Colours

Everything is blue Halsey - Colours

Все вокруг синее. Внимательный взгляд Гробовщика скользнул по синей, чуть потертой обивке дивана. Пробежался по старым синим переплетам бесчисленных книг в шкафу. По изысканному чайному сервизу, который будто окунули в разбавленные чернила, по длинным, едва пропускающим солнечные лучи бархатным шторам. Тоже синим. Все вокруг синее, потому что у Винсента невероятные синие волосы. И каждую клеточку личного, принадлежащего исключительно ему пространства, он заполняет собой. Гробовщик поднял ядовито-зелёный взгляд к потолку и не удивился, заметив и там синие узоры, похожие на трещины в мраморе. Пряно напахнуло бергамотом. Сладкий тонкий аромат пропитал все вокруг, в очередной раз напомнив о Винсенте и его привычках. Несмотря на мягкую осень за окном, от камина поднимались волны душного тепла — так, что захотелось скинуть тяжелый дорожный плащ. Гробовщик устало переступил с ноги на ногу и ладонью небрежно оправил испачканные землей складки, усмехнувшись: даже на его абсолютно черном плаще появились синие отливы. Или, может быть, это лишь игра света. Обман теней, бегущих по стенам от свеч. С плаща срывались редкие мутные капли. В уже убранном пшеничном поле, перед самым поместьем Гробовщика застал короткий осенний ливень. С серого сумеречного неба посыпалась мелкая холодная крупа, и влажный воздух тут же вобрал в себя свежий запах мокрой земли с небольшой сладостью прелого сена. Даже сейчас Гробовщик чувствовал, как при каждом его движении в кабинете начинает пахнуть дождем. Он принес с собой вести и терпкий аромат крови врагов. Для Гробовщика нет ничего невозможного — ничего, что он бы не сделал ради Винсента, но ему об этом знать не стоит. На длинном, чуть потертом от времени лезвии косы, тонкие царапины забились бурым. Одним взмахом Гробовщик скрывает косу с глаз, хоть ему бы и хотелось напомнить Винсенту о том, кто сражается на его стороне. В камине громко треснуло и разломилось полено. Гробовщик рассеянно повернул голову в сторону огня, хоть и знал, что увидит лишь расплывчатое желтое пятно. Узнать в нем камин он бы смог только подойдя вплотную. Полагаться на зрение жнец уже давно перестал, но привычки тела искоренить весьма сложно. Гробовщик прекрасно понимал, почему они с Винсентом неизменно встречались в его кабинете. От природы граф был одарен проницательностью и всегда с точностью гончей чуял, когда чужое сердце даже на миг содрогалось в его присутствии. И ловко пользовался этим. При том так естественно, что сам не видел в своих действиях ничего дурного. Длинные черные ногти Гробовщика мелодично простучали по массивному столу, на котором лежал позабытый графом синий платок. Он осторожно коснулся его пальцами, чувствуя, как натирает подушечки накрахмаленный лен. Сколько же коротких встреч за год прошло в стенах этого кабинета. И теперь, куда бы Гробовщик не пошел, всюду синий цвет напоминал ему о Винсенте. Не прошло и месяца с того дня, как Гробовщик в сердцах собрал по лавке все синее. Он хватал простыни и салфетки, безжалостно комкал длинные отрезы синего бархата и шелка, которые закупил для гробов, – и с наслаждением выкинул все до единого. Синий цвет изводил его до тошноты. У огромного стола из беленого дуба запах бергамота чувствовался острее всего. Иногда казалось, что он поселился здесь навечно. Гробовщик дотронулся пальцами до края чашки, удивляясь тому, какие у фарфора острые кромки. Из этой чашки недавно пил Винсент — на дне все еще плескался теплый чай. Гробовщик скользнул пальцами по гладкой глазури, представляя, как граф подносит чашку к губам. Как они медленно и осторожно, почти нежно обхватывают прохладный край, лаская его. Раз. Два. Три. Три чашки на серебряном подносе. Гробовщик догадывался, что все это значит, и едва удержался от того, чтобы не сбежать. Горло тисками сдавило дурное предчувствие. Мерзкое и противное ощущение собственной слабости, столь ненавистное, сколь и знакомое, заклубилось в груди. Ах, Винсент. Граф, который подчинил себе Смерть. Гробовщик против воли оскалился, растягивая губы в привычной улыбке. Спустя столетия получалось почти естественно. Чем хуже было на сердце, тем ярче сияла его улыбка. — Как было бы грустно, если бы смех исчез, — прошептал