Когда сердце борется с рассудком, рассудок редко бывает победителем. Жюль Верн «Дети капитана Гранта»
Джонхан приходит в себя у машины, в которую его почти усаживает Сынчоль, поддерживая под руки. Он, резко встрепенувшись, заставляет альфу вопросительно посмотреть на него, оглядывается немного испуганно, потому что не помнит, как оказался здесь, и, увидев, что отцу кто-то из пришедших вместе с альфой парней помогает сесть в соседнюю машину на заднее сидение, дёргается в ту сторону. — С ним мои люди, не волнуйся, — успокаивает Сынчоль омегу, проследив за его взглядом, — он в безопасности. Странно, но от голоса альфы Джонхану становится немного спокойнее, и он поддаётся уговорам и всё же садится в машину, но не сразу соображает, почему Чоль продолжает стоять рядом. Они оба некоторое время смотрят на пальцы омеги, сжимающие рукав кителя Чхве, и только одному Джонхану известно, как трудно ему было отпустить парня. Руки сразу же замерзают, будто их опустили в ледяную воду, кончики пальцев неприятно покалывает. Джонхан смотрит на свои бледные ладони, сконцентрировавшись на этих ощущениях, когда неожиданно в его вакуум просачивается теплота руки Сынчоля: тот берёт и просто переплетает их пальцы. — Извини за метку, — альфа сосредоточенно следит за дорогой, поглядывая в зеркала, — мой запах вскоре должен ослабеть, но сам знаешь, придётся потерпеть немного. Какие же дикие у вас традици… Сынчоль вовремя прикусывает себе язык, чуть не взболтнув, что Сан точно бы не удивился и добавил бы со знанием дела «я так и знал», но Джонхан не замечает внезапную паузу. Свадебный обряд. Метка. Он только что вышел замуж… Замуж за кого? Что он знает об этом человеке, сжимающем его ладонь, что каким-то магическим образом теперь покоится на бедре альфы? Ни-че-го. Даже имени. — Как тебя зовут? — Джонхан, отойдя от первоначального шока из-за встречи с Джебомом и всего того, что случилось позже, поворачивается к Сынчолю и внимательно рассматривает его лицо, ожидая ответ. — Мы же уже знакомились, — Чоль хмыкает и сворачивает на просёлочную дорогу, ведущую в объезд к ферме семьи Юн. — Я же не дурак, — омега продолжает сверлить его взглядом, и Сынчоль сдаётся. Он и так думал, что нужно всё объяснить парню, рассказать немного больше, чтобы тот не воспринимал эту абсурдную церемонию, как настоящую, по которой они теперь принадлежат друг другу. Хотя последнее очень нравится его демонам, и они выжигают имя Юн Джонхана на его лёгких, ароматом волос омеги заполняя альвеолы, наслаждаясь бархатом его прохладной кожи. И им хочется ещё. Сынчолю хочется ещё. — Сынчоль, — альфа кидает быстрый взгляд на Джонхана и снова переключается на дорогу, следя за сопровождающей машиной, следующей за ними. — Сколько тебе лет? — Двадцать пять. — А… — Послушай, — альфа съезжает с дороги и жестом показывает своим людям ехать вперёд, мол, он догонит, отпускает руку Джонхана и трёт лицо, — ты же прекрасно понимаешь, что я врал, недоговаривал, и сегодня я здесь появился не ради тебя. Так сложились обстоятельства. — Понимаю, но ты не прошёл мимо. — Я не смог, — отвечает Сынчоль, сделав небольшую паузу, — ты… нарушаешь все мои планы, но благодаря тебе я до сих пор жив. Мой дом на противоположной стороне вашей границы, я работаю на людей, которые открыто враждуют с вашими правителями. Считаю, ты должен знать это, потому что я больше не планирую появляться здесь без веских причин. Ты свободен в своих действиях и можешь делать всё, что заблагорассудится. Этот чёртов Джебом не должен больше беспокоить тебя, поэтому в целом твоя жизнь будет спокойной. Сынчоль говорит это всё, смотря в глаза Джонхану, и омега хмурится. Не то, чтобы он рассчитывал, что теперь всю