***
В холле общежития было пусто, однако из гостиной слышались смех и разговоры. На кухне тоже горел свет, но там было тихо, и Мидория решил занести покупки. За столом сидел Тодороки и что-то читал в телефоне, а перед ним стояла горячая кружка с кофе, от которой медленно поднимался белесый пар. Увидев, что кто-то вошел он заблокировал мобильный и обхватил кружку руками. - Мидория, - приветливо кивнув, он сделал глоток кофе и едва заметно наморщил нос от горечи крепкого напитка, осевшей на языке, но от Изуку все равно не скрылся этот маленький жест. Он попытался сказать что-то, но лишь беззвучно пошевелил губами. Поскребя щеку пальцем, Мидория достал бутылку с молоком из холодильника и поставил ее перед ничего не понимающим Тодороки. Парнишка, улыбаясь, ткнул пальцем сначала на бутылку, а потом на чашку. - У тебя болит горло? – беспокоясь, спросил Шото, когда так и не услышал ни одного слова от Изуку с тех пор как он вошел. - О, Мидория, ты купил пудинг! Я возьму один? На кухню заскочил Каминари, сразу создавая сразу много шума: громко разговаривая, стуча дверцами шкафов и звякая посудой. Он шустро ухватил один пластиковый стаканчик с пудингом, протащив его с противным скребущим звуком по столу, и уже на выходе обернулся с ложкой во рту. - Ты чего молчишь? Мидория хлопнул ртом, как рыба, а потом поднял указательный палец и полез в рюкзак за тетрадью. Открыв ее на чистой странице, он начал быстро что-то писать, периодически останавливаясь и исправляя написанное. Он рассказал о ситуации в магазине, но умолчал про условие, благодаря которому он может вернуть себе голос. Неловко переминаясь с ноги на ногу и не глядя на парней, он повернул тетрадь, чтобы они могли прочитать. - Ты в порядке? Шото поднял взгляд с тетради на Изуку, но тот в ответ пожал плечами, что-то сказав при этом. Понимая, что опять говорит беззвучно, Мидория наклонился над столом и вывел еще несколько слов под написанным. «Я в порядке, просто непривычно». - Ты ходил к Айзаве-сенсею? – задал вопрос Каминари. «Нет, спрошу завтра после урока» Тодороки внимательно смотрел на Мидорию, пытаясь понять не обманывал ли он их, но так и не найдя подвоха в легкой улыбке, вернулся к своей кружке с кофе.***
Занятие тянулось очень медленно. Цементос неторопливо и монотонно что-то рассказывал о западноевропейской литературе, и половина класса клевала носом в тетради, готовая уснуть. Тодороки подпер голову рукой и кинул взгляд за окно. Там ярко светило солнце и лениво плыли облака, теплый ветерок колыхал зеленую листву деревьев, что росли под окнами школы. Юноша перевел взгляд с окна на одноклассников и невольно зацепился за темно-зеленую макушку. Мидория, сидевший чуть впереди, склонился над тетрадью и писал без остановки, едва слышно шурша ручкой по бумаге. На прошлой перемене он поговорил с Айзавой, но тот не смог ему помочь. Сказал лишь, что предупредит других преподавателей о его проблеме. Тодороки смотрел на Мидорию, на то, как лучи солнца отбрасывали блики на его волосы, на кожу шеи, что виднелась тонкой полоской над воротом, когда он наклонялся над тетрадью. Как белая рубашка обтягивала его спину, а короткие рукава не скрывали накаченных рук. В груди разлилось приятное тепло, но кое-что его все же беспокоило – он почти сутки не слышал его голоса. Тишина за завтраком была непривычной, Иида пытался что-то рассказывать, но ни голоса, ни звонкого смеха Мидории в ответ слышно не было. Путь в школу тоже был очень тихим. Изуку не рассказывал об очередных новостных сводках о героях, что смотрел ночи напролет, и не бормотал себе под нос, анализируя техники ведения боя. Он лишь тихо шел рядом и думал о чем-то своем, позволяя Ииде и Урараке уйти вперед. Эта тишина угнетала, давила на барабанные перепонки, хотелось что-нибудь сделать, чтобы развеять ее, разбить в дребезги, но Тодороки просто не знал что. Изуку продолжал молчать, отписываясь короткими фразами в тетрадке или в заметках телефона. На тренировке Мидория был рассеянным. Сначала слишком быстро проиграл Бакуго в спарринге, за что тот долго орал на него и готов был повторно его побить, если бы не вовремя подоспевший Киришима, а после Тодороки случайно приморозил его ботинки к полу, и Изуку был вынужден босиком добираться до парня, потому что его не слышали, чтобы тот вернул ему обувь. В итоге, Айзава посадил Мидорию на скамейку до конца занятия, чтобы он ненароком еще чего не натворил. Тодороки вздохнул и перевел взгляд на свою тетрадь, чертыхаясь, замечая серые линии от карандаша, который до сих пор держал в руке. Когда он уже почти закончил стирать грифель, зазвенел звонок с