Гробовщик, медленно обходя стол. Как же легко оказалось его подчинить, даже смешно. Гробовщик противился слову «влюбить» — слишком не подходящее. По его опыту, настоящая любовь была милосердна и нетерпима к чужим страданиям. Винсенту же подобные чувства были совершенно незнакомы. Но граф знал свою собственную силу. Знал, что нет границ его ошеломляющему, грязному желанию обладать. С каждым элегантным наклоном головы, каждым вздохом из тонких губ, и вздорным взглядом из-под длинных темных ресниц Винсент все крепче привязывал Гробовщика к себе. – … слишком много себе позволяет. Разобраться с ним не составит труда, но… Голос был так ему знаком, что Гробовщик услышал бы его даже с другого конца земли. — Ну надо же… — прошептал жнец. Он сделал шаг вперед, обогнув кромку стола, и прищурился, глядя на дверь. В полумраке кабинета он едва различал темное резное дерево на фоне таких же темных синих обоев. – …проследи, чтобы он искренне пожалел, что подвел меня. Винсент ворвался в кабинет легко и стремительно. Громко стукнули каблуки, переступая деревянный порог. Тяжелая дверь распахнулась перед ним так легко, словно торопилась впустить хозяина поместья в его владения. – Ах, ты все же пришел, – улыбнулся Винсент, слегка щурясь. Его теплая, почти искренняя улыбка совершенно сбила Гробовщика с толку. — Не мог не откликнуться на зов моего графа, — прохладно-вежливо отозвался он, склонив голову набок. Винсент шагнул ближе к нему и протянул тонкую руку, приветствуя. Гробовщик осторожно пожал ее и тут же отпустил, едва кожаная перчатка скрипнула. – Мне тебя не хватало, – спокойно добавил Винсент и подошел чуть ближе, стремясь отвлечь его внимание на себя. Гробовщик лишь усмехнулся, не переставая удивляться лживым речам. Стараясь не обращать внимания на знакомый до последней ноты парфюм, он заглянул за плечо графа. Они здесь не одни, это точно. Конечно, Винсент может водить жнеца за нос сколько его душе угодно. Но Гробовщик работал на благо графа и только, а потому тот не услышит от него ни слова о работе, пока они не останутся наедине. Позади Винсента на пороге вытянулся незнакомец, ожидающий разрешения войти. Гробовщик тряхнул головой, поводя носом, и поморщился от досады, не узнавая гостя. Но судя по тому, как от него слишком явно и сильно пахло Винсентом, там стоял Дидрих. – Нет нужды волноваться, это всего лишь мой хороший друг, – проследил за его взглядом граф. — Он нам не помешает, — Винсент с притворной заботой протянул руку и поправил сбившийся воротник плаща. – А разве собак начали пускать в поместье? — ровно отозвался Гробовшик, чувствуя, как внутри против воли закипает ярость. Само существование Дидриха сводило его с ума, и Винсент знал об этом, так черт возьми, к чему все эти игры? Дидрих нервно фыркнул и скрестил руки на груди. Винсент лишь усмехнулся и тряхнул головой, тихо посмеиваясь. – Немецкие псы всегда были в моем вкусе. Самые верные. Дидрих молчал. Гробовщик уловил лишь его на секунду сбившееся от обиды дыхание, но не услышал ни слова. Там, где Винсент коснулся его плаща, под одеждой мучительно горела кожа. – Теперь, когда мы все выяснили… Пожалуй, начнем, господа – Винсент сделал шаг к столу, и Гробовщик в то же мгновение отступил вправо, пропуская графа и предугадывая его шаг. Винсент одобрительно кивнул и пробежался пальцами по кромке стола: – А дрессированными могут быть не только псы, — едва слышный шепот, предназначенный лишь жнецу. Гробовщик хрипло закашлялся, прикрыв лицо рукавом. Разнузданность Винсента ошеломляла. Захотелось расхохотаться от души, во весь голос, чтобы потом хрипота раздирала горло до колючек. Но в сложившейся ситуации даже Гробовщик не нашел в себе сил для смеха. Дидрих наконец-то зашел в кабинет, шагая четко по следам Винсента. Гробовщик внимательно наблюдал за ним, чуть ли не впервые видя его вблизи. В самом деле, граф превратил прекрасного и умного человека в какое-то подобие собаки. Граф зашел за стол, но не задержался там, а, схватив чашку, прошел к своему любимому креслу. Жнец остался на своем месте, предположив, что разговора у них сейчас все равно не получится, а потому располагаться не спешил. Дидрих же сразу прошел мимо него и встал за креслом, по правую руку от графа. Воцарившаяся тишина била по