оставшуюся жизнь проведёт подле этого малознакомого человека, но и открывшаяся правда, что Сынчоль — из Ирбиса, не так сильно шокирует его. Альфа сильно отличается от всех тех, кого видел Джонхан в столице и здесь, у него совершенно другая аура и такая энергетика, что лишний раз не сунешься с вопросом. И тот факт, что Чоль практически не задумываясь выстрелил в человека, зная, куда нужно целиться, подтверждает, что его работа — нечто нелицеприятное, опасное. Однако нутро омеги, окутанного ароматом Сынчоля, тянется к нему. — Спасибо за помощь, — первым прерывает зрительный контакт Джонхан, он получил исчерпывающий ответ на все вопросы, даже не заданные. Сынчоль не даёт отвернуться ему, ладонью удерживает лицо омеги, а пальцами второй руки касается растрёпанных длинных волос. Умом понимает, что тратит драгоценное время, но сердце гнёт своё, и Чоль решает подчиниться ему. Ненадолго. Самую малость. Почувствовать снова, как от каждого прикосновения к коже Джонхана, внутри разливается покой и умиротворение. Насладиться на долгие ночи вперёд шёлком его волос, насытиться поцелуями. Разрушая все защитные барьеры, возведённые до этого. Это странно, ведь они практически не знакомы, и омега не знает, чего можно ожидать от загадочного солдата другой страны. Враждебной страны. Однако Сынчоль не переступает границу, проведённую им самим же. Он скользит языком по губам Джонхана, прикусывает их слегка, оттягивает и, скользя пальцами по его щеке, спускается по шее к плечу, где, кажется, горит через ткань его метка. И целует её. Джонхану хочется захлебнуться в этих давно забытых, волнующих ощущениях, но в нём борется страх, что поселился много лет назад в душе юного омеги. Страх, который укоренил и культивировал Джебом. Страх, взрастивший в Джонхане дикую нелюбовь к прикосновениям посторонних. Страх, который при виде Сынчоля прячется в самый дальний угол, поджав хвост. Омега снова цепляется за китель Чоля, льнёт ещё ближе, отчаянно желая, чтобы становящиеся страстными, на грани истерики, поцелуи не прекращались. И Сынчоль чувствует это желание, подаётся вперёд, запуская пальцы в растрепавшиеся волосы Джонхана, пока его не отвлекает внезапно зазвонивший телефон. Альфе стоит титанических усилий, чтобы оторваться от парня, ставшего на очень короткий срок его супругом, однако имя, высветившееся на экране мобильного, заставляет замереть на долю секунды, уткнуться в лоб омеги лбом, взглядом очертить изгиб губ, заглянуть в глаза и, вздохнув, ответить на звонок. — Что случилось? — За нами следят, — рапортует Джинён Сынчолю, — кажется, те, кого задело наше появление на площади. Мы отвлекли внимание и переправили освобождённых через границу. Я и еще один солдат остались в доме семьи Юн, нас не засекли, думаю, в этом наше преимущество. — Псы, — Чоль хмыкает и достаёт сигарету из мятой пачки, лежащей на парпризе, чиркает колёсиком зажигалки, затягивается и задумчиво смотрит вперёд, — проверяют моё присутствие на их территории. Джебом этот не настолько дурак, чтобы не почувствовать неладное. Но ты прав, у нас преимущество. Сегодня на ночь остаёмся здесь. Пусть увидят, что я настроен решительно, а дальнейший план действий обсудим на месте. Не высовывайтесь. Джонхан переводит дыхание, стараясь унять бешено колотящееся сердце и трясущиеся руки, прислушиваясь к разговору. Он снова погружается в свои мысли и вздрагивает, когда Сынчоль накрывает его руки своей ладонью. Наваждение, застигнувшее его врасплох, заставляет омегу устыдиться на мгновение такого порыва, но с другой стороны… Ему терять нечего. — Нужно ехать к дому, — альфа смотрит в глаза Джонхану, держа того за руку, и от этого взгляда внутри всё переворачивается. Язык будто