Его наваждение.

Ночь. В такое время все в Африке отдыхают от тяжелого, нудного дня и проваливаются в царство Морфея. Ни у кого не остается сил на мысли и эмоции. Дотронувшись до подушки, каждый мормон засыпал, даже не сомкнув глаз. Во всем помещении не спал лишь один старейшина Маккинли. Коннор стоял над раковиной со сгорбленной спиной и жмурился от боли. Часы тихо постукивали время, напоминая, что уже около 3 часов ночи и пора бы пойти спать, но мормона тяготили спазмы. Через несколько секунд на весь отдел раздался тихий кашель, который Маккинли пытался заглушить рукой, но делал только хуже. Когда тот наконец сумел сделать вдох, то заметил, что его рука опять перепачкалась кровью. Парень уже привык к этому и включив воду, начал омывать руку, стараясь не замечать синие орхидеи, которые плескались в кровавой жиже. Уже больше недели, Маккинли мучился от цветов, которые заставляли его задыхаться. Сначала это не было чем-то необычным: Коннор просто иногда покашливал, выпуская несколько лепестков. Для него это казалось лишь совпадением, даже учитывая то, что в Уганде не растут орхидеи. Его напарник, Томас, сразу же заметил это и пытался вразумить его, но тот лишь отмахивался и продолжил забивать на свое состояние. Проблема приобрела больший смысл, когда он уже спустя несколько дней не смог дышать из-за постоянных вырывающихся наружу бутонов. Руки и ноги гудели от того, что их разрывают стебли и хотелось лишь одного - умереть, чтобы хоть как-то сгладить свои страдания. Ведь казалось, что это конец его жизни. Что прямо сейчас, цветок застрянет и он умрет, в этой чертовой Африке. Было одно лишь средство, способное унять боль Коннора: это все, что было связано с его другом, Кевином Прайсом. Его сердце все чаще и чаще разрывалось от того, что тот был просто другом. Эти чувства нельзя было "выключить", как он делал до этого, и мормону оставалось с ними мириться. Один лишь взгляд Прайса помогал задышать полной грудью и выкинуть мысли о том, насколько ему плохо. Маккинли до цветов даже не понимал, насколько он сильно был влюблен в Кевина. Насколько сильно хотел прижаться, как жаждал впиться в эти губы и никогда не отпускать. Теперь же это было необходимо, как вода, чтобы Коннор не умер в этом страшном месте. Маккинли вобрал в себя столько воздуха, сколько позволяло его тело и включил воду, чтобы смыть все синие лепестки. Ему оставалось надеяться, что ни один из его напарников не найдет кровавых цветов на полу в их укрытии. *** Он уже не может открыть глаза от усталости и вникнуть в то, что же написал президент миссии. Из-за приступов его болезни, он перестал улыбаться и силы раз за разом покидали его. Старейшина просит своего напарника прочитать ему и тот не отказывает, понимая, насколько тяжело сейчас Маккинли. После каждого предложения, Коннор наконец-то начинает просыпаться, в ужасе понимая, что им нечего представлять. Они ничего не смогли сделать, за это время. Не смогли даже убедить одного человека поверить в их веру. Максимум, чего они достигли, это скрылись от всего мира и даже не предложили людям прочитать Книгу Мормона. У него трясутся руки, он страшится говорить об этой новости своим коллегам. В горле застревает ком, который ассоциируется с этими проклятыми цветами. Только этого ему не хватало: у него и так было проблем по горло, не хватало только задохнуться перед всеми. Маккинли приходится объяснять, что произошло. Он не может утаить, как бы не хотел. Томас старается поддержать его, но дальше поддержки за его спиной, ничего предпринять не может. Коннору приходится видеть весь тот ужас на лицах мормонов и он убежден, что также напуган. Все в комнате понимают - без поддержки Прайса им не обойтись. Они не смогут пережить этот кризис и скажут президенту, что ничего не смогли. Внезапно дверь с грохотом открывается, и старейшина бежит из последних сил, чтобы встретить Кевина, но вовремя останавливается, застывая на картине его состояния... Тот выглядел ужасно: кровавая рубашка, изнеможенное, гневное лицо и руки, сжатые в кулаках. Прайс кричит, кричит так, что можно было бы оглохнуть, но Коннор не слышит. Маккинли пытается снова научиться дышать, что выходит у него из рук вон плохо. Он очнулся спустя несколько минут и понял, что произошло, лишь тогда, когда его наваждение выбегает из палаты, оставляя лишь за собой треск двери и застывших коллег. Арнольд, напарник Прайса, хочет пойти за ним, что было бы самым разумным выбором, ведь напарник для мормона самый важный человек, но Коннор, не раздумывая, останавливает его, решительно выбегая из палаты и давя в себе рвотные позывы. Он должен выдержать. Хотя бы сейчас. Он должен продержаться, не выпустить эти шипы из своего горла. Единственное, что сейчас хотел Маккинли: это успеть догнать Прайса, вразумить его и не задохнуться. Вот он уже видит черную макушку, которая остановилась, развернувшись к нему. Маккинли не выдерживает, остановившись, он решает наконец высказать все свои мысли Кевину... но не может произнести ни слова. Он задыхается в кашле, падает на землю и старается выплюнуть все лепестки, все бутоны, каждый цветок наружу, лишь бы это остановилось. Эта боль не похожа на предыдущие, она разрывает тело, заставляет выплевывать внутренние органы и Коннор понимает, что его смертный час настал. Он умрет на глазах у человека, из-за которого все это и началось. Он слышит крики Прайса на фоне, чувствует его прикосновения к своим плечам, но не может это контролировать. Маккинли чувствует, как по телу начинают разрастаться стебли, заставляя того больше скрючиться. От страха и паники все в мире закружилось перед мормоном, он перестал понимать, что происходит. Даже не сразу понял, что уже не так болезненно кашляет и что над ухом теперь звучит равномерный стук сердца. Он не может открыть глаза, даже когда перестал выплескивать из себя кровь и дыхание начало восстанавливаться в норму. Коннор ощущал на своей талии руки своего... друга? Он старался понять, почему Прайс такой настоящий. Это все было слишком похоже на сон и, честно говоря, Маккинли уже клонило в сон. Тот понимал, что не случилось ничего особенного. Кевин просто обнял его. Он ничего не сказал, просто обнял и прижал его. Но его сердце предательски надеялось, что если он перестал чувствовать такую душевную боль, быть может, Прайс его полюбил. Быть может, в будущем они также будут обниматься и Коннор не будет отпускать губы и руки Кевина. Быть может, в будущем он не будет бояться признаться в любви и сможет наконец увидеть его улыбку на лице. Но это будет уже потом, а пока он будет засыпать в объятьях своего наваждения, который ласково нес его обратно к их укрытию.