нервам. Гробовщик смотрит на Винсента пронзительно и чуть тоскливо, словно желая пройти сквозь него и вырваться, наконец, на свободу. Распахнуть окно за его креслом и нырнуть в сизые сумерки, убегая навсегда. Жнец не сводит взгляда с его чуть припухлых губ, небрежно-ленивой улыбки и того особенного изысканного наклона головы, которым можно любоваться вечно. И, сжав губы в линию, упрямо молчит. Винсент смотрит на него с ожиданием, но понимает, что из-за Дидриха сейчас все пойдет наперекосяк. Он чуть хмурит брови в немом укоре, не ожидая сопротивления. Каждый раз граф ломает жнеца и подчиняет его себе, но впервые его план терпит крах. Винсент берет разговор в свои руки, но сначала бросает косой взгляд на Гробовщика и чуть пожимает плечами в нетерпении. – Я хотел обсудить с вами дело, касательно отравления на моей фабрике. Поступила весть, что тебе удалось поймать зачинщика. — Поймать вряд ли, но больше в своей жизни ему ничего зачинить не удастся, — хрипло засмеялся Гробовщик больше по привычке, чем по желанию. — Подойди, пожалуйста. Не люблю вести беседу через всю комнату, – Винсент поманил к себе рукой в черной перчатке. Дидрих по-прежнему молчал, не вмешиваясь. Гробовщик неровно зашагал к графу, едва не оступаясь от слабости. Все же бессонные ночи, проведенные за охотой на врагов, его измотали. А теперь последние силы из него выпивал сам граф. — То есть я могу быть спокоен? — Можете, — кивнул жнец. Помолчав, добавил. — Об остальном я уже позаботился. — Прекрасно, — Винсент с ноткой раздражения потер переносицу, ожидая более развернутого ответа. Но давить на Гробовщика не спешил. — Впрочем, это не единственное, что я хотел обсудить. – Теряюсь в догадках, милорд, – со сдавленным смешком улыбнулся Гробовщик, пытаясь понять, какое именно сейчас выражение на лице Винсента. Но зрение подвело, как и всегда, поэтому жнец устало опустился на подлокотник кресла, слева от графа, в ожидании, пока он продолжит. Гробовщик все тянет и тянет свою вымученную улыбку, а особенно широко она сияет, когда Винсент отстраняется от него, избегая любого контакта. Граф подпирает подбородок правой рукой и тянется вправо, и от этого так обидно, что Гробовщик поднимает полуслепой взгляд к потолку, лишь бы не смотреть на него. По синим узорам танцуют яркие всполохи свечей, от которых в глазах становится мокро. Но все это уже неважно. Гробовщик заламывает пальцы до хруста, потому что желание коснуться Винсента кружит ему голову и окатывает кипятком до дрожи в руках. Он тянется к нему всем существом, и если бы мог слиться с Винсентом, как сливаются их трепещущие тени на темно-синем ковре, то его бы уже было не остановить. Гробовщик втягивает воздух сквозь стиснутые зубы и пытается мысленно посчитать корочки книг в настенном шкафу, но его тело нуждается совсем в другом. Он хочет положить руку Винсенту на плечо и проскользить по тонкой шелковой рубашке до самого воротника. Там бы Гробовщик подхватил ладонью затылок, пропуская сквозь пальцы полотно синих волос, и притянул бы графа к себе. Их губы слились бы воедино, и на мгновение они бы делили одно дыхание на двоих. – Мне кажется у нас возникло некое недопонимание, – протянул Винсент, лениво водя рукой по бедру. Жнец не сводит взгляда с его тонкой ладони, потому что от желания накрыть ее своей рукой перехватывает дыхание. – Не к лицу вам говорить загадками, граф – хрипло отозвался Гробовщик, склонив голову набок. С тихим шорохом его волосы скользнули по обивке кресла и растянулись до самого пола. Безумно болела голова от напряжения и духоты. – Ты не доверяешь Дидриху, не имея на то причин. А в моей работе мне нужна поддержка от вас обоих. Немец вздрогнул, услышав свое имя. Гробовщик понял это по шороху его мундира. – Сколь же вы наблюдательны, милорд, – натянуто хихикнул он в ответ, цепляясь пальцами за край длинного рукава. – И все же, ваши тревоги напрасны. – Отчего же? – Винсент нахмурился. – Видите ли, такое дело… Признаться, я никому не доверяю, – пожал плечами Гробовщик, уклончиво пытаясь свести никчемный разговор на нет. – Что за глупости, – протянул Винсент и вновь устало потер переносицу. – Почему Дидрих должен быть исключением? — Гробовщик склонил голову набок, чувствуя, как боль плавно плещется внутри. Винсент