приклеивается к нёбу, в горле пересыхает, по коже словно заряды электрические проходят от каждого нового соприкосновения с кожей Сынчоля. Альфа видит, как Джонхан слегка проводит кончиком языка по нижней губе, и задерживает дыхание. Потому что ещё немного и крышу снесёт окончательно, а наломать дров Чоль успеет всегда. — Сегодня нужно переночевать в твоём доме, надеюсь, отец не будет против ещё двоих моих ребят? — Оставайтесь столько, сколько считаете нужным, — выдыхает омега, — вы сегодня помогли нам, мы в долгу перед вами. Демоны Сынчоля беснуются, чувствуя напряжение, повисшее в машине. От этого странного чувства хочется спрятаться, желательно в изгибе шеи парня, сидящего в соседнем кресле. Однако разум ещё не до конца покинул Чхве, поэтому он стискивает зубы, сдерживая свои желания, и первым делом решает разобраться с проблемой Джебома, а уже потом действовать по обстоятельствам… Хотя сердце хочет сделать всё наоборот. Они добираются до места в тишине, нарушаемой лишь тяжёлым дыханием Сынчоля и мерным урчанием мотора. Когда Чоль выходит первым и, обогнув, автомобиль, открывает дверцу, помогая обескураженному Джонхану выбраться из внедорожника, тот встречается глазами с взглядом отца, стоящего на пороге дома, и замирает, не сделав шаг на землю. Сынчоль ни капли не смущаясь и не церемонясь, просто хватает омегу за талию и, притянув его к себе, буквально выносит из салона, захлопнув дверцу ногой. — Расслабься, — шепчет альфа, — мы же новобрачные, я должен перенести супруга через порог дома. Старший Юн рассматривает их, Джонхан подмечает это краем глаза, и кивает каким-то своим мыслям, отходя в сторону, чтобы не мешать Сынчолю нести его сына, а потом уходит следом, закрывая дверь за процессией. — Отец, — Джонхан выпутывается из объятий Чоля, совсем смутившись, — как ты себя чувствуешь? Ничего не болит? — Пойду с ребятами переговорю, — Сынчоль прокашливается в кулак и, качнувшись с носков на пятки, разворачивается в сторону выхода на задний двор. — Занятный молодой человек, — выдаёт родитель Джонхана, заставив того оглянуться и посмотреть вслед удаляющемуся альфе, — весьма занятный. — Прекрати на него так смотреть, — омега дёргает его за рукав ветровки и, подхватив под локоть, помогает дойти до спальни, — это неприлично. — Неприлично то, что от тебя никак не отстанет тот пацан. А Купс вполне себе хорош, объяснил ему всё доходчиво. — Его зовут Сынчоль. — Что? — переспрашивает альфа, заботливо усаживаемый на кровать сыном. — Его имя настоящее — Сынчоль. И они сегодня останутся здесь, на всякий случай. — Хорошо, — старший Юн перехватывает руку Джонхана, и тот удивлённо смотрит на отца. — Он нравится тебе? — Отец, что ты такое говоришь, мы едва знакомы. — Да, но я же не слепой. — Всё, что сегодня было — это всего лишь его способ отблагодарить за помощь, которую мы ему оказали в прошлый раз, поэтому не думай, что что-то изменится из-за церемонии. Сынчоль солдат, он женат на службе и вряд ли вернётся в скором времени сюда, поэтому… — Поэтому тебе грустно? — отец не даёт ему договорить и сам заканчивает предложение. Джонхан смотрит в глаза родителя и думает, как описать то, что происходит внутри него, когда этот альфа оказывается рядом? Он решает не рассказывать всё, что узнал сегодня, ведь Сынчоль вскоре исчезнет, будто его и не было, и всё забудется. — Я хочу заботиться о тебе, ухаживать за нашей фермой и жить. Просто спокойно жить. — Сынок, нужно учиться отпускать. В конце концов все мы уйдём из этого мира, не нужно ставить так категорично крест на личной жизни. — Почему же ты поставил крест на себе? — Джонхан прикусывает язык, коря себя за вырвавшийся вопрос. — Прости, пойду готовить ужин и размещать