Право на убийство

Догорающий дирижабль жалобно стонал. Его металлический каркас обнажился, словно рёбра лишённого христианской могилы скелета, и у Адама Монтеля сжималось сердце при виде агонии лучшего и единственного друга. Даже собственная скорая гибель отошла на второй план. Ещё чуть-чуть, и от удивительного механизма не останется ничего и даже девиз, начертанный собственной рукой Адама на жёсткой оболочке, исчезнет навеки. Странно, что он до сих пор продолжает борьбу с пламенем; бессмысленное и отчаянное сопротивление. Легендарная машина. Никто не обратит внимания на смерть её создателя, но сам дирижабль Лондон ещё долго будет вспоминать – а всё из-за этой надписи. Они пришли утром, ровно четырнадцать лет назад. Адам ещё не успел приступить к завтраку, и как раз собирался сделать первый глоток крепкого кофе. Конечно, ему было не до еды, но молодой человек демонстративно решил не изменять привычкам. Перед кем он так упорно "держал лицо" он и сам не понимал: после смерти брата и сестры уже некому было оценить ни его хвалёную выдержку, ни его глупость. Как и всем, в этот день ему исполнился двадцать один год. Правила едины для всех, и вот теперь в дверь чинно стучались люди из Особого Королевского Отдела. ОКО – так их называли. Будто бы в насмешку над мимолётным страхом, царапнувшего когтями по сердцу Монтеля, за окном издевательски заверещал мотор самоходной коляски. Клубы дыма над тысячью труб, казалось, выплясывали дикий, радостный танец, в котором каждое па стремилось обличить Адама в том, что он трус. В дверь продолжали стучать, колокольчик над ней отчаянно и умоляюще трезвонил. Поняв, что сходит с ума, хозяин дома пошёл открывать. – Господин Монтель? – Да. Проходите. Двое мужчин в чёрных сюртуках и цилиндрах прошли внутрь. Цилиндры сразу привлекли внимание Монтеля. Их сумрачный оттенок был как-то неестественно глубок, как самый страшный ночной кошмар. Болезненное впечатление. Не удивительно, что вокруг этих людей ходят слухи чуть ли не мистического характера. – Мы из особого отдела Её Величества. – Да-да. Я вас ждал. Кого он не ждал, так это двух полисменов у них за спиной. Господа в цилиндрах заметили удивлённый взгляд и правильно его интерпретировали. – Учитывая то, что произошло в этом доме год назад, нам предписали явиться к вам именно таким составом. Вас не должно это волновать, мистер Монтель, это всего лишь формальность. Ведь насколько нам известно, вы не похожи на покойного брата? У вас всегда было больше сходства с сестрой... Говоривший замялся. Упоминания жертв лицензии при их родных было принято избегать. – Тоже покойной, да. Как и наши родители. Кофе? От кофе они отказались. Пока полисмены глазели по сторонам, не спуская при этом пристального внимания с Монтеля, джентльмены из ОКО достали из портфеля документ, скреплённый малиновой печатью. В оттиске угадывались лев и единорог, а над ними – имперская корона. У Адама дёрнулся глаз, но при этом решимость никуда не делась, хотелось как можно скорее покончить с формальностями и выпроводить прочь этих людей. Словно прочитав его мысли, без дальнейших проволочек старший из мужчин задал вопрос – такой же, как и сотням других людей в этом отсыревшем от дождей и почерневшем от смога городе. Вопрос, одинаковый для всех. – Итак, назовите цифру. Он выдержал торжественную, но более чем короткую паузу. Ведь впереди у них ещё немало подобных процедур, а сутки только начались. – Напоминаю, что максимальная цифра – пятьдесят. Возможно, вы захотите, как и ваша сестра двумя годами ранее, назвать цифру ноль. В таком случае у вас не будет никаких средств защиты, а в случае убийства без лицензии, даже ради самообороны, вас заберут в Королевскую академию для участия в опытах. Никто не возвращался оттуда, мистер Монтель. Но зато вам обеспечена кристально чистая совесть. Редкий товар в наше время. Ну так что же записать? Адам вымученно и вместе с тем злорадно улыбнулся. О, он давно готовился и ждал этого момента. – Я выбираю безлимит. Всё присутствующие уставились на него. – Так значит, вы несколько больше, чем мы предполагали, походите на брата. Полисмены заметно напряглись. Адам усмехнулся: неужели они в самом деле ожидали, что он как последняя бездарность тупо скопирует поступок Джорджа? – Так или иначе я похож на всех своих покойных родственников. Видит Бог, в живых из них не осталось никого. – В таком случае мы должны напомнить, что выбрав этот путь, вы обрекаете себя на смерть