замолчал, подбирая слова. – Никому не доверяешь. Даже мне? – Отвечаете вопросом на вопрос? Винсент повернулся к нему всем телом и даже изобразил некое подобие обеспокоенности, старательно нарисовав крошечную морщинку на лбу. Он выглядел обиженным, словно ребенок, и Гробовщик даже на мгновение растерялся, не зная, что ему сказать. Но дать сейчас слабину равно поражению. Подобное испытал когда-то и Дидрих, которого теперь Винсент приравнял в правах к собаке. – А разве мой граф – особенный? – Гробовщик коснулся длинным ногтем губ, словно размышляя. Винсент дивно злится. У него чуть подрагивает кончик носа и очаровательно смыкаются тонкие темные брови чернильного цвета. Гробовщик не отрывает палец от губ, потому что его так и тянет наклониться вниз. Он желает касаться, желает подчиняться графу, пусть и не так, как тот от него ожидает. Ему хочется коснуться его нежной щеки прямо на глазах у Дидриха и пусть потом ему оторвут эту руку, но ощущение чужого тепла Гробовщик не забыл бы вовеки. – Подойди ко мне, — Винсент говорит тихо, но твердо и упрямо. В то же мгновение сдергивает с рук перчатки и бросает их на пол. Резкая отрывистая команда сбивает Гробовщика с толку. Слепо вздернув подбородок, он отворачивается от графа и смотрит прямо перед собой, решив, что заявился кто-то еще. Весьма маловероятно, ведь он бы сразу почувствовал. Остается лишь Дидрих, который и так стоит рядом — ближе некуда. Но прежде, чем Гробовщик успевает понять, что к чему, за его спиной раздается томительный звук чужого поцелуя. Звенит упавшая на пол чашка. Гробовщик теряет дыхание, забывая, как делать вдох. Грудь моментально пронзает резкая тянущая боль, а от живота вверх ползет отвратительная обжигающая ревность. Как же грубо, Винсент. И как опрометчиво водить за нос Смерть. Синее плывет перед глазами, потому что этот кабинет душит Гробовщика, заставляя его неловко покачнуться и ударить каблуком по креслу. Жадные и жаркие звуки поцелуев забиваются ему в уши и пронзают кинжалами до самых костей, потому что больнее отказа лишь демонстративный выбор другого. Винсент держит Дидриха за галстук, не позволяя отстраниться. Гробовщик слышит, как ткань звенит, натянутая до предела. Граф целуется торопливо и рвано, выпивая тонкого немца до дна. Дидрих пытается отвечать, но ему не успеть в заданный темп, поэтому он сбивается и его горячие вздохи ранят Гробовщика в самое сердце. Винсент по привычке поднимает руку, чтобы положить ее на подлокотник, но вовремя вспоминает, что он занят, и кладет руку на колено. Жнец чувствует, как волна человеческого тепла проходит мимо него, и его кожу словно вспарывает миллион игл. Он прикрывает глаза и громко смеется, потому что быть здесь невыносимо. Гробовщик знает, что Дидрих не сводит с него удивленно распахнутых глаз, но Винсенту на все наплевать. Его смех смешивается с чужим рваным дыханием, и более отвратительной какофонии звуков Гробовщик еще не слышал. Граф целуется долго, с чувством, словно со злости мечтая отомстить за слова сполна. Гробовщик понимает, что ему нужно уйти сейчас. Он тяжело встает с подлокотника, пошатываясь, и делает шаг вперед, не оборачиваясь. Потому что если он увидит, с каким желанием Винсент ласкает чужие губы, то рассыплется в прах от тоски. Но на его запястье резко смыкается чужая рука и Гробовщик мгновенно оборачивается, от растерянности и неожиданности призвав косу Смерти. Ладонь Винсента горячая, а в его синих глазах сияет серебряный отблеск от лезвия. Гробовщик против воли подбирается к нему ближе, подчиняясь чужим рукам. Он все равно стоит вполоборота, настороженный, как дикое животное, готовое убегать. – Я тебя не отпускал, – голос графа охрип, утратив привычную элегантность. Гробовщик морщится от отвращения и цедит сквозь зубы, для убедительности взмахнув косой. – Мне не требуется твое разрешение. Винсент удивленно распахивает глаза, а потом улыбается. Его зубы запачкались кровью – своей или Дидриха, Гробовщику все равно, – а в сочетании с красными губами он выглядит почти как демон за секунду до того, как поглотит очередную душу. Фамильярность его не ранит, а скорее раззадоривает. – Уверен? Винсент отпускает его руку, лишь убедившись, что жертва не собирается уходить. Его пальцы медленно ласкают выступающие