наших гостей. — В моей жизни была настоящая любовь. Такую дважды не встретишь, — пожилой альфа заставляет Джонхана замереть в дверях и обернуться. — И у меня есть продолжение этой любви — ты. Джонхан смотрит некоторое время на отца и, выдыхая, медленно проговаривает: — Прости, ты прав, нужно двигаться дальше. Я погорячился. — Всё хорошо, — старший Юн поглаживает по спине сына, когда тот подходит и обнимает его. — Иди, занимайся делами, освободи голову от мыслей, а я пока отдохну немного. Омега кивает, заботливо укрывая ноги своего старика, и выходит из комнаты, закрыв за собой дверь и прислонившись к ней спиной. Конечно же отец прав, безусловно, но… так страшно открываться этому миру, когда однажды тебя уже чуть не растоптали. Это как заново учиться ходить: умом понимаешь, что будешь падать, набьешь ещё синяков и шишек, но что-то внутри всё же сопротивляется и не готово к этому. Те токсичные отношения с Джебомом, которые начинались так ярко и красочно, оставили глубокий след на сердце Джонхана. Он никак не ожидал увидеть альфу спустя столько времени, и всё это с новой силой всколыхнуло воспоминания, от которых пальцы выкручивает. Омега вздыхает и трясёт головой, отталкиваясь от двери и направляясь в сторону кухни. Он погружается в процесс готовки, стараясь прогнать непрошеные образы из прошлого, которые так услужливо подкидывает память, поэтому не замечает, как в помещение входит Сынчоль. Когда Джонхан, удовлетворённо кивнув после пробы рагу, разворачивается, чтобы расставить приборы на столе к ужину, то почти утыкается носом в альфу и удивлённо рассматривает его. На Сынчоле рабочий комбинезон, спущенный до бёдер и обвязанный вокруг талии за рукава, вместо солдатского кителя, мускулистый торс обтянут тканью влажной майки цвета хаки, а с волос капает вода и пот мелким бисером блестит на коже. — Что, — Джонхан запинается, отводя взгляд в сторону и всё же обходя Чоля, открывает шкафчик, висящий на стене, и достаёт тарелки, — случилось? — Решил помочь немного, — Чхве зачёсывает пальцами влажные волосы назад, — полюс полезно показаться нашим наблюдателям. В горле пересохло, дай воды. Пожалуйста. Альфа нашёл своих людей в амбаре недалеко от дома. Джинён о чём-то разговаривал с одним из работников фермы, а второй парень — Сэюн, — делал какие-то пометки на помятом листе бумаги. Они вкратце доложили обстановку, рассказали, как устроили диверсию и вызволили солдат из пропавшего отряда, пока Сынчоль так вовремя отвлёк внимание на себя, а так же отрапортовали по ситуации здесь. — Заболеть не боишься? — омега наливает в стакан воду и протягивает его Сынчолю, отворачиваясь вновь к столу, чтобы не пялиться, как двигается адамово яблоко альфы, когда он пьёт. — Осень на дворе, а ты решил искупаться. Чоль жадно осушает стакан и отставляет его на стол, вытирая губы тыльной стороной ладони, а потом в несколько шагов, тихо, оказывается за спиной омеги, опирается руками на края разделочного стола, возле которого стоит Джонхан, блокируя все пути к отступлению и склоняется ниже. — У меня есть доктор. От этого низкого голоса мурашки бегут вдоль позвоночника и все нервные окончания будто электризуются, коротят. Джонхан чуть не выпускает из рук тарелку с готовой порцией блюда, но смыкает челюсти, делает глубокий вдох и закрывает глаза. Сказать «отпусти» легко, однако даже зная, что в помещении больше нет никого кроме них двоих, и за спиной стоит Сынчоль, паника больно кусает в области сердца и скребёт по рёбрам. Всё же предел близости найден. — Не мог бы ты, — голос Джонхана тихий, бесцветный, — Чоль замечает это, — немного отойти? Альфа секунду колеблется и отступает. Он внимательно наблюдает, как побледневший парень