Гавкни

В общем, Цзян Чэн любил собак. И это был мем всея университета. Вэй Ин же собак не любил. И это тоже был мем. Цзян Чэн держал собак в количестве четырех штук, ходил в толстовках и рубашках с собаками, один раз даже купил зауженные брюки в собачку и долго ими хвастался. Заценили все, кроме Вэй Ина. Но в основном не восхищались, а ржали. Долго. Однако брюки Цзян Чэн носить не перестал. Собаки были у него на рабочем столе смартфона, на обложке единственной тетради для лекций, в самой тетради, потому что он их рисовал, и рисовал неплохо (Вэй Ин отмечал, что, если бы Цзян Чэн рисовал что угодно, кроме собак, его определенно ждала бы мировая слава. А собаки к славе не ведут, помяни, мол, мое слово). Кстати, те его беспрекословно слушались, вне зависимости от степени дрессировки, так что эту сверхспособность признавали все, включая даже Вэй Ина. У отца Цзян Чэна был свой собачий приют, поэтому тот проводил там времени чуть ли не больше, чем дома. И если бы он не получал знатных пиздюлей от матери, на учебе бы не появлялся. В свое время он хотел стать кинологом, но мама обладала многими магическими техниками и, произнеся заклинание «вот отучишься нормально на юриста — иди хоть на все четыре стороны», волшебным пенделем отправила Цзян Чэна в универ. Вэй Ин же, в отличие от друга, от собак бегал, как от огня, считал исчадиями ада и, когда Цзян Чэн был в своих излюбленных собако-шмотках, отказывался с тем обниматься. Что Цзян Чэн умело использовал, потому что лучшего оберега от вечно виснущего на тебе Вэй Усяня было не сыскать. Лань Чжань тоже любил собак. Мемом это не было, потому что он любил их гораздо менее фанатично, но с Цзян Чэном они сошлись на почве интересов довольно быстро. А еще Лань Чжань любил Вэй Ина. С самого первого курса, даже несмотря на то, что учились они на разных факультетах. Их увлекательное общение началось с того, что первый мем про Цзян Чэна и собак придумал именно Лань Чжань, в чем Вэй Ин его охотно поддержал. Так что да, старт всей этой волне шуток дали именно они. А Вэй Ин все еще не любил собак. Так что, когда вышеназванный однажды все-таки пришел домой к Лань Чжаню он… ушел. Убежал. Потому что первое, что делает каждая уважающая себя и хозяина собака — встречает этого самого хозяина на пороге его дома. Конкретно эта — еще и с тапками в зубах. А Лань Чжань был джентльменом, поэтому, открыв дверь, благородно пропустил Вэй Ина вперед. И сразу выпустил. Стоит отдать должное, сама причина столь неординарного поведения гостя сидела смирно, лишь посматривая на вопящий и стремительно удаляющийся по коридору силуэт с благородным презрением. Ужинали они в ресторане. А спустя месяц стали встречаться, потому что оказалось, что Вэй Ин тоже любил Лань Чжаня. Но Вэй Ин жил в общаге, а соответственно — не один. Поэтому, для того, чтобы хорошо провести вечер (и ночь), Лань Чжань отводил собаку к Цзян Чэну. Тот в первый раз удивился, но сопротивляться не стал, потому что: «О боже, кто это тут у нас? А как нас зовут? Какая у нас мягкая шерстка, а какие команды мы знаем?». Собака от такого напора лишь ошалело переводила взгляд с хозяина на Цзян Чэна, а в глазах ее сигнальным огнем горело: «А может, я просто тихонечко у двери посижу? Я даже подслушивать не буду, честное слово». Однако надежды несчастной оправданы не были. Так вот. Во второй раз он тоже сопротивляться не стал. Как и в третий, и в пятый. Но спустя пару месяцев Цзян Чэн все же узнал о весьма близких отношениях Лань Чжаня и Вэй Ина, чисто случайно застав их целующимися в пустом кабинете перед парой (кто так делает вообще?), и все встало на свои места. Проблема была только в том, что Цзян Чэн не хотел знать расписания ночных встреч этих двоих, но его никто не спрашивал. Собаку тоже, поэтому страдали они вместе. Кстати, собака была белая и пушистая, причем буквально, а потому она искренне не понимала, как ее можно бояться. И Цзян Чэн не понимал. И возился с ней, как со своей собственной, всячески