урока. Одноклассники, минуту назад засыпавшие, зашевелились, зевая и потягиваясь. Украдкой взглянув вперед, Тодороки увидел, как Мидория сначала вытянул руки перед собой, сцепляя пальцы в замок, а потом потянулся вверх. Он был уверен, что если бы тот мог говорить, то сейчас, потянувшись, Изуку издал бы негромкий полувздох-полустон, разминая затекшую спину. Но все, что удалось заметить парню, это как мальчик поднял и опустил плечи, делая глубокий вдох. Когда они пришли на обед, в столовой уже было много народу. Отстояв огромную очередь и взяв подносы с едой, они сели за стол, за которым еще были свободные места, немного теснясь и задевая друг друга локтями. Мидория, оказавшийся в середине, пытался сесть удобней, чтобы никого не беспокоить, но все равно иногда ненароком касался локтя Тодороки. Он чувствовал, как горит кожа в месте соприкосновения, и на мгновение хотел списать это на причуду Шото, но потом опомнился, что сидит от него справа, поэтому это никак не может быть она. Чувствуя предательское покалывание на щеках, он опустил голову, уткнувшись в свою тарелку. Когда они в очередной раз столкнулись руками, Мидория почувствовал, как сердце громко забилось о ребра, а щеки стали медленно покрываться румянцем. Запихав в себя оставшийся рис из чашки и едва не подавившись, Изуку подскочил с места, кивая друзьям и убегая из столовой.***
Из этой ситуации не было выхода. Мидория все занятия обдумывал варианты, но кроме как признаться в своих чувствах, ему больше ничего не приходило в голову. Тодороки никогда не выглядел как тот, кто интересуется романтикой, свиданиями и вообще противоположным полом. Он никогда сам не говорил на эту тему ничего, а если его втягивали в разговор, то он просто отмалчивался или утверждал, что ему это не интересно, поэтому Изуку бережно хранил свою симпатию глубоко внутри, позволяя себе только дружеские жесты. А еще он боялся. Боялся реакции Тодороки на эти его странные чувства. Вдруг он его возненавидит и больше не захочет ни общаться, ни видеть. Вдруг он сочтет его чувства чем-то отвратительным и мерзким. Или… Или… Мидория тряхнул головой, отгоняя мрачные мысли, понимая, что Тодороки ни за что так не поступит, он не такой. Он бы его выслушал без осуждения, они бы вместе обсудили сложившуюся ситуацию и вместе нашли решение. Но липкий страх засел где-то внутри и не хотел отпускать, заставляя Изуку продолжать делать вид, что все хорошо. Ночь прошла беспокойно, ему снились кошмары, в которых он без конца куда-то или от чего-то убегал, поэтому утром он проснулся разбитым. Заходя утром в класс, он думал, что будет самым первым, но, кинув взгляд на задние парты, был удивлен – на своем месте, положив голову на сложенные на парте руки, мирно спал Тодороки. Мидория замер в проходе, пялясь на спящего парня. Его плечи спокойно поднимались на каждом вдохе и плавно опускались на выдохе, двухцветные волосы слегка колыхал ветерок из открытого окна, тонкие губы немного приоткрыты, а темные ресницы слегка подрагивали, словно ему что-то снилось. Мидория присел у его парты на корточки, зацепившись пальцами за самый краешек и положив на них голову. Мальчик пододвинулся ближе, разглядывая прямую линию носа, изгиб не очень полных, но таких притягательных губ, острый подбородок и длинные пальцы с короткими ухоженными ногтями. Между ними был десяток сантиметров, и этот десяток отделял его от признания и от голоса. Пришедшая внезапно решимость заставила Изуку наклониться еще ближе, и когда между ними была уже пара сантиметров, он услышал за дверью шаги и, вздохнув, резко поднялся и убежал к своей парте. В класс зашли Тсую и Урарака, о чем-то разговаривая, а буквально следом, громко споря, пришли Киришима и Бакуго. Тодороки поднял голову, сонно щурясь на шумевших парней, и бегло глянул на место Мидории, удивляясь, что тот уже пришел. Он сидел, склонившись низко над партой, и даже его пышные кудрявые волосы не скрывали покрасневших ушей и шеи над воротом рубашки. Пальцы нервно перебирали страницы тетради и перекладывали ручки на столе. Тодороки хотел бы подойти, успокоить и взбодрить его как-нибудь, да только Мидория, похоже, избегал его. Вчера в общежитии он, едва завидев его, сбежал в свою комнату, откуда не выходил до утра. А утром Тодороки столкнулся с ним на кухне. Изуку кивнул ему и, сполоснув кружку, быстро ушел снова в комнату, оставляя парня одного вариться в своих мыслях и думать, что же происходит.***
