Семь грехов на пути героя

Момо казалось, что за короткую дорогу на улицу она успела несколько раз сменить цвет лица, хотя и старалась держать себя в руках. Она уже пожалела о мгновенном согласии помочь, сработала привычка, оставшаяся с экзаменов. К тому же, Тодороки-сан первый раз о чем-то ее просил. Пусть и о помощи завоевать сердце Сарумэ-сан из 1-В класса. Момо вспомнила похожую на призрака девушку, с которой столкнулась на последнем этапе Спортивного фестиваля. Сарумэ-сан выиграла тогда практически мгновенно, ни секунды не сомневаясь в своих силах. Понятно, чем она заинтересовала Тодороки-сана. Да и внешне… они смотрелись бы гармоничной парой. Сарумэ-сан походила на Юки-онну, воплощенного духа зимы, смертоносного и утонченного. Сарумэ-сан всегда выглядела решительной и уверенной в победе. Не то, что… она. Конечно, после битвы против Аизавы-сэнсэя Момо перестала бесконечно сомневаться в своих решениях, но она вряд ли бы смогла, как Сарумэ-сан, среагировать так же быстро и исполнить тот ее памятный прием в Камино. Момо исподтишка рассматривала спину одноклассника, идущего немного впереди. Они оба были приняты в академию по рекомендации, но всего несколько месяцев показали их разницу в силах. Как небо и земля. Момо заняла первое место на промежуточных письменных тестах, но знание теории без практического опыта ничего не стоило. Она считала Тодороки-сана удивительным. Все, за что он брался, у него выходило с первого раза. А его целеустремленность и непоколебимость на пути к становлению лучшим героем была достойна глубокого уважения. Момо восхищалась одноклассником, как человеком, но почему тогда при мысли о возможности его отношений с Сарумэ-сан из 1-В сердце колола необоснованную ревность? Недостойное будущего героя чувство! — Прости, что затащил так далеко. Не хочу, чтобы кто-то подслушал. — Н-ничего, Тодороки-сан. Я понимаю. Одноклассник замолчал, присаживаясь на скамейку. Яойрозу присела тоже, но на некотором расстоянии. Тодороки-сан заговорил первым, прерывая неловкую тишину: — Яойрозу, ты знаешь, почему Сарумэ могла затаить на меня обиду? Она растерянно моргнула. Причины обиды?.. То есть, они уже настолько б-близки, что Сарумэ-сан за что-то обиделась на Тодороки-сана?.. Но когда они успели?.. — Яойрозу? — А!.. П-прости, Тодороки-сан. Я задумалась. Ну… Сложно сказать. Зависит от ситуации и человека. — О. Понятно. Снова установилась звенящая тишина, что совершенно не напрягало Тодороки, но напрягало Яойрозу. Она терялась в догадках. Но он остался сидеть на месте, значит, ожидал продолжения разговора. Момо попыталась сузить круг поисков. — Так… Тодороки-сан, почему ты думаешь, что обидел Сарумэ-сан? Ты же на обеде с ней разговаривал? Может, причина в этом разговоре? По лицу парня было невозможно что-либо прочитать, разве что он чуть нахмурился, очевидно, припоминая подробности. Через несколько минут он подал голос, и Яойрозу с бесконечным удивлением услышала в нем нотки неуверенности: — Я не знаю. После Спортивного фестиваля ее друг сказал, что я травмировал ее своим безразличием, но Сарумэ говорила, что все в порядке. Я много думал. Посчитал, что для нее тема семьи и причуды болезненна, как для меня — тема… отца. Сегодня извинился за это, но Сарумэ повторила, что все в порядке и ее такие вещи не волнуют. Я задал ей еще один вопрос, она ответила, но почему-то резко поменяла свое отношение. Я не понимаю, почему. Яойродзу оставалось только хлопать глазами. И что она должна ответить на это?.. Более того, рассказ Тодороки-сана ни на йоту не приближал к разгадке сути его отношений с Сарумэ-сан. — Может, именно этот вопрос и был причиной? Я плохо знаю