в возрасте тридцати пяти лет. Какой нудный и менторский тон! Адам вольготно развалился в кресле. Все неприятные мысли вдруг куда-то подевались, и ему захотелось показать этим надменным клеркам, до какой же степени ему плевать на абсурдность этого мира. – Да, я в курсе. Вы не будете возражать, если я продолжу завтрак? Тосты так быстро остывают! Он хрустел тостом с малиновым джемом и с наслаждением наблюдал, как позеленевшие господа заполняли нужные строки и косо поглядывали на него. – Ну что же, мистер Монтель. Вам выдаётся лицензия на убийство. Согласно добровольно выбранным вами условиям, вам предоставляется право на безлимитное лишение жизни в пределах Лондона и всей Британской империи. Нюансы относительно заграничных поездок можете прочитать в договоре. Теперь необходимо поставить вашу подпись. Адам вытер пальцы об атласную жилетку и поставил подпись. – Теперь будьте добры, закатайте рукав. Адам закатал. Всё из того же портфеля жёлтые и жилистые руки достали футляр. В нём хранился механический паук с несколькими видами рисунков на брюхе. Клерки повернули какие-то шестерёнки, и уже через секунду паук проворно карабкался по предплечью Адама. Как только он добрался до сгиба, то замер, что-то щёлкнуло и причинило мимолётную боль. Молодой человек рассматривал маленький схематичный череп, вытатуированный на его руке. Теперь это клеймо, даже спрятанное под семью слоями одежд, навеки будет свидетельством его «права». Такой же был у брата. Такой же – но только красного, а не чёрного цвета – у отца. На матери и сестре оставили рисунок крыльев, так как они назвали цифру ноль. Долго им щеголять с этой эмблемой не пришлось. И в самом деле, ангелы – кто же ещё. – Теперь от имени Её величества, королевы Виктории, поздравляем вас с получением лицензии. Ваше право распространяется на всех, кроме членов королевской семьи пожизненно, а так же на государственных служащих в ближайшие три дня. Это было сказано таким будничным тоном. Кто бы мог подумать ещё десять лет назад, как просто окажется свыкнуться к узаконенным убийствам. Не существует в мире более приспособленческого существа, нежели человек. Он привыкает ко всему. Наконец мужчины откланялись, качнув своими страшными цилиндрами, и удалились вместе с полисменами. Адам смотрел им вслед через покрытое серым налётом окно. Когда-то точно такие же, только без охраны, люди приходили к его родителям, когда он был ребёнком. Тогда всё только началось, хотя корни этого чудовищного закона тянулись аж к французской революции. После неё на Европу и часть Азии нахлынули природные катаклизмы, после – чума. Ну а за ней – массовая истерия, агрессия, волна преступлений. Природный, вкупе с человеческим, геноцид породил Лицензию. «Нельзя, чтоб страх повелевал уму; иначе мы отходим от свершений, как зверь, когда мерещится ему»* – нередко повторял отец. Он без колебаний назвал цифру двадцать пять – многие выбирали её, наивно полагая, что тем самым облегчают свою совесть, выбрав только половину. Бывали такие, которые называли единицу, жаждая отнять одну-единственную жизнь – заклятого врага, а может, надоевшей соседки. Но мать не опустилась даже до такого, хотя никто не заставлял бы её использовать это право. Она считала, что даже на бумаге оно остаётся грехом. Смешно: будучи главою англиканской церкви, королева, подписав этот закон, говорила тем самым, что греха в этом нет. Виктория дала своё благословение. Но мать передовых идей не разделяла. Наверное, именно поэтому она не смогла смириться с выбором супруга. Долгое время он скрывал свои деяния, потом говорил, что это была всего лишь самооборона. Но странное дело: практически вся самооборона выражалась в смертях – преимущественно от яда – папиных конкурентов по бизнесу. Он был гениальным изобретателем, но после принятия закона в нём что-то перевернулось, мягкий и добродушный человек внезапно стал жёстким, резким и скрытным. Даже похудел. Придя в ужас от действий мужа, несчастная матушка не придумала ничего лучше, кроме как во время очередной ссоры воткнуть ему в сердце нож. Она верила, что это во спасение. Однако ей само спасение не светило. Отказавшись от права на убийство, она подписала себе приговор. О страшных экспериментах полусумасшедшего учёного ходили вдвойне жуткие слухи. Бедная женщина так и не дождалась, когда за ней придут, скончавшись от сердечного приступа. Наверное, для неё так было лучше: быстрая смерть милосерднее долгих мучений и осознания, что