Signore, pieta

У любой силы есть последствия. Вряд ли они всерьез задумывались над этим, когда старательно тренировались, стараясь стать сильнее всех тех, кто встречался на их пути, но оказывался по другую сторону. За все приходится платить. Они старались об этом не думать, готовые перенять на себя грехи всех Поколений ради спасения своего. Поднимаясь выше на одну ступень, будь готов к тому, что будет больнее падать. Разве может прийти такое в голову совсем еще молодым и наивным ребятам? Они думали, что просто идут вперед. Что просто берут то, что им и уготовлено. Что просто становятся сильнее ради семей, друзей и самих себя. И как не удивительно, но первым все это понимает Савада. Когда однажды после очередной тренировки замечает, как дрожат его руки. Когда одним утром просто не чувствует своих ног, поднимаясь лишь через невыносимо долгое для него время. Когда при встрече с очередным врагом он впервые без сомнений бьет Х-баннером. Но для осознания всего не хватает еще одной частички мозаики, которую Савада так тщательно старается собрать. Из своих ощущений, из огненных снов, из опустошенности, что приходит после каждого боя, каждой тренировки, каждого использования своей силы. Загадки, мысли, размышления... Ему не дают мучиться слишком долго. До него этот путь уже был пройден. И преемнику совсем не обязательно осознать все происходящее тогда, когда будет слишком поздно. И лицо Джотто всплывает в очередном сне, где все заволакивает огонь Посмертной воли. Теплый, совсем не пугающий, но вызывающий странную тоску и почти отчаянье от безысходности. Примо смотрит мягко, с сожалением и едва заметной виной в глубине своих карих глаз. "У всего своя цена, Тсуна", - это все, что он говорит, но мозаика, наконец, складывается. И Савада просыпается со смешанным чувством облегчения и тревоги. Наверное, так и бывает, когда все же понимаешь, что то, что является неотъемлемой твоей частью тебя же и убивает. Питается твоими чувствами, живет твоими эмоциями, высвобождает твою душу, каждый раз оставляя за собой небольшой участок выжженной пустоши внутри. Когда-нибудь не останется целого участка, когда-нибудь ей придется питаться безразличием... А вслед за этим не выдержит и тело. Сгорит, как спичка, однажды просто не выдержав очередного всполоха огня на перчатках. Заберет все силы, от душевных до физических, потому что... у всего своя цена. И за такую силу надо платить. В его случае - собой. Но ведь это необязательно кому-то знать, верно? И он продолжает улыбаться, лишь иногда задумчиво разглядывая кончики пальцев или неосознанно касаясь растрепанной челки. Он спотыкается, падает, отвечает невпопад на уроках, выкладывается на тренировках и почти без запинки активизирует свое Пламя. Все как всегда, иногда Небу все же приходится оставаться в одиночестве и справляться самому. И Савада совсем не замечает, что его игра не настолько хороша, чтобы обмануть того, кто уже давно вверил ему себя. Кто всегда смотрит с теплом и легким беспокойством. Кто всегда просто смотрит только на него. Он тоже все так же хмурится и привычно огрызается на всех вокруг. И все так же преданно идет по правую руку от своего босса. Только молчит все чаще, сжимает кулаки каждый раз, когда замечает рассеянные жесты Савады, порой исчезает, возвращаясь после еще мрачнее. Гокудере нужны ответы, но он знает, что в этот раз не получит их. Ни от друга Тсуны, ни от босса Десятого. И он с нарастающим отчаяньем взывает к своему кольцу, он требует ответы от прошлого, он грозит всем поколениям, он проклинает молчание Первых. В этот раз ему приходится, как истинной правой руке, самому докопаться до истины. Найти ответ, затерянный во времени, стертый чей-то бережной рукой, закопанный в дальние углы тайников, чтобы никому и никогда не узнал то, чего знать не положено. И остается наблюдать. Ловить каждый жест и как никогда внимательно вслушиваться в невзначай брошенные слова. Находить зацепки и медленно складывать пирамиду догадок и предположений, пока в один день ответ просто не оказывается настолько очевидным, что кажется непозволительным, как долго он его искал, и как долго был слеп. Как все оставались слепы до сих пор. Гокудера до боли сжимает кулаки, хмуро наблюдая за Савадой, что сейчас взвился в небо, прикрывая горящие огнем глаза. Иногда Урагану кажется, что хрупкого юношу огонь окутает полностью, что он камнем полетит