косточки запястья, скользя по ним подушечками. Никуда не торопясь, граф спускается указательным пальцем в чашу ладони и царапает бледную кожу ногтем. Гробовщик резко выдыхает. Кто бы мог подумать, что мечта пленить его исполнится лишь у молодого и самонадеянного наследника семьи Фантомхайв. — Винсент, тебе меня не удержать, — вопреки его желанию, называть графа по имени слишком приятно, до сладкой дрожи. – Я совершенно иного мнения на этот счет. Винсент медленно терзает его ладонь, пока, наконец, не переплетает их пальцы. Они у него сухие и тонкие, а кожа цвета топленого воска. Их руки складываются в замок, и Гробовщик замирает окончательно. Его с каждой секундой все больше одолевает усталость. От боли распирает голову изнутри и кажется, что она вот-вот взорвется на миллион осколков. Гробовщик мотает головой, чувствуя прохладное прикосновение волос к щекам, и отворачивается, все же порываясь уйти. Но как только сплетенные руки натягиваются за его спиной – ногти Винсента добела вонзаются в его костяшки пальцев – он останавливается. За спиной раздается чужой рваный вздох и сбивчивый неразличимый шепот. – Я не хочу, чтобы ты уходил, – прерывает Дидриха Винсент и тянет Гробовщика к себе. Он настойчиво тянет назад все сильнее и сильнее, пока под колено Гробовщика не упирается сиденье кресла, и он бессильно не опускается на пол, подбирая ноги под себя. Суставы выкручивает усталость, от которой темнеет перед глазами. Коса Смерти тихо звенит, царапая пол. Винсент отпускает его руку и осторожно ладонями заводит волосы за плечи. Он не касается самого жнеца, но неявное проявление нежности несколько сбивает с толку. Закончив, граф запускает в них руку и наматывает пряди на пальцы, заставляя запрокинуть голову назад. Гробовщик прикрывает глаза, потому что боль все еще никуда не делась, лишь перекатилась, как мячик, в потяжелевший затылок. Вторая рука графа ложится на оголенное горло, лаская кадык. Гробовщик чувствует, как у него на глазах выступают обжигающие слезы от неудобного положения. Он дышит часто и рвано, словно ему не хватает воздуха. Возможно виной тому чужая ладонь, которая медленно спускается к ключицам. – От меня еще никто не уходил просто так. В тишине громко щелкает пуговица на дорожном плаще. Он с шорохом оседает на пол, собираясь складками у ног Гробовщика. Дидрих замер, и теперь не слышно даже его дыхания. – Даже Смерть. Одного лишь намека на движение под рубашку достаточно, чтобы Винсент сорвал с его губ один-единственный тягучий вздох. Гробовщик поднимает руки и пытается вслепую поймать тонкую ладонь графа, но та уже медленно ласкает изгиб острых ключиц, попутно расстегивая пуговицы воротника. Гробовщик протяжно вздыхает и откидывает затылок назад, касаясь колена графа. Не мешкая, Винсент опускается все ниже, царапая ногтями грудь, чувствуя, как жнец дрожит под его руками. Гробовщика трясет от негодования и бессилия, но все, что у него получается сделать, – смотреть на синие узоры-вены потолка. Винсент наклоняется к нему, касаясь подбородком кончика носа, и жарко шепчет в самые губы: – Посмей меня ослушаться и Богом клянусь, я разобью твое сердце. Разорву тебя на куски и избавлюсь, не оставив и следа. Гробовщик тянется к нему, потому что впервые его губы так близко. Он против воли улыбается и касается кончиком языка губ графа, собирая с них чужую кровь. От близости кружится голова и его неумолимо тянет к Винсенту несмотря на боль и усталость. – Я верен тебе, – выдыхает Гробовщик в чужой рот и пытается поймать Винсента в поцелуй, но тот уворачивается, подставив щеку. – Что еще от меня нужно? Граф мягко смеется, а потом смотрит ему прямо в глаза, и его слова пронзают до глубины души. – Поцелуй его. Гробовщик резко выпрямляется и поворачивается к Винсенту лицом. Теперь, когда он все еще стоит на коленях, жнец чуть ниже графа. Коса в его напряженной руке угрожающе звенит. – Опустим мои слова о том, почему это неуместно, и остановимся лишь на простом: нет. Гробовщик бросает взгляд на тонкого и высокого Дидриха, который явно растерян и удивленно смотрит куда-то сквозь него. Верный пес, но всегда чувствует, когда Винсент заходит слишком далеко. Граф вновь смеется, а потом тянется рукой к косе. Он смело хватается за лезвие, не боясь