накрывает на стол и смотрит куда угодно, но не него, хмурится. — Мы обсудили всё с моими парнями, — Сынчоль решает разрядить обстановку разговором, — скорее всего нас уже ищут, потому как небольшая суета, что мы навели в городе, не очень понравилась местным воякам. Завтра утром мне нужно уйти. Я оставлю здесь Сэюна на пару дней, он присмотрит за вами и доделает кое-какие дела. Вообще, Сынчоль очень не любит действовать вот так, исподтишка, скрываясь. Будь то какие-то военные действия или переговоры, — ему нравится видеть лица оппонентов, считывать эмоции, показывать силу. И брать Сынчоль привык всё, что пожелает. Не так, чтоб он ладонь раскрыл и все блага упали на неё, а взяться, добиться и упиваться успехом. Однако, усилившаяся жажда обладания именно этим омегой, притупляется немного, ведь странным образом движет альфой сейчас не одна слепая страсть и похоть. Эта внезапная реакция на перемену в Джонхане сбивает с толку. — Хорошо, — омега кивает. — Мне нужно объясниться с твоим отцом? — Нет, он всё понимает. Я объяснил ещё раз, что церемония ничего не значит и наши пути разойдутся в ближайшее время. — Джонхан, — омега застывает, когда Чоль зовёт его по имени и хватает за руку, чтобы остановить, — кто этот Джебом тебе? Он не просто так пристал, верно? — Бывшие имеют свойство делать больно, — немного подумав, отвечает Юн и грустно улыбается, — а Джебом мастер делать очень больно. Мы много лет не виделись, но, думаю, эта встреча просто совпадение. После этих слов Сынчолю опять хочется пустить пулю в лоб этому мудаку. — Давайте ужинать и я покажу ваши комнаты, — омега высвобождает свою руку и устало трёт лицо, заканчивая сервировку стола. — Зови своих бойцов. После ужина Джонхан, как и сказал, провожает Джинёна и Сэюна в гостевую спальню на первом этаже, а Сынчоля определяет в уже знакомую ему комнату на втором. Отец, сидя в гостиной, что-то рассказывает Сэюну, пока его товарищ принимает душ, и омега, убравшись на кухне и разместив всех, тоже удаляется в свою комнату. Промакивая влажные волосы после ванной полотенцем, Юн смотрит на своё отражение в зеркале, проводит подушечками пальцев по губам, очерчивает скулы и спускается к шее. Он помнит, как его дразнили в детстве, как смущало внимание со стороны альф в юности и помнит пощёчину Джебома со звонким «шлюха». И всё это только из-за того, что Джонхан просто был собой. Он просто был, а люди вокруг, завидуя ли, негодуя ли из-за отказов, пускали слухи, говорили гадости за его спиной и возвели ревность Джебома в высшую степень. Стук в дверь отвлекает Джонхана и он обнаруживает, что стоит, застыв и сжимая своё горло рукой. — В ванной нет полотенца, твой отец сказал спросить у тебя, — на пороге Сынчоль, в голове раздрай, а ещё желание выбраться из этого замкнутого круга, к которому его подтолкнули, но в который он, по сути, загнал себя сам. Джонхан резко хватает за руку альфу и втягивает его в свою комнату, быстро закрыв дверь и ощутимо впечатав не ожидавшего такого Чоля в стену. Тот только и успевает удивлённо приподнять брови, когда его губы накрывают губы омеги. «Завтра утром мне нужно уйти», — в голове звучит эта фраза, и омега ещё раз возвращается к мысли, что терять ему абсолютно нечего. Кроме своих страхов. Сынчоль отвечает на поцелуй, обнимая Джонхана, прижимая его к себе ещё ближе, сильнее. Ладонью ведёт по спине, вдоль позвоночника, сминая ткань шёлкового халата, прикусывает губу омеги, пробует языком линию челюсти, ловит его сбитое неровное дыхание и ловко меняет их местами. Теперь Джонхан оказывается зажат между стеной и крепким телом альфы. И вновь волна паники подкатывает тошнотой к горлу, руки бьёт мелкая дрожь, сердце заходится в приступе