наступит день, и её детям тоже придётся делать свой выбор. Три года назад ОКО добралось до сестры. Она была старшей и невероятно походила на мать. Такая же набожная и тихая. Она отличалась даже большей кротостью, и уж конечно не успел клерк и рта раскрыть, как девица заявила, что единственное число, на которое она согласна – это ноль и все вытекающие отсюда последствия готова встретить без страха. Люди вроде неё были редкостью: даже самые благородные и милосердные называли хотя бы цифру один – просто чтобы суметь защититься в случае чего, а уж случаев было предостаточно. Клерк вытаращился на неё как на помешанную, но ничего не сказал, а только позволил механическому пауку оставить татуировку в виде крыльев на тонкой девичьей руке. И уже через месяц Агаты не стало. Она пошла на рынок и поссорилась со склочной торговкой рыбой, которая пыталась её обсчитать. Девушка уже хотела оставить ей деньги и уйти безо всяких покупок – настолько тяжело ей было видеть скандалы, а тем более – участвовать в них. Но в Лондоне недавно попировала чума, а теперь бесновалась эпидемия безумия и жестокости. Даже вполне нормальные люди порой срывались с катушек, что уж говорить о вороватой торговке с гнилыми зубами. Она толкнула Агату прямиком под проезжающую карету. Суда не было: у торговки оставалось право ещё на дюжину убийств. Джордж не мог дождаться своего совершеннолетия, чтобы отомстить за сестру. Вместе с тем он проклинал Лицензию, ОКО, королевский совет и весь этот город. Временами он замыкался в себе и молчал, или же наоборот носился по дому, выкрикивая угрозы и всячески пугая Адама своим состоянием. В назначенный день Джордж не волновался. Он был даже подозрительно спокоен. Адам знал, что тот собирается выбрать безлимит и всё, казалось, шло нормально, пока люди из Особого Королевского Отдела не начали прощаться. В одно мгновение брат схватил со стены старое ружьё, которое оказалось заряженным. Адам стоял слишком далеко, и в любом случае остолбенел от шока. Недолго думая, Джордж пристрелил полисменов, а затем выскочил на улицу, где первым делом расправился с торговкой, а потом принялся палить во всех подряд – преимущественно по богатым экипажам. Это продолжалось не долго. Не то чтобы такие явления можно назвать частыми, но столица всегда была наготове. Уже через полчаса после своего совершеннолетия Джордж ожидал гробовщика. Так что появление полисменов в этом доме казалось вполне естественным. Их семейку считали чокнутой. Особый Отдел давно не спускал с них глаз. Понятное дело, от Адама ожидали какой-нибудь выходки, но он не оправдал их опасений. Молодой человек был уверен: четырнадцати лет жизни хватит ему с лихвой. Он знал об опасностях, поджидающих на каждом шагу, и не сомневался в том, что сумеет постоять за себя. Пятидесяти убийств могло бы не хватить – у талантливого инженера много завистников и конкурентов. Угрызения совести? Отсутствовали. Он был готов пойти по стопам отца, если придётся, лишь бы не навредить своей карьере. Однако уже первое испытание показало, насколько он не прав. После первого покушения он смог выжить лишь благодаря тому, что убийцы не умели как следует отличить мёртвого человека от живого. У него был при себе револьвер, но взведя курок, он понял, что не может выстрелить. Оставшись без золотых отцовских часов, бумажника и здоровья на ближайшую пару недель – а так же без револьвера, – он лежал в грязном переулке и думал о том, что больше никогда не возьмёт в руки оружие. От этой мысли по телу разлилось приятное тепло и пришло успокоение, которого Адам не испытывал уже очень давно. Он был обречён, как и его сестра. Такие не выживали в новом мире. Его спасли мозги. Гены изобретателя вкупе с личными качествами позволили Адаму не нуждаться в деньгах, находя богатых спонсоров и покровителей. Он делал всё: ажурные металлические часы, говорящих автоматонов, механических животных, которые выполняли мелкие бытовые функции, вроде поливки цветов или сбора фужеров после банкета. Его ценили. Однако не любили за угрюмый характер. Оружие ему всё-таки пришлось взять – но не смертоносное. Адам сам сконструировал карманный арбалет с мощнейшим снотворным. Стреляла машина достаточно далеко, а её изобретатель умел тенью ускользать от преследователей: город он знал, как свои пять пальцев. Знал и ненавидел. Наверное, именно эта неприязнь побудила его к созданию уникальнейшего дирижабля, который мог целыми неделями не спускаться