вниз, как печально известный Икар, вот только опален он будет собственной силой. А в бою порой чудится, что огонь в глазах его босса холодный как лед, исчезает на миг тоска по невольным жертвам их сражений, нет сожаления и неуверенности. Всего лишь доля секунды, может быть, просто отблеск. И можно было бы уговорить себя, что все как и прежде. И никто не меняется. И все они останутся такими же, как были в школьные годы, и что не придется никому расплачиваться за собственную силу. Она ведь их и только их, она не должна была оборачиваться против. Но Тсунаеши тяжело переступает после очередной битвы. И в его движениях не та усталость, что была раньше. В его глазах нет радости от победы, лишь незаметная окружающим растерянность и облегчение - он сумел, он выдержал. Вот только... а сколько ему уготовлено, если он намного превосходит своего печально известного родственника? Если Джотто был так молод, когда Пламя забрало его, то сколько же отмерено Саваде, что в свои годы пережил уже едва ли не больше битв, чем все Первое поколение? Хаято не хочет об этом думать. Он просто должен продолжать верить, что Десятый крепче, его дух сильнее, он... У него другая судьба. Просто обязана быть другая. И Гокудера в первый раз в своей жизни касается крестика на своей груди, прижимая его к губам и прикрывая глаза. Он никогда не верил в высшие силы, он привык полагаться только на свои. Он никогда не молился и не просил о помощи. Но сейчас он готов на все что угодно, он готов верить и в Бога, и в дьявола, потому что в этот раз он сам абсолютно бессилен. - Santo Dio, Santo Forte, Santo Immortale, abbi pietà di noi... Pieta di lui...* - едва слышимые слова складываются в молитву, губы шепчут о прощении и избавлении. Хаято никогда не молился прежде, но сейчас ему даже не нужно напрягаться и пытаться вспомнить то, что знает каждый итальянец. Молитва складывается в самых потаенных уголках сердца, даря надежду на то, что его все же услышат. И Хаято не замечает, как все чаще, оставаясь один, раз за разом закрывает глаза, шепча нательному кресту о своих страхах. - Santissima Trinità, abbi pietà di noi; o Signore, perdona i nostril peccati; o Sovrano, rimetti le nostre colpe; o Santo, visita e sana le nostre infermitά, per la gloria del tup nome.** Иногда тонкие пальцы подрагивают, невольно поглаживая по гладкому золоту, и Хаято становится еще страшнее. Что однажды он не найдет более слов, что его не успеют услышать до того, как все будет высказано, что он просто не сможет достучаться до небес, которые упрямо зовут к себе его самого близкого человека. Самого близкого, самого дорогого, и уже давно так отчаянно любимого... И Хаято отводит взгляд. Он более не смотрит на то, как, подгоняемый огнем, в очередной раз в небо взлетает невысокий юноша, оставляя за собой осязаемый шлейф силы и несгибаемой воли. Гокудера так старается не замечать дрожащих рук и усталых карих глаз, что не нужна даже интуиция Десятого, чтобы понять - что-то не так. Савада улыбается мягче, старается все чаще быть рядом, молчаливо прося раскрыться и подпустить ближе, но от этого Хранитель словно замыкается лишь больше. Он не может сказать прямо о своем знании, не может закричать и, как истинный Ураган, снести все на своем пути, не может сказать прямо в глаза своему другу – «Я знаю. Знаю, что сценарий может меняться. Но в конце ты все равно труп!». Но Судьба бывает благосклонна. И в этот раз она дает небольшой шанс, который так легко потерять и так просто не заметить. Но, возможно, они оба слишком долго ждали его, чтобы просто и дальше плыть по течению, надеясь на то, что все разрешится как-то само собой. Обычное собрание на базе, обычные тренировки и такое привычное окружение вокруг. Только Хаято все чаще вечерами исчезает в своей комнате, мрачно огрызаясь на любое предложение побыть со всеми. У него есть куда более важные дела, он все еще верит, он все еще уверен в том, что надежда умрет только предпоследней. Последним умрет или он, или… - Abbi pietà di lui,*** - в который раз остервенело шепчет Хаято, крепче прижимая крестик к своим губам. И в это время тень у двери замирает, не решаясь даже шелохнуться. - Signore, pietà; Signore, pietà****; Господи, помилуй его… Он срывается на все знакомые ему языки, просто лелея веру в то, что его услышат, его поймут и обязательно помогут. Потому что он просит не за себя. Потому что его всегда