не только от близости Сынчоля, а в голове образуется звенящая пустота. Альфа это замечает. Сынчоль берёт руку Джонхана и укладывает себе на грудь, накрывая её своей горячей ладонью. Его вторая рука покоится на затылке омеги. Он делает несколько вдохов и выдохов, чтобы немного успокоиться, прежде чем спросить: — Чего ты хочешь? Джонхан чувствует, как под его ладонью бьётся сердце альфы, как напрягаются мышцы, от его запаха голова кружится, метка горит так сильно, будто на кожу высыпали раскалённые угли. Чего он хочет? — Идти дальше, — выдыхает Юн, когда от переполняющей лёгкие симфонии ароматов удаётся поймать хотя бы одну связную мысль. — Тогда позволь вести тебя. Джонхан через силу открывает глаза, встречаясь с глубоким, тёмным взглядом Сынчоля, в котором утопиться хочется. Яркими вспышками перед ним на доли секунды появляются призраки прошлого, как выцветшие фотокарточки, на которых изображён Джебом последних недель их отношений, но горячее тело Чоля согревает и возвращает к реальности. Стоит сморгнуть несколько раз, сфокусироваться на лице альфы, как возвращается возможность двигаться, и омега кивает в ответ. Сынчолю дико хочется обладать этим омегой. Во всех смыслах этого слова. Обладать, но не ломая крылья, срываясь из крайности в крайность, а позволяя сиять, подобно самому ценному бриллианту в изящной оправе королевского венца. Верно говорят, что рассудок редко выходит победителем в сражении с сердцем. Сынчоль впервые за долгое время отпускает всё, давая себе возможность просто быть. Без обязательств, без титулов, без вечной погони. Сейчас в спальне стоят только Чхве Сынчоль и Юн Джонхан, без прошлого, настоящего и… будущего. Сан говорил как-то, мол, иногда стоит отводить душу, иначе неровен час можно и с катушек слететь. Вот только почему-то Чоль уже слетел из-за одного омеги в его руках. Альфа целует скулы Джонхана, пальцами очерчивая его ключицы, выглядывающие из-под атласного халата. Цепляется за его края и стягивает шелковистую ткань с плеч, наслаждаясь картиной перед ним. Юн скрещивает руки, придерживая единственную одежду на себе, не давая ей полностью соскользнуть, и опускает взгляд в пол, на мгновение задумываясь, правильно ли поступает? Впрочем… Какая разница. Сынчоль же любуется, сделав несколько шагов назад, как мягко очерчивает свет единственной горящей настольной лампы, стоящей на туалетном столике, фигуру омеги, как тенями обрамляет его лицо, раскрашивает в нежнейшие нюдовые оттенки кожу. Вспоминается, как Чолю показалось, будто ангел сошёл с небес за его грязной душой, когда он впервые, в огне горячки после ранения, увидел Джонхана. И сейчас для полноты картины не хватает только крылья за спину, — и никто не сможет оспорить, что Юн Джонхан существо не из этого мира. Джонхана хочется касаться. Демоны Сынчоля хотят его полностью забрать себе, и сегодня альфа даёт им зелёный свет, но напоминает, что с этим омегой нужно быть ласковым, нежным. Не то чтобы Чоль со всеми омегами (которых, к слову, было мало) в своей жизни обращался грубо и забивал на их чувства, беря только то, что ему нужно, а тут вдруг решил изменить привычкам почему-то. Нет, всё далеко не так, ведь Сынчоля ещё в детстве учили: взял — дай что-то взамен. И Чоль делится. Делится своим дыханием, сбивающимся к чёртовой матери, когда подрагивающие ладони Джонхана по груди альфы перемещаются к шее, а потом робко касаются щёк, чтобы через мгновение уверенно вцепиться в волосы на его затылке. Делится теплом, отрываясь от таких сладких губ омеги и спускаясь к его обнажённым плечам, покрывая их частыми поцелуями. Делится таким собой, каким его знают единицы. Сынчоль поддаётся и делает несколько шагов назад, когда