пораниться. Не боясь, что эта коса поранит его. – Ты же сказал, что верен мне. – Не переворачивай мои слова, – парирует Гробовщик, замерев. Одно неловкое движение, и граф останется без пальцев. – Я хочу, чтобы ты доказал это. – Поцеловав твоего друга? Слишком странно даже для меня. – Разве коса – это не единственное, чем тебя можно ранить? – пропускает его слова мимо ушей Винсент, задумчиво разглядывая лезвие. – Коса может разрубить что угодно, – хмуро отвечает Гробовщик, подгадывая момент, чтобы оттянуть ее подальше от графа. Но не успевает. Винсент мягко вытягивает косу у него из рук и приподнимает ее, примериваясь. — Мне нужны доказательства. Гробовщик смотрит на него цепко и холодно, не понимая, к чему все идет. Коса жнеца в руках человека не более, чем неподъемная игрушка, но граф никогда не был так прост. Винсент смотрит ему прямо в глаза, не моргая. Коса дрожит в его руках, а Жнец ждет, не двигаясь, потому что лезвие уже подобралось к скуле. — Я всегда считал тебя самым прекрасным созданием, — шепчет Винсент и наклоняется к нему, мягко касаясь губ. Гробовщик прикрывает глаза, принимая награду, и не дышит, пока граф не разрывает поцелуй. — И я хочу, чтобы ты помнил меня вечно. Когда лицо опаляет горячая кровь, а в ушах звенит от крика Дидриха, Гробовщик от отчаяния кричит с ним в унисон. Все вокруг серое. Дидрих заметил это сразу, как только вошёл в кабинет вслед за Винсентом. Он осторожно наступил начищенными ботинками на серый ковёр и бросил взгляд на тёплый серый плед, позабытый на кресле Винсента, а потом на массивный серый стол, который занимал весь центр кабинета. Над ним по тусклым серебряным подсвечникам на стенах бегали крошечные всполохи огня — отражение тех, что то и дело вспыхивали в камине. Но серее всего были его длинные мягкие волосы, которые полотном ниспадали ниже спины, слегка завиваясь на концах. Каким бы сложным не был бой, куда бы не забирался Гробовщик ради Винсента, его волосы всегда оставались прекрасными. Их хотелось коснуться. Дидрих сжал руки в кулаки, чувствуя, как ломкие ногти впиваются в кожу ладоней, словно боялся, что не сдержится. В дымном полумраке кабинета волосы Гробовщика отливали сталью — того и гляди порежешься об этот шелковый щит, которым он отгородился от всего мира. Дидриху было знакомо это слово. Непривычно длинное, по его ощущениям, для лаконичного английского языка. Саморазрушение. С той самой минуты, как Винсент возник в его жизни, Дидрих был обречён на медленное и въедливое саморазрушение. Если не брать в расчёт обучение в колледже, которое к моменту их близкого знакомства уже заканчивалось, у Дидриха не осталось ничего, что он так любил в себе. Его свободу, его честь, его родину, наконец. Каждый вечер, стиснув зубы, он аккуратным почерком выводил письма, полные лжи. Дидрих писал обеспокоенному отцу о прекрасных перспективах на службе в Англии, о влиятельных заступниках и впечатляющих карьерных перспективах. Но ни слова о том, как до боли хочется обратно, домой. На самом деле, если бы Дидрих нарушил слово, данное Винсенту, — он бы умер в тот же миг. И дело вовсе не в том глупом обещании, брошенном на ветер в стенах колледжа, а о настоящем молчаливом признании в верности. И, быть может, совсем немного, в любви. Правда, в верности Дидрих смыслил куда больше и для него она шла с любовью рука об руку, переплетаясь на бесконечной дороге жизни. Но в глубине души он чувствовал: здесь нет места любви и никогда не было. Потому что любящий всех на самом деле не любит никого. Дидрих не мог не заметить, как очевидно Гробовщик сторонится Винсента, отгораживаясь от него настолько, насколько это возможно. Его чувства были слишком острыми — должно быть, каждый смешок вспарывал легкие как кинжал. Дидрих без слов просил его найти в себе силы и уйти. В конце концов Смерть должна обладать определённым чувством гордости. Но Гробовщик смотрел на Винсента так, что у сердобольного Дидриха жалость острым копьем входила прямо под ребра. С Винсентом так нельзя. Он заиграется и выпьет тебя до дна. Он питается твоей слабостью, наслаждается твоей печалью. Винсент чувствовал себя прекрасно исключительно в окружении глубоко несчастных людей, а других при себе и не держал. Дидрих целую вечность не сводил взгляда с