Сарумэ-сан. Просто бывают… бывают ранимые люди, которые могут близко к сердцу воспринимать неосторожные слова. Еще бывают мнительные. То есть те, которые видят проблемы там, где их нет. Или, может, обычное недоразумение… Яойрозу впервые видела Тодороки-сана таким ошарашенным. Он о чем-то глубоко задумался, выдавив из себя одно: — Ты много знаешь о человеческих взаимоотношениях, Яойрозу. Удивительно, как я и думал. Она слегка порозовела от неожиданной похвалы. Может, у нее еще есть шанс?.. Момо залилась краской от собственных мыслей. Очнись, Яойрозу Момо! Какой еще шанс?! На что? Тодороки-сан всего лишь попросил ее совета, а она уже напридумывала себе непонятно чего. Сама только что распиналась о мнительных людях, но оказалась не лучше. — Сарумэ может быть ранимой. Но почему она не сказала мне об этом? Ее друг упоминал что-то такое, но она опровергла его слова. И выглядела… нормально. Яойрозу вздохнула. После объяснений все еще больше запуталось. Тодороки-сан явно не хотел говорить, что за вопрос он задал, но немного успокоившаяся Яойрозу догадалась сама. Если сложить слова одноклассника о теме семьи и причуды и запрет полиции на рассказ о том, что они видели и слышали в Камино… Кое-что становится на места. Было больше похоже на то, что Сарумэ-сан не обиделась, а банально не захотела разглашать информацию о себе. А Тодороки-сан с его… некой неопытностью в общении принял это за обиду. Да и Сарумэ-сан могла быть слишком вежливой для того, чтобы напрямую заявлять, что ей не хочется разговаривать о чем-то. Яойрозу пришлось буквально на пальцах объяснять однокласснику, что не все могут так же прямолинейно, как он, говорить то, что думают. Она и не подозревала об этой стороне Тодороки-сана. Он смотрел на Яойрозу чуть расширенными от шока глазами и заторможенно кивал на ее пространные объяснения. Кто бы мог подумать, что лучший ученик 1-А класса совершенно ничего не понимает в человеческих взаимоотношениях. Может, он не знает, как показать свои чувства к Сарумэ-сан?.. Яойрозу, дурея от собственной наглости, решилась на судьбоносный вопрос, чтобы окончательно избавиться от пустых надежд. — Тодороки-сан, а… ты испытываешь симпатию к Сарумэ-сан? — Симпатию?.. — Н-ну… Да. Ты так хочешь помириться с ней… Я п-просто подумала… К тому же, те бенто и слухи… — О… Да нет, ничего такого. Сарумэ отдала мне свое бенто на Спортивном фестивале, а потом приносила их за то, что я поделился фотографией старика с его физиономией, когда… В общем, после поимки Пятна. А почему ты так подумала? Какие слухи? Яойрозу, сбиваясь и перескакивая с фразы на фразу, сумбурно пересказала свои мысли. Отчаянно краснея, поняла, что сама себя загнала в ловушку со своим любопытством. Тодороки-сан не успокоился, пока не вытащил из нее все, что она знала. Зато изрядно успокоилась она сама. Тодороки-сана Сарумэ-сан не интересовала в любовном плане. На самом деле, после сегодняшнего разговора Момо сомневалась, что одноклассник хоть кого-то способен воспринимать через призму романтики. Он изрядно удивился ее вопросу и, кажется, никак не мог взять в толк, что так «вообще можно». — Я понял. В общих чертах. Значит, нужно следить за выражением лица и позой собеседника. — Именно так, Тодороки-сан! Советую почитать… Посмотрим… Пару статей о важности невербальных сигналов в общении. Иногда до семидесяти процентов информации в разговоре передается с помощью них. Яойрозу почувствовала себя намного увереннее, когда они съехали со смущающей темы про любовь. Это больше походило на помощь ребятам перед экзаменом, когда она объясняла им непонятные моменты. На душе было удивительно легко. — Спасибо, Яойрозу. Мне еще