Джонхан, простонав что-то тихое и невнятное, оттесняет их обоих от стены в сторону своей кровати, заставляя альфу упереться икрами в её край. Он не даёт утянуть себя вслед за севшим на нерасправленную постель Чолем, задирает голову к потолку и дышит часто, прикрыв глаза, окончательно теряясь в ощущениях, запахе и себе. Тревога и страх, как загнанные звери, мечутся в Джонхане, будто пытаются спрятаться от агонии из-за близости Сынчоля. И это настолько новые ощущения для омеги, что его накрывает с новой силой обжигающей волной, когда он понимает остатками сознания, что тонет, захлебывается в аромате Сынчоля, оседающем на языке, проникающем в клетки. Тонет и не хочет, чтоб его спасали. Альфа размыкает пальцы, позволяя Джонхану немного отступить назад, отставляет руки за спину, упираясь ладонями в прохладный плед, которым застелена кровать, и внимательно наблюдает за каждым, даже мимолетным, движением омеги. Он, как дикий кот, притаился, напряжённо всматриваясь в полумрак, готовый в любой момент кинуться на свою жертву, и Джонхан удивляет его, заставляя податься вперёд. Парень смотрит затуманенным взглядом из-под полуопущенных ресниц, облизывает губы, дыша через полуоткрытый рот, и тянет конец пояса халата в сторону, развязывая его. Как в замедленной съёмке, халат невесомо скользит по предплечьям и срывается к ногам омеги, как внезапно сошедшая лавина, открывая перед Сынчолем обнажённое, стройное и такое желанное тело. Альфа протягивает руку ладонью вверх, хищно облизываясь, и отмечая, что не только Джонхан выглядит опьяненным, ведь у самого состояние такое, будто выпил несколько бокалов чего-то крепкого, горячительного. Он ждёт, и когда Джонхан делает шаг вперёд, касаясь пальцами его раскрытой ладони, тянет омегу на себя, помогая оседлать себя и утыкаясь носом ему в грудь. В комнате будто мало воздуха. Джонхану просто нечем дышать, и он пытается вдохнуть поглубже, не рассыпавшись в руках Сынчоля от каждого его прикосновения. Выходит, откровенно говоря, плохо, ведь держаться становится все труднее. Держаться в сознании, держаться за плечи альфы, держаться чтобы не потерять себя окончательно. И ведущий ладонью вниз по спине Сынчоль нихрена не помогает, а лишь усугубляет агонию внутри омеги. В полумраке спальни Джонхан ластится к альфе, окончательно сдаваясь в его руки. И страх, будто старая, пыльная маска, надломленная прикосновениями и поцелуями Сынчоля, трескается и опадает пеплом на пол, где его растаптывают, уничтожая полностью. Совсем. Безвозвратно. И омега впервые за долгое время выдыхает в губы Сынчолю, чувствуя свободу. Все пространство вокруг них наполнено феромонами, их перемешанным запахом и страстью, от которой сводит пальцы. Джонхан, хмельной от умелого языка альфы и нежности на грани, тянется к краю майки Чоля и помогает её снять, чтобы следом нетерпеливо попытаться избавиться от проклятого комбинезона, под тканью которого омега отчётливо чувствует, как Сынчоль возбуждён. Сил сдерживать чертей больше нет. Одежда сброшена. Обнажённые тела льнут друг к другу. От таких развязных поцелуев и прикосновений любому другому стало бы стыдно и не по себе, но не увлечённым страстью Сынчолю и Джонхану. Альфа сминает ягодицы парня, скользя пальцами между ними, проникая на фалангу, две, три, ловя каждое изменение в омеге, растягивая его. И с удивлением наблюдает, как Джонхан заламывает брови, когда Чоль выходит из него, чтобы уложить на кровать, и ему не дают этого сделать: омега направляет член Сынчоля, закусывает губу и пытается расслабиться, чтобы принять в себя его полностью. Рваные вздохи. Хлюпающие звуки. Напряжение до предела. Кажется, что достань спичку из коробка, и она сразу же вспыхнет. Капельки