учили, что Небеса обязательно откликнутся, если ты честен и говоришь сердцем. То самое Небо, которому он служит, было просто обязано откликнуться ему, дать хотя бы малейший шанс, хотя бы намекнуть о том, что это не бесполезно... Гокудера склоняет голову, он готов в ярости проклясть все, во что начал верить, разнести все, что попадется под руку, но вместо этого сжимается в комок, сгибается под тяжестью своего знания, не готовый принять его, не в силах хранить это в себе. Тсуна замирает. Он был готов ко многому – так он думал. Но только не к виду потерянного, цепляющегося за шаткие иллюзии Урагану, который всегда находил веру и силы в самом себе, который никогда не просил кого-то о помощи, тем более то эфемерное нечто, что никогда не дает ответа. Это настолько не похоже на его Гокудеру, что Савада невольно делает шаг вперед, останавливаясь позади своего Хранителя, замечая, как вздрагивают его плечи, как он застывает, не осмеливаясь оглянуться и увидеть глаза своего Босса. Наверняка он разочарован, наверняка считает все это глупым и таким бессмысленным. А Хаято не сможет ему объяснить, потому что и сам толком себя не понимает. Он просто хватается за каждый возможный шанс, он просто не хочет, чтобы однажды ему снова пришлось жить без того, кто сейчас стоит позади, обжигая его спину внимательным взглядом карих глаз. Тогда, в будущем, он уже его терял, он просто не сможет пережить это снова. Только не еще раз… И Ураган распахивает в растерянности глаза, когда ощущает, как Тсуна тоже опускается на колени, крепко прижимаясь к напряженной спине, обвивая тонкими руками за плечи. Откуда ему знать, что Савада тоже не может объяснить, каково это, вдруг осознать – что тебе никогда и не позволяли быть одному, что рядом всегда был человек, который стоял за твоей спиной, перенимая твои грехи и трудности на себя, который стал той самой невидимой опорой, которую ты просто не замечаешь до последнего. Тсунаеши жмется, прячет лицо на чужом плече, переплетает их пальцы, молчаливо показывая, что теперь они не останутся один на один с этими мыслями, что день за днем преследовали их. Они теперь не просто рядом, они вместе. Он хочет что-то сказать, но все слова кажутся лишними, способными разорвать ту новую тонкую нить, что незаметно протянулась между ними. Только одно неловкое движение, одно неправильно подобранное и сказанное слово... Гокудера тоже молчит, боясь нарушить тишину. Его услышали, ему дали крошечную надежду, ему позволили разделить все на двоих. Бесценный дар, настоящее сокровище, которое нельзя потерять. И он тихо разворачивается, перенимает в объятия того, кто стал для него больше, чем само Небо. Он смотрит в теплые карие глаза и впервые за долгое время неуверенно улыбается, касаясь его губ своими. Он не ждет отказа и уже не боится испуга. В замысловатых узорах тишины они сказали друг другу больше, чем за все время их странной, верной дружбы. Раскрылись, словно это был их первый разговор по душам. Впрочем, возможно, так оно и было... Десятый отвечает несмело, хватается за белую рубашку Урагана, телом чувствуя, как сердце Гокудеры срывается на бешеный бег. Он знает, в этот раз это не из-за страха, не из-за отчаянной паники потерять, не из-за бессильной злости. Все может поменяться в одну секунду. Особенно, когда этого совершенно не ждешь. Он отвечает таким же сбитым дыханием, такой же дрожью в ослабевших руках. И это заставляет обоих прижаться крепче, прятать горящие лица в растрепанных волосах, и цепляться, цепляться друг за друга, осознавая, что едва не лишили себя этого по собственной глупости. Гокудера закрывает глаза, баюкая в руках любимого человека. Он был не прав. Не прав с самого начала. Сценарий очень даже важен. И что-то ему подсказывает, что они сделали правильный поворот, вынесли ценный урок. И пусть Пламя может спалить их обоих. По одному оно их не заберет. Любое проклятие можно обернуть вспять, когда ты не бежишь от него, как сделал Первый. Когда ты встречаешь его лицом к лицу, крепко держа за руку того, кто никогда от тебя не отступит. И за кого ты сам готов перевернуть землю. И жить. * Святый Боже, Святый Крепкий, Святый Безсмертный, помилуй его. ** Пресвятая Троице, помилуй нас; Господи, очисти грехи наша; Владыко,прости беззакония наша; Святый, посети и исцели немощи наша, имене Твоего ради. *** Помилуй его, Господи. **** Господи, помилуй; Господи, помилуй.