многому предстоит научиться. Ты очень помогла. Кстати, — Тодороки едва заметно улыбнулся. Ей. Момо чуть инфаркт не словила, — мы же можем называться друзьями? — Д-да?! То есть… Да, Тодороки-сан. Буду рада. После этого странного разговора невидимая стена отчуждения, которую непроизвольно выстроил вокруг себя Тодороки-сан, была сломана. Одноклассник еще несколько раз обращался к ней за консультацией и помощью в подборе соответствующей литературы. Через пару дней Яойрозу со смесью недоумения и тщательно подавляемого смеха обнаружила, что он завел тетрадку, в которую записал ее мини-лекцию и все последующие объяснения насчет общения с окружающими. Кто бы мог подумать, что у идеального Тодороки-сана могут быть такие недостатки. Момо была рада помочь. Она находила его социальную неловкость… милой, но она никогда и никому в этом не признается. Своеобразные «уроки общения» немного их сблизили. Правда, слухи, активно распространяемые Минетой о том, что Сарумэ-сан и Тодороки-сан встречаются, ей не нравились. А Тодороки-сан совершенно не обращал на них внимания. Ответил, что его не волнуют сомнительные россказни сомнительных личностей. Яойрозу еще раз мысленно поразилась его выдержке. Ей самой уже хотелось приложить Минету чем-нибудь тяжелым за все его выходки. Останавливало то, что от заместителя старосты насилие над одноклассником будет выглядеть дурным примером. *** Мирио вперил бессмысленный взгляд в идеально белый потолок. Он только что очнулся, и понимание навалилось секундой позже удушающей ношей. Его наставник, сэр Ночноглаз, мертв. Операция по спасению Эри провалилась. А он… Он лишился причуды. В голове было пусто, как и в душе. Теперь он знал, как ощущается выжженная пустыня. Палящий жар вины в груди, никакой надежды на многие километры вокруг, бесконечное скитание в одиночестве. Мирио чувствовал себя тем путником, отбившимся от товарищей, обреченным на смерть. Все еще жив, все еще двигается, но не видит в этом смысла. Он ведь даже не попрощался с сэром Ночноглазом. Ему передали, пряча глаза, что прежде неизвестный член Лиги Злодеев одной атакой расщепил тело его наставника. И оторвал Чисаки половину тела. А перед этим забрал Эри и после победы над главой Восьми Заветов растворился в коридорах подземной базы. Дал маленькой девочке надежду на спасение, но не смог спасти. Вырвал из лап одного монстра и практически собственноручно передал другому. Другому… Что-то крутилось в голове насчет этого, и Мирио ухватился за мысль, как утопающий за соломинку. Лишь бы не думать о смерти сэра Ночноглаза, не загонять себя еще дальше в клетку отчаяния. Не обращая внимания на текущие из глаз слезы, напряг память, полностью уходя в себя. Было же что-то… Вот! Он вспомнил! Когда они с Эри пытались уйти как можно дальше от Чисаки, Мирио был на грани потери сознания и очень плохо соображал, что происходит вокруг. Его то накрывал туман небытия, то разум на время снова прояснялся. Крепко зажмурившись, отыскал в памяти нужный фрагмент. Битва… лицо Эри-чан… Шаги через силу и упорная борьба с собственным телом… Недолгая потеря сознания... Болезненная тряска на чьем-то плече… Точно, его кто-то отнес подальше от места битвы! Но внешность наотрез отказалась всплывать в воспоминаниях, только черная спина, светлые волосы и мужской спокойный голос: — Прости, ребенок, немного потрясло. Уверен, тебя скоро найдут и окажут необходимую помощь. Мирио был уверен, что голос принадлежал тому же человеку, что забрал Эри и убил… Убил сэра Ночноглаза и Чисаки. По телу пробежала крупная дрожь. Он непроизвольно сжал кулаки, комкая больничное одеяло. Не думать об этом не получалось. Он плакал