пота, как лучший абсент, медленно стекают по скулам Джонхана и срываются вниз от резких толчков, падают на кожу альфы и смешиваются с его потом. Те, что не успевают разбиться, Чоль ловит языком, наслаждаясь. И они оба пьянеют ещё сильнее, хотя, казалось бы, сильнее уже некуда. Сынчоль вновь захватывает в плен губы омеги, затыкая его, ведь в этом доме они, к сожалению, не одни, и шипит в поцелуй, когда Джонхан впивается ногтями в его плечи, оставляя немного кровоточащие ранки. Чоль сильнее сжимает точёную талию парня, двигается ему навстречу, ускоряет фрикции и перемещает ладони по его спине выше, чувствуя движения каждой мышцы. Омега замирает на долю секунды и кончает, закусив свою ладонь, глуша свой крик, и если бы не крепкие руки Сынчоля, обмякшее тело точно упало бы, но Чхве не даёт этому случиться. Он, продолжая толкаться в расслабленного, подрагивающего от нахлынувшего оргазма Джонхана, упивается чувством скорой разрядки, накрывает обмякающий член омеги одной рукой, продолжая придерживать его другой, и надрачивает сначала медленно, постепенно ускоряясь и подстраиваясь под свой ритм. Соскучившееся тело Джонхана благодарно принимает все ласки, отвечая на любое прикосновение, укус так, что под веками Юна взрываются тысячи галактик, а в сердце разлетаются на мелкие осколки миры. Ему много не надо, чтобы вновь затвердеть, вот только сил держаться нет больше. Джонхан кончает в горячую, влажную от его смазки ладонь Сынчоля и, приложив усилие, чтобы приоткрыть глаза, наблюдает, как альфа кончиком языка слизывает с пальцев его сперму. От этой картины накрывает хлеще, чем от самого крепкого алкоголя и лучших наркотиков. Сынчоль успевает выйти из омеги за мгновение до разрядки. Его на несколько секунд оглушает, будто он вновь попал в зону поражения какого-то мощного взрыва. И имя этому взрыву — Юн Джонхан, обессиленный, повисший на шее альфы и прикусивший от нахлынувших чувств пульсирующую жилку на шее альфы. Джонхан чувствует, как по внутренней стороне бедра стекает вязкая жидкость. У него нет ни сил, ни желания идти в душ, и единственное, чего он действительно хочет, — раствориться в этом моменте, навсегда остаться в этих крепких руках и впитывать в себя, как губка, аромат альфы. На задворках сознания, когда ощущение реальности возвращается к Джонхану и он чувствует, что Сынчоль снова возбуждён, и его тоже снова охватывает огонь желания, приходит размытое определение, чем же пахнет Сынчоль. Сынчоль пахнет терпким бергамотом, с хвойными нотками и будто тёртой цедрой цитрусовых. Так кажется Джонхану, когда его бережно укладывают на постель и разводят ноги в стороны, целуя каждый палец на ногах. Омеге кажется, что Сынчоль пахнет любовью. И ему хочется кричать о том, как сильно желание в нём захлебнуться в этом аромате.***
Сынчоль не спит. Они занимались любовью несколько часов подряд, и изнурённый омега просто провалился в сон после последнего оргазма. Альфа встаёт, чтобы приоткрыть окно в комнате Джонхана и достаёт из валяющегося на полу комбинезона свои сигареты. Телефон остался в комнате, отведённой для него, но ему не хочется сейчас видеть ни сообщения, ни пропущенные звонки. Со всем Чоль разберётся чуть позже, а пока, стоя у приоткрытого окна, выпуская в него дым, он смотрит на умиротворенное лицо Джонхана и думает. Думает, отвернувшись и рассматривая немигающим взглядом темнеющий лес, что в этом поединке выиграло сердце, но заигрываться не стоит. — Ты не ушёл, — Сынчоль оглядывается на тихий голос омеги и выкидывает окурок между оконных створок. — Ещё очень рано, я уйду позже, — так же тихо отвечает Чоль и подходит к кровати, ложась рядом с Джонханом. — Спи. Кажется, ему впервые не хочется уходить.