вниз. Небольшой, но уютный – таким стал его новый дом. Иллюминаторы вместо окон, вместо крыши – водород. Со временем он практически перестанет ступать на землю – только для того чтобы встретиться с покровителями или пополнить запасы. Изредка – погулять, что почти всегда заканчивалось неожиданными встречами. Так как из населённых мест в дирижабль пару раз пытались попасть из пушки, Адам всегда устраивал стоянку либо над Темзой, либо над центральным кладбищем: мертвецы и рыбы не тревожили его покой. Эти два места, а так же надпись, которую он сделал на корпусе летающего судна в порыве неясного вдохновения, превратили дирижабль Адама в своего рода один из лондонских символов. Лишь с одним человеком он мог общаться. Старый рыбак, который помогал ему в закупках. Он часто говорил о былых временах, до принятия закона. Адам же в ответ рассказывал о своей недолгой жизни. – Моя мать убила моего отца. «Ну так что ж» – хмыкал старик – «Кровь давно ушла в землю. И там, где она пролилась, уже растут виноградные гроздья».** Адаму неоднократно снилось, как он летает над Лондоном и выливает на него галлоны ядовитой кислоты. На самом деле он мог бы это сделать, если бы захотел. Гибкий ум учёного неоднократно подкидывал технические решения для этой затеи. Благо власти об этом не догадывались, иначе никто бы не позволил и дальше прекрасному дирижаблю бороздить столичное небо. Но Адам бы никогда не сделал подобного. Какая ирония; выбрав безлимит, он так и не смог совершить ни одного убийства. Но сны были настойчивы. Ему нередко казалось, что одним движением руки он избавляет землю от этого зловонного, проклятого места. Всё мерещилось, что оно растаяло, исчезло. Пропал Лондон – великий город, как будто не существовал на свете. Всё пожрала тьма.*** Да, ему бывало одиноко, ведь он, в конце концов, слишком молод для абсолютного затворничества. Он сделал себе автоматона, и тот временами создавал иллюзию присутствия. Адаму было этого достаточно, во всяком случае, он пытался себя в этом убедить. Тем не менее, живые люди несколько раз поднимались на борт корабля. Первым был старик – по дружбе. Наверху ему стало не по себе, и больше ноги его на дирижабле не было. А через пару месяцев его уморила чахотка. Изобретатель был в отчаянии. Следующим пассажиром оказался девятилетний беспризорник. Адам спас мальчишку от шайки пьяниц. У них был безлимит и они желали им пользоваться, не смотря на то, что детей запрещалось трогать. Малец верой и правдой служил механику, помогая в работе и рассказывая небылицы, но при первой же возможности ограбил и сбежал. Адам был зол и огорчён, но удивился не сильно. Вскоре он вытащил из Темзы непутёвую утопленницу, которую бросил жених. Безумно красивая и почти образованная – два дня девица томно вздыхала, а потом, стоило мужчине отвернуться, таки утопилась, сиганув с дирижабля вниз. «Да что ж такое» – уныло подумал Адам и махнул рукой. Почему-то никто из спасённых не задерживался на борту. Даже старая портовая шлюха, которую хотели опять-таки утопить две товарки, и которую больше просто было некуда деть посреди ночи. Конечно, он ни в коем случае не желал такого соседства, но то, что утром, прощаясь, женщина тоже попыталась его ограбить и, на всякий случай, убить, возмущало сверх меры. Пользуясь своими изобретениями и ловкостью, он не раз помогал людям. Но потом это его утомило. «Разбирайтесь сами» – сказал Адам. Ему оставался один год. Он прошёл быстро, как вода сквозь пальцы. И вот теперь Адам стоял и смотрел как гибнет дирижабль. Он просто не мог оставить его на растерзание воронам и толпе. Как странно. Скоро он умрёт. По какому-то нелепому закону, бумажке, подписанной им ещё мальчишкой, глупым фанфароном! Тогда он думал, что жизни хватит с лихвой. В какой-то степени он до сих пор придерживался этого мнения. Но всё равно – странно. И глупо. Через несколько минут Адаму исполнится тридцать пять и на него начнётся охота. Лицензия. Он не воспользовался ей, хотя имел право все эти годы истреблять людей как скот. Ни разу, он не прибегал к этому праву – ни разу! Не из благородных побуждений – просто не смог. Хотя кто знает? Может быть это и связано? Каркас дирижабля начинал плавиться. Но на нём ещё отчётливы были видны слова:

Встаньте, призраки и читайте о своей гибели!****

* – Данте Агильери, «Божественная комедия» ** – Да ладно, это все и так узнают *** – Оттуда же) Да, название города я заменил **** – Мэри Шелли, «Последний человек»