впервые со времен детского сада. Слезы лились из глаз против его воли, на лице не было ни намека на улыбку, за которую его к себе взял наставник. Уронив голову на сложенные на коленях руки, попытался спрятаться сам от себя. — П-простите, сэр Ночноглаз, простите! Я… Я еще обязательно улыбнусь… Обязательно. Н-но пока позвольте проститься с вами хотя бы так. Я-я не сдамся, в-все равно буду искать способ стать г-героем! Н-но чуть позже. После отчаянного шепота на грани слышимости стало чуть легче. Он все еще не один. Сэр Ночноглаз не хотел бы видеть его таким. Мирио будет думать, что наставник отныне наблюдает за ним с небес. И с Эри-чан… еще ничего не кончено. Восемь Заветов перестали существовать, а Лигу Злодеев преследуют по пятам. Может, его воспоминания чем-нибудь помогут полиции. Герои не отказываются от своих слов. Он упал, чуть не разбившись в дребезги, получил страшные раны, но он не сдастся. Не за это ли качество его взял к себе сэр Ночноглаз? Кем он будет, если отступится от самого себя в критический момент? Может, он и потерял причуду, но его навыки, опыт, натренированное тело все еще с ним. Он будет искать, пока не найдет способ вернуть причуду или стать героем без нее. Но… все его волнения так или иначе были связаны с тем новым сильным злодеем. Он вызывал у Мирио смешанные чувства. Он без колебаний убил сэра Ночноглаза и забрал Эри-чан. Но он также убил Чисаки. На совещаниях упоминали, что Лига Злодеев и Восемь Заветов в неладах друг с другом, так что неизвестный мог мстить главе якудза из-за личных счетов… Но тогда ему совершенно не было нужды спасать Мирио. Наоборот, зачем ему оставлять в живых возможного свидетеля… Вариантов было не так много: либо злодей настолько глуп, либо настолько уверен в своих силах и не боится преследования, либо… он не совсем злодей. Тогата прикрыл глаза, собираясь с мыслями. Он не мог судить беспристрастно того, кто был виновен в смерти наставника, но что, если… Если сэр Ночноглаз уже был… был мертв к тому моменту? Мирио пересказали весьма расплывчатый рассказ Мидории, и кохай явно не был в адекватном состоянии. Сотриголову тоже не убили, хотя у Лиги Злодеев была прекрасная возможность… Это все требовало вдумчивого анализа, который Мирио отложил на потом. Пока что об этом было слишком тяжело думать. Но оставалась слабая надежда, что человек, убивший Чисаки, но спасший начинающего героя, будет обходиться с Эри-чан лучше, чем Восстановитель. Мирио и оставалось только, что надеяться. — Мирио! — Тогата! В палату ворвались взмыленные друзья. Хадо-сан и Тамаки искренне за него волновались. — Я в порядке! Все… в порядке. Перебинтованный Тамаки, знающий его с детства, смотрел с заметным беспокойством в глазах, но переспрашивать не стал. Хадо-сан пересказывала последние новости, заполняя тишину уютной болтовней. Раньше их не пускали к Мирио, потому что лечили самих. Ну, и опрашивали тоже. Когда Мирио осторожно спросил, как поживают остальные участники операции, Хадо-сан немного замялась, но все же ответила: — Все стажеры в порядке, их жизни ничего не угрожает. Тсую-чан и Урараку-чан уже выписали, Киришима-кун еще в больнице, но Исцеляющая девочка привела его в порядок. Но… Понимаешь-понимаешь, Мидория Изуку… Он видел… Ну, видел смерть Ночноглаза-сана своими глазами… и он тоже еще в больнице, но ходит мрачный, с мешками под глазами, не спит, не ест совсем. Поговоришь с ним, Тогата? Как Мирио и опасался, кохай мог натворить дел, о которых потом пожалеет, в таком состоянии. Если он может помочь, естественно, он поможет. Парень вздохнул и попытался выдавить из себя улыбку. Тамаки смерил его грустным понимающим взглядом и перед