обхаживая, к чему собака быстро привыкла и мелочно возжелала возлюбленным счастья и великой любви. Потому что дома была дисциплина, а тут был Цзян Чэн и его заморочки. Хозяина она, конечно, любила и счастья желала вполне искренне, но тут ей чаще чесали живот. На самом деле, Вэй Ин не так уж боялся собак. Ну, совсем чуточку. И только живых, на изображения он не покушался. Хотя Цзян Чэна все равно обходил стороной, но, скорее, то была отталкивающая аура его стиля, а не сами далматинцы на брюках. Те были ни в чем не виноваты. И к собаке Лань Чжаня он слегка притерпелся, хотя его все еще немного дергало каждый раз, когда он ее видел. Та была смирной, а еще действительно миловидной и дружелюбной. И звали ее Снежинкой. Цзян Чэн заценил. Однажды Вэй Ин все же попросил Лань Чжаня познакомить его с «белой и пушистой», дабы попробовать хоть немного преодолеть страх. Хотя на самом деле, даже от одной мысли о том, чтобы прикоснуться к собаке, Вэй Ина била дрожь, а шрамы на левом боку начинали зудеть. Произойди подобное в совсем раннем детстве, он, быть может, и не запомнил бы даже, но ему было семь, а память в это время уже работает хорошо. Лань Чжаню Вэй Ин рассказал о причине своей фобии сразу после того случая, как сбежал прямо из его прихожей. О его к себе чувствах он тогда не знал, а потому сжатые до хруста кулаки воспринял весьма поверхностно, даже подумав, что Лань Чжань тоже слишком любит собак и теперь немного зол на Вэй Ина. Да, Вэй Ин был дураком. Сейчас Лань Чжань тоже видел его напряжение, но прозвучавшая из уст Вэй Ина просьба разлилась теплом по телу, вызвав такую волну нежности, что от объятий он не удержался. Лань Чжань любил собак, но Вэй Ина любил больше. С каждым разом только больше. В итоге Вэй Ин не сбежал и даже погладил Снежинку, не без чуткой поддержки Лань Чжаня, обнимавшего со спины и направлявшего его руку. Стресс еще тот, но в его объятиях было уютно и словно бы даже безопасно. Больший стресс был только у Лань Чжаня, потому что, несмотря на все свои шуточки, которыми пытался подбодрить Вэй Ина, сам он жутко нервничал, ибо за Вэй Ина всегда волновался больше, чем за себя и всю глубину его страха видел и осознавал. Когда прогрессом поделились с Цзян Чэном, тот уронил челюсть и минут пятнадцать ее искал. Произошло это в универе в перерыве между двумя парами, в аудитории полной народом. Что Вэй Ин гладил собаку, слышали все. И в аудитории воцарилась тишина. Но одногруппники пришли в себя довольно быстро, всерьез поздравив Вэй Ина, чего не скажешь о Цзян Чэне. Тот завис напрочь и не подавал признаков жизни вообще, чем вызвал серьезную тревогу остальных. Обычно люди так не зависают. Но Вэй Ин не был бы собой, если бы не сделал какую-то пакость, и, пока Цзян Чэн сшивал шаблоны обратно, постигал законы вселенной и безуспешно пытался представить Вэй Ина с собакой, тот нарисовал ему маркером небольшие усики. И был застукан не вовремя вернувшимся из чертогов разума Цзян Чэном. В итоге на паре их не было, потому что они носились по всему университету, один с целью убить, другой — этой смерти избежать. Но все-таки Цзян Чэн был рад. Очень рад. Цзян Чэна в универе уважали и даже любили, потому что парень был второй после Вэй Ина душой компании, но подтрунивали над ним знатно, впрочем, тот не особо обижался, хоть и усиленно надувал щеки. Мем «гавкну, если Цзян Чэн меня попросит» был придуман в самом первом семестре. Да, Лань Чжанем. Во втором эту фразу написали на транспаранте и повесили над дверью общаги. Причем никто даже особо не возмущался, потому что руководство общаги этот мем знало, знало самого Цзян Чэна и в свое время даже скинулось на нормальное непромокаемое печатное полотно. В третьем семестре народ скооперировался под руководством все тех же Лань Чжаня и Вэй Ина и выпустил мерч, после чего еще год весь университет активно юзал соответствующие толстовки. Так что да, Вэй Ин самым знаменитым не был, а вот Цзян Чэна к славе, пожалуй, привели те самые собаки.

