***
— Не жилец вернулся! — кричат Крысы наперебой, когда он открывает дверь. Смерть смотрит на состайников через зелёные стёкла очков и обворожительно скалится. Крысы замолкают и смотрят как-то потеряно. Обновлённый Могильником, Смерть вызывает у них недоумение. Леопард вытащил из ушей затычки наушников и с деланным удивлением посмотрел на подопечных. — Что такого могло сдохнуть, что вы наконец заткнулись? Кто-то из Крыс робко сообщает: — Не жилец… Смерть вернулся. Леопард смотрит на Смерть и не видит его. У Смерти, которого он знал, грустные, как у щенка, тёмные глаза в медных ресницах, незаметная улыбка и абсолютно безобидный вид. Только вид, разумеется. Это совсем не похоже на Смерть. Ёжик ржаво-красных волос остался, но глаза, прямиком из старых аниме, скрылись за линзами зелёных очков на пол-лица. Губы красные, влажные, как у вампира, растянуты в улыбке Чеширского кота. — Нет. Не Смерть. — Леопард встал с подоконника, где раскрашивал окна, и встал напротив. Смерть уже был ему до подбородка. — Рыжий. — Рыжий? — переспросил не жилец и растянул губы в улыбке, от которой становилось не по себе. Крысы хором подхватили «Рыжий! Рыжий! Рыжий!» и все внезапно поняли, что с этого самого дня Смерть больше не даст себя колотить.***
— Почему Рыжий? — спросил Рыжий у Леопарда, наблюдая, как тот рисует болванчика с маской. — Рыжий-бесстыжий, — огрызнулся Леопард. Завтра ему снова в Могильник и перед каждым визитом он на взводе. Рыжий, к счастью, не растерял своей проницательности. — Я могу навещать тебя в Могильнике, если хочешь, — оправа очков, слишком большая на щуплом лице, сползла и на Леопарда снова смотрели два невообразимо печальных глаза в медных ресницах. От этого взгляда прошибает током. — Рыжик, что случилось с тобой в Могильнике? Решил сменить имидж? Смерть долго молчал, обдумывая ответ. Леопард ещё не привык к новой кличке, хотя сам дал её. Продолжал называть Смертью, что очень того нервировало. — Просто решил, что хватит с меня быть лапушкой с ангельскими глазками. Надоело быть мальчиком для битья, — наконец ответил Рыжий, поправив очки на переносице. Те начали сползать. — Мог бы ради приличия сказать, чтобы они перестали. Не по дружески как-то. — Если бы я попытался остановить наших, они бы начали думать, что у меня завелись любимчики и стало бы только только хуже. Мог ради приличия врезать, чего ведёшь себя, как Фазан? Бритва то у тебя всегда при себе. — Они боятся меня. Бояться Смерти, — Смерть говорил тихим голосом, смотрел куда-то мимо собеседника и никогда в глаза. До сих пор так делает, разве что стал говорить немного громче. — Но ты же уже не Смерть, — возразил Леопард, обмакнув кисть в чёрную краску и жирными линиями добавил розе стебли. Потом внезапно остановился, кисточка замерла в измалёванной краской руках, капля плюхнулась на джинсы, где и без того было пятен больше, чем на далматинце. Смотрел на незаконченный рисунок. — Как думаешь… можно назвать некоторых людей розами? Я не про «хрупкость и нежность», если что. Рыжий посмотрел на вожака из-под стёкол очков. Он знал, что перед заточением в Могильнике в Леопарде просыпался философ-последний романтик и его пробивало на разговоры. Поэтому приготовился слушать. — Когда роза совсем маленькая, шипов почти не видно и больше похожи на опухоль, — Леопард коснулся грязными пальцами щеки с пятнами родинки. — Но роза растёт, растут и шипы. Нежная фиалка становится роковой дамой, — почему-то внимательно приглядывается к Рыжему, будто видит впервые, и, приняв про себя какое-то решение, добавляет своей розе шипы. — Лео, ты что, влюбился? Чего это тебя на романтику потянуло? — спросил Рыжий и, обняв колени, положил на них подбородок. Леопард взял остатки оранжевой и красной красок. Вылил всё, что осталось от оранжевой, в баночку с красной и размешал, чтобы получился однородный ржаво-красный цвет. У него годовой запас всевозможных цветов, одним можно пожертвовать. — Просто удивляюсь, как быстро летит время. А я решительно не успеваю за событиями. — Ну давай, скажи, какой ты старый, — огрызнулся Рыжий, хмуря брови. — Я здесь дольше тебя торчу, между прочим. — Да я не про это, — Леопард махнул рукой. Стал раскрашивать стебли и шипы, повременив с ржаво-красной краской для лепестков. — Следующим летом выпуск, а я, боюсь, и до зимы не доживу. Состайник смотрит сначала с ужасом. Потом с недоверием. Под конец совсем мрачнеет. Леопарду так и хочется сказать: «Смерть, сделай лицо попроще». Но он сдерживается. — Не смей так говорить, — осипшим голосом предупредил Рыжий и с трудом прочистил горло, сплюнув на пол. — А что толку отмалчиваться? Иногда стоит смотреть фактам в лицо и склоняться перед обстоятельствами, — Леопард вздохнул и порылся в джинсовой куртке, ища сигареты. В итоге ничего не нашёл и, ругнувшись, угрюмо уставился в окно. — Шакал плохо на тебя влияет, — заметил Смерть и, достав пачку сигарет из куртки, вытащил сразу две. Одну протянул Леопарду, а другую закурил сам. Рыжий сидел на подоконнике, Леопард стоял перед почти чистой стеной (всего тридцать надписей, не считая рисунков). Вожак затянулся, отошёл, поправил что-то, добавил ещё немного ржаво-красной краски и стал рассматривать получившуюся картину. Болванчик с маской и роза. — Зачем ты вообще нарисовал эту розу? Болванчик, что, страдает от неразделённой любви и одиночества? — зевнув, немного насмешливо спросил Рыжий. — Потому что роза — это ты, Смерть. — Табаки определённо плохо на тебя влияет… — сполз с подоконника и подошёл к Леопарду. Постоял, посмотрел и заметил: — А что, похоже вышло. Леопард приобнял Рыжего за плечи. Завтра снова в Могильник, ненавистный стерильный Могильник.