04:04

Ты можешь рассказать мне всё, что будет угодно мятежной душе. Всё равно мы не доживём до рассвета. Её обманчиво нежное запястье устало коснулось раненой ладони. За взрывами гранат, криками военных и невнятными командами плыло создание. Лишь один портрет, с лукавой нежной улыбкой, сейчас маячил перед глазами, окутывая душу приятным плавным теплом, что очень быстро выветрится, как давнишний спирт в медкабинете старого, побитого жизнью, солдатского ржавого бункера Е-712. Какофония из криков медленно утихает, будто и не они сейчас на поле сражения, а сидят где-то на морском берегу. Улыбаются, мечтают о будущем, а он прислоняется к её животу, ведь под сердцем лучшая в мире женщина носит ребёнка. Того самого, что не будет знать ужасов войны. Но вместо песчаного пляжа под ногами тлеет пепел, опаляющий землю, а вместо тёплого морского бриза — грубый тошнотворный запах крови с примесью гари. Чувствуй запах крови и гари. Металлические пули сегодня в ударе. Миками с печалью открывает уставшие, красные от бессонных ночей и пыльных помещений тёмные глаза. Тело болезненно ноет, в горле пересохло, а голова всё ещё покрыта туманными бликами. Он в том самом медкабинете старого бункера, что норовит рухнуть в любую секунду. Всё кажется слишком бессмысленным. Почти всё. — Ты как, Тэру? — твёрдый уверенный женский голос совсем рядом заставляет глубокие глаза парня обратить внимание на единственное, что даёт смысл в этой безжалостной войне. Мисора крепче затягивает сероватого оттенка бинт на повреждённой конечности, заставляя Тэру тихо прошипеть сквозь плотно сжатые зубы схожего сероватого оттенка. — Нормально, — наконец-то выдаёт Миками, всё крепче сжимая челюсти. Наоми спокойным движением кладёт бинт на старую тумбу, аккуратно протягивая напарнику стакан с водой. Затхлая, высыревшая в военных подвалах вода обжигает лёгкие, отдаваясь резким привкусом. Тэру жадно пьёт, стараясь не смотреть в лицо девушке. Сколько таких, как они, умрут в этом бункере, не дожив до рассвета? — Спасибо, — голос стал менее хриплым, а сознание начало потихоньку проясняться. Он крепко, насколько это позволяет ему состояние здоровья, сжимает руку Мисоры, в попытках удержать. Девушка спокойно смотрит в тёмные бездонные глаза, накрывая чужую руку своей. — Спасибо, Наоми. — Спокойно, всё будет хорошо, — она улыбается, сильнее сжимая чужую конечность. Ей страшно, как и всем в этом бункере. На небольших, но невероятно очаровательных глазах, выступает тоненькая плёнка грусти, а у уголков собираются аккуратные слёзы. Именно в такие моменты, когда Наоми сжимает его руку и чуть ли не плачет, Тэру ненавидит войну сильнее всего (будто другие её так любят). На секунду парню даже кажется, что сейчас всё закончится. Взорвётся раньше времени последний бракованный заряд, что запустит цепную реакцию, уничтожая этот старый, с затхлым воздухом, ржавый военный бункер Е-712. Но ничего не происходит, за что парень никого не может винить. Она просто смотрит на него с той же болезненной улыбкой. Миками хочет кричать, да так громогласно, чтобы слышали в самом штате главнокомандующих, Чёрт бы их побрал! Тэру потерял счёт времени, которое тут течёт явно иначе. С той первой стычки прошло пять долгих лет, а каждый раз, как в первый, он боится взять в руки гранату или винтовку. Будто они с Мисорой только в дивном вчера пришли на это Богом забытое место. Будто только вчера Мисора улыбалась ему спокойной улыбкой: без страха, ненависти и боли. Она была так похожа на нежного ангела, что попал совсем не в тот Рай. Мутные часы у потолка бункера медленно тикают, приближая каждого здесь к своему печальному финалу. — Мисора, Пембер, Тода, на выход. У вас четвёртая полоса в третьем секторе. Быстрее, — кричит где-то вдали лидер их группы. Ягами Соичиро потерял на войне сына и уже не боится ничего, выходя на каждое задание, в любую местность. Для него это просто приказ, а для Миками удар железной битой по тонкому хрупкому льду. Наоми быстро собирает нужные вещи, снаряжаясь как и обычно. Спокойно прощается с Тэру, стирая противные ей самой алмазные слёзы и идёт вперёд, по указу, как настоящий солдат. Парень лишь глухо смотрит ей вслед без возможности что-либо сказать. В першащем горле стоит невыносимо болезненный ком из недосказанности. Часы остановились на времени «04:04».