На выходных Мидория уехал домой навестить мать. Та, увидев его состояние, конечно, переживала за сына, беспокоилась и волновалась, по сотне раз за день спрашивала его о самочувствии. Изуку в ответ ей показывал листок с надписью, что он в порядке. Но мать есть мать, ее это не убеждало, и она продолжала переживать. Когда Изуку уезжал обратно, Инко чмокнула его в щеку, ласково взъерошив его непослушные волосы, и взяла с него обещание, что он обязательно будет ей писать и звонить. Мидория вышел на улицу, а в его мыслях крутилось, что все-таки не она. Мамин поцелуй не вернул ему голос. А это значит, что поговорить с Тодороки все же придется.***
В гостиной стоял ужасный шум. Кто-то кричал, слышался топот ног, смех. Мидория заглянул за угол и увидел, как Ашидо убегает от Каминари, сжимая в руках какую-то вещь. На полу была рассыпана колода карт, а на журнальном столике стояли куча стаканчиков и бутылки с напитками. На полу хохотали Урарака и Джиро, глядя на догонялки, Тсую сидела на диване рядом с Иидой, который громко говорил и, размахивая руками, повторял правила игры для обиженного Каминари, что продолжал бегать за победившей его Ашидо. В конце концов, Серо обмотал ноги Денки лентой, и тот, вскрикнув, упал на пол, смиряясь с поражением. Чуть дальше в кресле Тодороки безучастно щелкал пультом, переключая каналы на телевизоре. Он не принимал участие в игре, но и не уходил. Помявшись в проходе, Мидория прошел в комнату, помахав ребятам рукой, и подошел к креслу. Бесшумно сглотнув ставшую в раз вязкой слюну, он ткнул в плечо Тодороки пальцем, привлекая его внимание. - Мидория? – Шото поднял взгляд и увидел, как Изуку что-то набирает на телефоне. Когда он повернул мобильный, там была всего одна фраза. «Мы можем поговорить?» - Конечно, - Тодороки выпрямился в кресле, согласно кивая, но Мидория подцепил пальцами его рукав и легонько дернул, кивая на дверь. Они вышли на улицу и сели на крыльцо. Было уже прохладно, небо окрасили цвета позднего заката, и то тут, то там уже появлялись первые звездочки. Мидория тут же напечатал в телефоне еще одну фразу, а потом достал тетрадь. «Это очень важно, я хочу, чтобы ты меня выслушал» Изуку писал много, из-за волнения руки вспотели, и ручка так и норовила выскользнуть из влажных пальцев и укатиться куда-нибудь в траву у ступенек. Руки тряслись, и почерк стал еще более корявым, чем обычно. Закончив писать, он дал тетрадь Тодороки, а сам отвернулся чуть в сторону, теребя пальцы. В свете фонарей его лицо становилось все более красным, почти скрывая веснушки на щеках, а на лбу появились мелкие капельки пота. Шото немного сдвинулся, зашуршав одеждой, и Изуку вздрогнул, зажав влажные ладони между сведенных вместе колен. Тодороки читал его откровения и в его груди снова затеплился тот самый огонек. Мидория снова написал о том случае в магазине, когда он потерял голос, но в этот раз он добавил условия для его возврата. А ниже написал заветные слова признания. А еще он извинялся, что убегал. Писал, что боялся сам себя, что сделает что-нибудь, о чем будет жалеть. Но в итоге, избегая Тодороки и обрекая его на одиночество, он понял, что уже сотворил что-то ужасное. Шото поднял взгляд на мальчика, что сейчас смущенно смотрел на него, поджимая губы. - Спасибо, что рассказал, - почти шепотом произнес Тодороки, склоняясь к мальчику. Изуку вздрогнул, когда его обняли крепкие руки, а чужая голова легла приятной тяжестью на плечо. Если бы он мог говорить, он бы еще и пискнул. Но он лишь приоткрыл в удивлении рот, неуверенно обнимая дрожащими руками в ответ. - Не оставляй меня больше, - все также тихо и куда-то в шею произнес Шото. – Я не знаю, любовь ли это, потому что никогда никого не любил, но ты мне нравишься больше чем друг. Изуку поднял руки и обхватил его щеки, отодвигая его лицо со своего плеча. Поймав взгляд разноцветных глаз, он приблизился к нему, почти касаясь носами. Тодороки, поняв, чего хочет Мидория, сам сократил оставшееся расстояние, оставляя легкий поцелуй на его губах. Изуку захрипел, шумно вздыхая и кашляя. - Тодороки-кун! – Тот самый голос, звонкий и такой родной, сейчас был немного хриплым. – Тодороки-кун! Я люблю тебя, Тодороки-кун! Глаза Мидории странно заблестели, и Тодороки понял, что тот сейчас расплачется. Несколько дней проведенных в тишине без голоса и звуков дали о себе знать, и на веснушчатых щеках появились мокрые дорожки. Изуку поднял руки к лицу, собираясь вытереть слезы, но тут же был зажат в теплых и надежных объятиях, дарящих спокойствие и защищенность. - Тодороки-кун! – успокоившись, Мидория так и продолжал сидеть, прижавшись к парню, - Я, правда, тебя очень люблю. - Я… - Можешь не говорить сейчас ничего. Мне достаточно пока этого. Мы вместе выясним, что значит любовь. Когда ты будешь готов, я тебя выслушаю. Обещаю. - Спасибо, Изуку.