысли, красавчик. Я знаю, ты думаешь обо мне. Я знаю, что ты думаешь обо мне.       – Вроде того, – нехотя соглашается Исак.       Почему-то даже дышать становится легче.       – Но ты никогда… – он опять мямлит. – я имею в виду, я смотрю только на тебя с самого первого дня, – Блядь. Сердце колотится так, как будто хочет вывалиться наружу. Исаку нравятся не просто добрые глаза Эвена, его идеально уложенные волосы, пухлые губы и нелепые шарфы. Ему нравится проводить с ним время, ему нравится его смех и нравится, какие необычные истории он может рассказать. И он хочет услышать каждую из них. Ему действительно очень сильно нравится сам Эвен.       – Я тоже, – Исак только сейчас замечает, что лицо Эвена практически красное. – Я тоже смотрю только на тебя с самого первого дня, как ты сюда пришел.       – И мы так ни разу и не попытались что-то сделать с этим, – бесполезно констатирует Вальтерсен.       – Ну…– даже несмотря на то, что Эвен нервничает, его голос глубокий, поэтому это по-прежнему звучит эффектно. – Я не был уверен, что тебе нравятся парни.       Исак фыркает.       – Эвен, я подкатывал к тебе месяцами.       – Я не был уверен, что нравлюсь тебе.       – Эвен, я подкатывал к тебе месяцами.       Это уже даже за границей их обычной странности.       – Я не был уверен, что тебя не смутит мой возраст.       – Эвен, я…       – Да-да, я знаю, – они оба заходятся смехом. Совсем не к месту, но когда они следовали правилам? Громко и освобождающе. И долго не могут угомониться.       Давай, Исак, ты вроде как задаешь вопросы. Спроси его. Это важно.       – В чем настоящая причина?       Пока Эвен сохраняет тишину, Исак выбирает между «он думает, что ответить» и «он думает, отвечать ли в принципе». Ему не нравится, что побеждает второй вариант.       – Даже если… – кажется, слова даются ему не легко, – даже если и так, я не был уверен, как ты отреагируешь. Я твой начальник, и это было бы неправильно, – Исак хочет перебить, но в последний момент передумывает. Эвен должен высказаться. – Я не хотел давить, не хотел, чтобы ты чувствовал себя неуютно или обязанным. Что если всё было бы слишком много? И ты решил бы уйти? А тебе нужна эта работа, тебе нравится здесь, а мне… А мне нравишься ты, и я предпочел восхищаться тобой со стороны и не рисковать потерять тебя вовсе.       – Я всё равно не понимаю, – он решает мгновенно продолжить, чтобы убрать налет грусти с его лица. – Я был очевиден, разве нет? Какие могут быть сомнения, я…       – Я не знал насколько ты серьезен, – громко отрезает Эвен.       – Что?       – Я не был уверен, что ты не просто дурачишься, – теперь Исак, кажется, понимает, о чем та надпись под рисунком. – Ты вроде-как веселился, каждый раз, когда… мне льстило, конечно, мне было очень приятно, но я не мог позволить себе поверить во всё это, – разводит руки в стороны, – ведь ты молод и так прекрасен, и может быть ты просто… я не знаю…Может быть тебе нравился только сам процесс выбивания меня из колеи, и это никогда на самом деле не имело отношение ко мне? Ведь ты никогда не…       – Никогда серьезно не интересовался тобой? – Исак знает, о чем речь.       – Да, – что совсем не значит, что он не расстроится, если Эвен это признает напрямую. – Как и я! – тут же возражает он.       – Что?       – Я тоже поступал нечестно, просто молча отсиживаясь в стороне, а ведь я старше и должен был первым…       – Да, но теперь между нами всё правильно? – вот сейчас Эвена нужно перебить. – Теперь всё хорошо? – Я закрою нахер свое агентство, если ты сейчас скажешь «нет».       Эвен улыбается.       – Теперь всё будет хорошо.       Отлично. Нужно еще теперь научиться нормально задавать вопросы.

С радостью.

      – А потом Вильде просто подходит и целует его у всех на глазах! – Юнас завалился в кафе ни свет, ни заря. Исак еще даже не открылся. Хотя в этот раз причина по-настоящему веская.       – Ну Магнус хотя бы потом поговорил с ней нормально? – он немного волнуется за своего друга.       – Да, они вроде как теперь вместе, – энергично кивает Юнас. Слишком энергично. Исак даже проверяет, действительно ли сейчас половина восьмого.       А это я ему еще его «сахарную смерть» не приготовил.       – И как отреагировал Махди?       – О, он поздравил их. Первый, – друг не может не влезть куда-нибудь, пока Исак работает, поэтому в попытках построить башню из пакетиков сахара практически роняет их все на пол. Вальтерсен только неодобрительно зыркает на него. – Сказал, что счастлив за них и что всегда знал, что они когда-нибудь будут вместе, представь себе.       – Представляю. Вот твой кофе, а теперь вали на занятия, а не то опоздаешь.       – Спасибо, мамо…       Их дальнейший спор прерывает звон колокольчика, и теперь Исаку искренне плевать, ушел Юнас или всё еще здесь.       – Доброе утро, Исак! Приготовишь мне как всегда, пожалуйста? – без всяких лишних способностей парень знает, что Эвен рад его видеть.       – Доброе утро, – толкает дымящуюся чашку к нему. – Я подготовился, Эвен, – Исак не сдерживается и подмигивает. – Латте. Много молока. Без корицы, потому что у тебя на нее аллергия, – парень физически чувствует, как искрятся собственные глаза, пока он смотрит в голубые напротив. Он так счастливо улыбается. – А на пенке сердечко, потому что ты сегодня настоящий красавчик.       Вот теперь уже точно всё на своих местах.       Эвен не злится, не леденеет и не уходит молча. Он закатывает глаза и цокает языком. И тоже широко улыбается. Он всё понимает.       – Спасибо. Ты сегодня тоже милашка для разнообразия, – ох, погоди, дорогой, это еще не всё. Мне есть, что тебе сказать.       Насхайм уже разворачивается чтобы направиться в сторону своего кабинета, но его снова зовет сладкий голос Исака.       – Эвен, – тот останавливается и поворачивает к нему голову, – ты свободен сегодня вечером? Не хочешь сходить со мной в кино? – хотелось бы чувствовать себя хотя бы в половину также уверенно, как звучать. – Это свидание.       Пожалуйста, соглашайся, я очень серьезен.       – С радостью, – подмигивает ему. Эвен подмигивает ему. И быстрым шагом скрывается за поворотом.       Исак в шоке замирает на какое-то время. Такие изменения… разительные. Что-то может и на своих местах, но что-то должно меняться. И это тоже правильно.       – Эх… – протяжно выдыхает парень.       Он такой удивительный.