уходом тихонько прошептал: — Не мучай себя, Мирио. Мы будем ждать твоего возвращения. А пока отдохни немного. Даже Солнце порой закрывают темные тучи. Но оно все равно остается на небе. На этот раз слабая улыбка вышла вполне искренней. А Мидорию стоило найти прямо сейчас. Кохай, едва завидев его на пороге своей палаты, вздрогнул и опустил глаза в пол. Хадо-сан, похоже, приуменьшила, когда говорила о его внешнем виде. Кроме черных мешков под глазами и болезненной худобы, Мирио заметил плескавшуюся в глазах безнадежность и гнетущую атмосферу в палате. — Мидория-кун. Он не шелохнулся. — Как себя чувствуешь? — С-спасибо, нормально, Тогата-сэмпай. Мирио вздохнул. Явно врет. Он лучше других понимал чувства кохая. Именно поэтому он должен растормошить его. — Мидория… Нет, Деку-кун. Ты же винишь себя в смерти сэра Ночноглаза? Что был недостаточно сильным, недостаточно быстрым, недостаточно умелым? Он длинно всхлипнул, вскинулся и выложил наболевшее, как на духу. Правда, Мирио не понял, что подразумевал кохай под «наследием Всемогущего» и «передачей этой силы более достойному», но Мидория недвусмысленно взвалил на себя всю вину по провалу операции и смерти наставника. — Тогата-сэмпай, я же… Я же тогда только о мести мог думать. Забыл про Эри, про тебя, про других героев… Айзава-сэнсэй уже отругал меня, но я до сих пор… До сих пор не могу избавиться от жажды мести. Сам говорил Ииде-куну и Тодороки-куну, что нельзя жить прошлым, что настоящие герои всегда идут вперед… А сам не могу, просто не могу. Если бы не Айзава-сэнсэй, я бы… Я бы… Мидория всхлипнул и сжал перебинтованные руки в кулаки. Его била крупная дрожь, кохай, похоже, намного острее переживал произошедшее. Вдруг он резко застыл. Руки опустились безвольными плетями на колени. Срывающийся шепот заполнил помещение. — Я бы его убил. Самое страшное — я искренне этого желал. И до сих пор желаю. Я знаю, знаю, что герои не могут вершить самосуд. Тот… человек предупредил прежде, чем запустил луч. Но и не подумал о сэре Ночноглазе, который был ранен и не мог уйти с линии атаки. Я… его ненавижу, сейчас даже сильнее, чем Всех за Одного, но одновременно с этим понимаю, что могу… судить слишком быстро. Ч-что мне делать, сэмпай? Я уже не могу н-называться героем. Мидория излагал свои мысли сумбурно, в перерывах между всхлипами. Мирио стало не до своих переживаний. Сначала он должен был успокоить и поддержать кохая. — Деку-кун, герои — тоже люди. Они тоже ненавидят и испытывают обычные человеческие эмоции. Более того, они перестали быть бы героями, если бы утратили способность чувствовать. Ведь героями их делает не эталонное следование идеалу, а постоянное стремление к нему. Даже если упал, оступился, просто найди силы, чтобы подняться вновь. Мирио устремил взгляд в окно. Где-то за горизонтом города разгорался алый закат, он мог видеть только его отголоски. Да, все просто. Если упал — поднимись. Именно это делает из них героев. — С-спасибо, Тогата-сэмпай. Я… Мне… надо подумать. Мне жаль, что так получилось с твоей причудой. — Даже не думай, Деку-кун. Я собираюсь вернуть себе имя Румиллиона. Ведь герои всегда держат слово, помнишь? А до этого момента прошу, улыбайся за меня тем, кого мы пообещали защищать. На город опускались сумерки, а они просто сидели в тишине. Мидория продолжал беззвучно всхлипывать, выплеснув на сэмпая свои страхи и тревоги, а Мирио пристально смотрел в окно, слегка отстранившись от реальности. Им обоим нужны время и поддержка друзей, чтобы оправиться от первой серьезной потери в их геройской жизни. А потом они обязательно поднимутся во весь рост и с широкой улыбкой пойдут дальше. Обязательно.