длинных волос Гробовщика, и ему впервые показалось, что они полностью седые. Все вокруг серое. В полумраке кабинета, где по стенам танцевали три одиноких тени, его мундир поблек словно высохшие цветы. Липкая духота так и грозилась окончательно лишить воли, и Дидрих медленно-медленно моргал, пытаясь совладать с желанием упасть, сраженным сном, прямо на серый ковер под ногами. Голос Винсента мягкий и тихий, завораживающий и мелодичный. Но было в нем нечто тягостное, что изматывало не хуже марафона. Дидрих двигался как во сне, с трудом продираясь сквозь плотную вату полудремы. Он встал за креслом Винсента, как тот всегда любил, беспрекословно подчиняясь приказу. Дидриху так проще. Пока он делает, что ему сказали, сквозь бесконечную леность мыслей легче позабыть обо всех тревогах. Шутки про собак по-прежнему казались ему крайне неуместными. Но Гробовщика Дидрих простил сразу же, чувствуя к нему щемящее и неловкое расположение. От навязчивого и скребущего чувства жалости ему никак не удавалось избавиться, потому что каждый раз сердце замирало от того, как жестоко Винсент игрался со Смертью. И ведь Гробовщик мог раздавить графа за одну секунду. Мог лишить Винсента жизни в один миг и ничуть не раскаяться. От подобных мыслей Дидрих замирал, едва вспоминая о необходимости вдохнуть. Винсент ничуть его не боялся, а Дидриха страх пожирал за двоих. Он молча стоял, по-прежнему не вмешиваясь в разговор, лишь наблюдая. Гробовщик смотрел на графа чуть искоса, с нарочито широкой улыбкой, но все это — даже его мягкий смех — все это ложь. Принимая горячий скользкий поцелуй, Дидрих в первую очередь с опаской и затаенным сожалением бросил взгляд на Гробовщика. Как бы ему хотелось оттолкнуть графа, закричать, что все это лишь игра и провокация и выбежать из душного кабинета, где Винсент разбирал на атомы самых близких своих людей. Но вместо этого он покорно встал на колени, едва слышно выдохнув, едва граф схватился за крепкий узел галстука. Винсент быстро и небрежно терзал его губы так, как ему нравилось, не обращая внимания, что Дидрих предпочел бы неторопливые и чувственные ласки. Но не он устанавливает правила. Происходящее случилось лишь на потеху графу, потому Дидрих попробовал насладиться тем моментом близости, что так в спешке ему бросили. И все же Дидрих старался не торопиться, чуть дрожа от зарождающегося возбуждения и не попадая губами по губам, потому что Винсента тоже трясло от злости и неудачной попытки впечатлить Гробовщика. Нет слаще минуты, чем та, когда граф заигрался в любовь за напряженной спиной Смерти. Дидрих потянулся к рукаву плаща Гробовщика в какой-то отчаянной попытке его утешить, но граф тут же крепко сжал его ладонь и оттолкнул ее, напоминая, кто здесь принимает решения. Винсент держал за галстук крепко, до скрипа намотав шёлк на узкую ладонь. Сжав подлокотники кресла Дидрих задыхался от спешки и нехватки воздуха, и от того звуки их поцелуя становились с каждой секундой все громче, страстнее, ярче, будто они воистину наслаждались друг другом. Их языки скользили и переплетались в жарком сбитом дыхании, а губы уже чуть припухли от усердия, но Винсенту все было мало. Его желание покорить Гробовщика точно так же, как и Дидриха было слишком велико, и граф не желал останавливаться ни перед чем. Любой ценой Винсент выбьет заветные слова из Смерти, чтобы каждый враг, прячущийся в тени, знал, что за спиной графа стоит необычайная сила, которую он держит на коротком поводке зависимости. Сквозь длинную вуаль полуприкрытых ресниц Дидрих смотрел на прямую спину Гробовщика. Даже под плащом угадывался ее изысканный изгиб, пусть даже большую часть времени жнец сутулился, предпочитая изображать старика. Все его существо устремлено к выходу, потому что находиться здесь невыносимо. Дидрих мягко поцеловал Винсента в уголок рта, на интуитивном уровне чувствуя, какую невыносимую боль они оба причиняют своему главному информатору. Но Винсенту плевать. Ему даже плевать на то, что у Дидриха лопнула кожа на губах и теперь их поцелуй отдавал металлом и солью. Когда Винсент на мгновение разорвал поцелуй, потянувшись за Гробовщиком, Дидрих молча отстранился. Галстук впился ему куда-то между позвонков, неразрывно связывая его с графом, и он с упертостью пса тянул