***

Вэй Ин абсолютно не наблюдал за собой кинка на роли хозяин/питомец. И именно поэтому он сейчас «просто смотрел» тяжелые кожаные ошейники в приобщажном сексшопе. Буквально приобщажном, потому что стоял тот через дорогу, и угадайте, кем была основная масса его клиентов. И, конечно, Вэй Ин не наблюдал за собой кинка на послушание. И совсем не испытывал дрожи, когда Лань Чжань просил его что-то сделать. Даже скорее приказывал. Низким, властным и словно бы рокочущим голосом. Их ночи бывали… довольно интересными. Нет, никаких кинков. Вэй Ин тряхнул головой, переставая залипать на матовую широкую полоску черной кожи в его руках с серебристыми стальными пряжками. Сзади крепился такой же черный кожаный поводок, на удивление мягкий для такой толщины. — Могу ли я Вам чем-нибудь помочь? К этому ошейнику в комплекте идет цепь, если кожаный поводок Вас не устраивает. Выбираете девушке или себе? Вэй Ин вздрогнул от неожиданности и не сразу понял, что у него спросили. — Э-э, себе, — он широко улыбнулся, несмотря на легкую неловкость. — В таком случае, могу предложить Вам иной вариант. Вы держите в руках женскую модель. Посмотрите этот, ширина и толщина та же, но по центру предусмотрено кольцо под кадык. Полагаю, так будет удобнее. Эта модель… И впрямь была хороша. По середине основной полосы шла вторым слоем еще одна с круглыми и плоскими металлическими заклепками. Просто, но со вкусом. Перед глазами Вэй Ина возникла картина того, как Лань Чжань берет его, стоящего к нему спиной на коленях, потянув на себя за намотанный на костяшки пальцев поводок, и черная кожа немного врезается в шею… А потом Вэй Ин невольно представил это на Лань Чжане, но картина оказалась слишком горячей, потому пришлось ее прогнать. — Берете? — с улыбкой спросила девушка, заметив явно заинтересованный взгляд. — Беру. Вернувшись в общагу, Вэй Ин приобретенное даже примерил, мимоходом отметив, что и впрямь удобно. Сегодня он устроит Лань Чжаню сюрприз. Когда он уже вышел из корпуса и свернул в направлении дома Лань Чжаня, Вэй Ин почувствовал яростную и почти непрекращающуюся вибрацию телефона и ухмыльнулся. Как по часам. Лань Чжань всегда пунктуален. На экране светились гневные сообщения от Цзян Чэна: ДА СКОЛЬКО МОЖНО??7? ПОЧЕМУ ВСЕ ВРЕМЯ Я У НЕГО ЧТО, НЕ К КОМУ СОБАКУ БОЛЬШЕ ОТВЕСТИ?? Вы задрали уже СНИМИТЕ ЧЕРТОВ НОМЕР Я НЕ ХОЧУ ЗНАТЬ КОГДА ВЫ ТРАХАЕТЕСЬ. Вэй Ин усмехнулся и написал: Не хочешь провести время со Снежинкой? Спустя минуту пришел ответ: Это — последний раз. Если бы Вэй Ин распечатал эти гневные тирады, накопившиеся за все время, без единого повторения — в его комнате были бы новые обои. Двухслойные. А из фразы «это — последний раз» можно было делать занавески. Лань Чжань открыл ему сразу же. Закрыть, как всегда, не успел, потому что первое, что делает в такой ситуации уважающий себя и Лань Чжаня Вэй Ин — утягивает того в долгий и страстный поцелуй. Когда они все же отстраняются друг от друга и дверь закрывается, Вэй Ин заговорщицким тоном произносит, тепло выдыхая Лань Чжаню в ухо: — Гэгэ, у меня есть для тебя сюрприз. Лань Чжаню было страшно. Правда страшно. Потому что каждый раз, когда Вэй Ин говорит «у меня есть сюрприз», это ничем хорошим не кончается. Один раз они так втроем вместе с Цзян Чэном разрисовали бюст основателя университета. Их тогда почти отчислили. В чем состоял сюрприз, никто так и не понял. На надевание нового сюрприза уходит некоторое время, а когда Лань Чжаня все же впускают в его собственную спальню, тот застывает от открывшегося вида на сидящего в смиренной позе на коленях возле кровати Вэй Ина. Вэй Ина в ошейнике. Хотя смиренная поза удивляет больше. Тот был пока в облегающей черной футболке и таких же штанах, но так его фигура выглядела, как даже большее преступление, нежели, когда он был раздет. Во всем этом есть что-то особенно… возбуждающее. В голове уже мелькают картины возможного будущего. Лань Чжань медленно подходит и опускается рядом на корточки, отводя пальцем длинную челку Вэй Ина и заглядывая ему в глаза. — Вэй Ин. — Лань Чжань, — ему отвечают почти шепотом, отчего по телу проходится электрический разряд. Лань Чжань проводит пальцами по ошейнику, большим слегка оглаживает дрогнувший кадык, а указательным проникает под полоску черной кожи. — Что это, Вэй Ин? — спрашивает он низким, чуть прохладным голосом. У Вэй Ина по спине пробегают мурашки, кончики пальцев начинает покалывать. — Ошейник. — Чего ты хочешь? — спрашивает все тем же голосом Лань Чжань, беря в руку поводок и притягивая за него Вэй Ина. Лань Чжань выглядел потрясающе. Слегка мутные глаза, смотрящие куда-то сквозь Вэй Ина, выбившаяся из короткого хвоста челка, бледная жилистая кисть, на которую он наматывает поводок, постепенно притягивая ближе. Изумительно. Возбуждающе. Слишком серьезно. Слова срываются с языка прежде, чем Вэй Ин успевает дать согласие подсознанию: — Сегодня я твой песик. Будь моим Цзян Чэном? — все тем же томным, слегка срывающимся шепотом, потому что голос не успел перестроиться. — А ты гавкнешь, если я попрошу? — произнес Лань Чжань скорее на автомате. — … — … — Гав. — … В общем, секса у них этой ночью так и не было. Потому что сначала они очень долго ржали, пытаясь не забывать дышать, что получалось плохо, потом отправили совместное селфи Цзян Чэну с полным и красочным описанием ситуации и обвинением в несостоявшемся, а после заказали пиццу и полночи смотрели сериал. А ошейник они больше никогда не использовали. Потому что один его вид вызывал нездоровые ассоциации с сюсюкающимся Цзян Чэном и дикий ржач у обоих, что не способствовало возбуждению в принципе.

***

Цзян Чэн же тем временем, обложившись пятью собаками и жуя чипсы, смотрел «Хатико» и обливался горькими слезами. И телефон он игнорировал.