поводок, питая глупую надежду освободиться. Винсент не давал ему двинуться и дюйма назад, уперев локоть в подлокотник кресла. Не отпускал он и Гробовщика, схватив его за запястье. Винсент крепко держал их рядом с собой, на расстоянии вытянутых рук, и ему совсем не было дела до того, что они задыхались в его душном сером кабинете. — Я тебя не отпускал, — голос графа упал на тон ниже из-за поцелуев, и Дидрих готов был поклясться, что Гробовщик это заметил. Невозможно не заметить то, что перед тобой выкладывают напоказ, мечтая задеть как можно больнее. Гробовщик что-то ответил графу слишком ровным и небрежным тоном, который совершенно не вязался с его обычными уклончивыми речами. Дидрих замер, ожидая, что же Винсент решит сделать дальше. И когда рука графа отпустила галстук и скользнула по нежному серому шелку волос жнеца, Дидрих почувствовал, как у него от невыносимого желания поступить так же колет ладони. Слишком тесно, слишком интимно, слишком близко. Гробовщик встал на колени, и волосы свернулись кольцами у ног Винсента. Дидрих осторожно потянулся к ним кончиками пальцев. Так и есть. Мягкие, как перо подбитой птицы. Дидрих заметил, что Гробовщик рядом с Винсентом по большей части хранит молчание. Втроем они встречались крайне редко, но он успел подметить, как сильно меняется жнец рядом с графом. Винсент убивал его, выпивая все силы до дна. — Винсент, я не думаю, что… — робко попытался прервать его Дидрих, но Винсент прервал его, обращаясь к Гробовщику. В тихом перезвоне чужих голосов он терял себя и разваливался на кусочки, страдая за чужую неразделенную любовь. Дидрих ловил каждый вздох, каждый полустон чужого рта, не отрывая взгляда от белоснежной руки графа на чужой коже. Дидрих бесконечно долго смотрел, как под тонкими пальцами срывались пуговицы наглухо застегнутой рубашки и как она распускалась цветком, открывая острые ключицы, тронутые алым от стыда. Или, быть может, от непрекращающегося жара в кабинете. Он впился тонкими пальцами в подлокотник кресла, едва дыша. С Винсентом было тяжело поспорить. Гробовщик был прекрасен. Каждый дюйм его жемчужной кожи, скрытый под одеждой, таил в себе красоту. В том, как он запрокинул голову, доверчиво и глупо открывая шею, Дидрих видел элегантность. Он не дрогнул даже когда Винсент решил поддразнить жнеца и поиграть в поцелуй. В конце концов, граф никогда не принадлежал ему. И легкий укол ревности Дидрих быстро подавил, понимая, что ревновать тут не к чему. Когда Винсент коснулся лезвием щеки Гробовщика, Дидрих внезапно осознал, что все зашло слишком далеко. Сердце забилось где-то в глотке, но он не двинулся с места. Мысли лихорадочно метались в голове, но никак не удавалось зацепиться за что-то одно. Гробовщик доверчиво прикрыл глаза, и Дидрих до боли закусил губу, видя, как кровожадно улыбается Винсент. Он знал, что сейчас произойдет, но никак не мог это предотвратить, и от паники закололо под ребрами. С легким треском коса пронзает плоть, вспарывая кожу одним движением. Винсент едва способен удержать ее, поэтому удар проходит по лицу наискось. Дидрих кричит, потому что поклялся защищать графа и потому что смерть его пережить будет невероятно сложно. Ведь жнец этого так не оставит, конечно не оставит. Одна-единственная секундная мысль о мире без Винсента так его пугает, что у Дидриха разворачивается настоящий приступ паники. Он ловит ртом воздух, но никак не может получить достаточно кислорода, чтобы сказать хоть одно внятное слово. В ушах звенит от крика жнеца. Звуки капающей крови сложно с чем-то спутать. Она тяжелее и гуще воды, поэтому стучит по паркетному полу с громким звуком, способным соперничать с выстрелом из пистолета. Дидрих наконец понимает, что произошло, и его прошибает ледяной пот. Потому что Винсент зашёл слишком далеко. Потому что на полу во мраке блестит чужая кровь. — Что ты натворил?.. — шепчет Дидрих, и ему очень страшно и обидно за Гробовщика. Винсент смеется и роняет косу на пол. Он зажимает рот обеими руками и все равно яростный смех льется наружу. Дидрих едва сдерживает слезы, не понимая, что происходит. Он бросается к жнецу и спешно отнимает его руки от лица, чтобы осмотреть рану. Когда Гробовщик отнимает руку от лица, его глаза алые от крови. Теперь ты навеки мой.