le destin

у ци жуна все тело в ссадинах, душа — в терзаньях; отец разбил тело — лицо, душу, мечты — на осколки, только подобрать невозможно. стягивает — собачий — поводок на шее и тянет, тянет, тянет к себе, держа близко, близко, близко. возьми внимание на себя, иначе маме будет больно. раны зудят, но язык не выворачивается даже болезненно пискнуть для радости этого монстра. подобно животному рычит — злит, раздражает, издевается — бесит своим непослушанием; ярость отца — настоящий огонь — обжигает; сжигает подобно пожару фаланги, пальцы, кисти, до болезненной ломки костей, до выходящей наружу крови в глотке, до выжженной плоти, а он в ответ кричит до сорванного голоса, лишь бы матушка была в порядке. таковы реалии, скрытое четырьмя стенами от расписной жизни небожителей и королевского дворца. под замком, называемый бедностью, жестокостью, и настоящей человеческой жизнью. матушка уже давно не поёт колыбельные [она сорвала голос от плача], теряет сознание от боли, но никогда не просит помощи, только в душе срывается на протяжный крик. её вид одинаков: на устах — молитвы, на щеках — слёзы. все меняется в мгновение — в один удар, в одно падение, в одну смерть. дворец сошёл с небесных чертог. мама раньше была уставшей, едва на ногах стоявшей, но она улыбалась, объясняла [когда-то] — там хорошо, милый, там тебя никто не тронет, всё будет хорошо, хорошо, хорошо. только подожди, прошу, дождись, жди, жди, жди. ты выйдешь из адского дома. вытри слёзы, милый, ты больше не будешь в грязи. вытри слёзы, милый, разорви короткий поводок на шее, сожги его вместе с прахом воспоминаний о прошлом, сожги его вместе с силуэтом родного отца [он въелся в костный мозг, чудится в каждой тени]. плюнь в их могилу, стопчи землю, разбей надгробные камни. кажется сами небожители с неба спустились показать непутёвому ребёнку светлое будущее. смотри, смотри, смотри, тут отца нет. живи и радуйся. поблагодари же в молитве наш благосклонный дар, оставь плохое в прошлом. и хорошее тоже — ведь здесь нет и матери. тогда к черту такой дар, забравший единственную, которой он не был безразличен, взамен на свою смерть скрасившую его жизнь? ци жун едва стоит на ногах от голода, но вытягивается по струнке, лишь только он видит его. настоящая безупречность, с картины сошедшая — двоюродный брат, само божество во плоти. ци жун улыбается, ему [кажется] улыбнулись в ответ. ци жун тянется пальцами к наследному принцу, но не смеет прикасаться, ведь его брат чистый как самый настоящий жемчуг. сияет на солнце, восхваляемый всеми — совершенство. посмотрите, смотрите, узрите все — единственный настоящий бог, запомните его вовеки, высеките себе в сердце его имя и падите ниц. настоящий бог и его главный верующий. царственный — любимый — брат затмил солнце [звезды и боги затухли сами]; его амбиции совершенны, а действия утончённы, ци жун никогда не видел таких идеальных людей. потому что других — таких же, как Его Высочество Наследный Принц СяньЛэ — нет. у Се Ляня кожа молочно-белая, нежная, противопоставленная чужим едва заживающим гематомам и ссадинам. ци жун никогда не чувствовал призрачных прикосновений к себе для ласки, помимо рук его матери [только разгорячённые выступы пястных костей, вбивающие кожу в плоть]; но двоюродный брат заботливо укутывает — как одеялом — своим вниманием, спасает от мерзкого смеха других детей. застигнутый врасплох почестями Наследного Принца, дайте только провести с ним немного времени — он готов возводить день в праздник. считает на пальцах секунды до момента следующей встречи, радуется, когда на горизонте, среди разных сортов отребья, вновь сияет его двоюродный брат. к остальным ци жун грубый и невоспитанный; рычит — как собака — дай только повод, возводит себя в абсолют, готовый ступать по головам, что там — трупам. все знают, что царственный брат этого выродка — единственный бог [сам небосвод со всеми яркими звёздами]. единицы догадываются о его нездоровом обожании к наследному принцу, почти никто — симпатии. только дайте — просит — ему прикоснуться к чужим рукам, да позвольте защитить, как защитили его, этого будет достаточно. сегодня ци жун видит наследного принца в саду; среди разного рода цветов [честное слово, плевать на названия], как божество, как великолепная статуя неизвестного авторства, как невероятная картина великого художника, на которую хочется лишь смотреть, смотреть, смотреть. непривычная робость сковывает тело; ци жун млеет, не двигается, боится спугнуть, следит в стороне. не позволяет себе ни шагу, только молчаливо рассматривает чужую фигуру — смотрит, запоминает, восхищается. замечает чужой взгляд в свою сторону, чужую улыбку, приглашение подойти — подходит. садится поближе, но не намного, в ожидании чего-то затаивает дыхание. его царственный брат подобен самой красивой бабочке, порхающей вокруг, но не рядом; никогда не коснется кожи; улетит вдаль, только протяни руку; лёгкая, танцует по неизвестной траектории, невидимыми узорами одаривая. всегда близко и всегда далеко. ци жуну кажется, что рядом его матушка; она устало улыбается родному сыну, гладит по волосам, напевает ненавязчивую мелодию, с колыбелью схожая; ребёнок закрывает глаза, тянется ближе, головой ложится на девичьи колени, в поисках недостающего тепла. женщина едва-едва мычит [от боли гематом], но продолжает. от голода сковывает тело. от боли хочется рвать глотку — терпеть невозможно. единственный приятный день [до мерзкого вечера]. на щеках слёзы — обиды, разочарование, несправедливость. ци жун молчит, не требует лишнего, пока не чувствует руки на своей голове — заботу, поддержку, ласку. в неверии пытается рассмотреть нежное лицо царственного брата, но подозрений [об этом странном сне, нет, мечте] не высказывает, позволяет себя коснуться. весь дрожит под гнётом воспоминаний, чувствует только, как наследный принц тихо выдыхает скопившийся углекислый газ — злобу, боль, раздражение — пытается успокоить, как может. ‘я…’ ‘ничего страшного’ ци жун бессильно сжимает и разжимает ладони, шмыгает носом, плачет бесшумно — боится раскрыть свою слабость. за старыми ранами — закопанными обидами — восхищение. выдержке, заботе, терпению. хочется равняться. быть таким же. стоять не позади, глядя на спину — рядом. но… кто же тогда защитит этого бога от проходящего мимо мусора? кто будет готов сломать кости в драке, доказывая его непорочность? кто будет готов погрязнуть в грязи, чтобы Божество всегда было на свету? он уже понял — в мире нет места добру, состраданию, благу; они не сберегли его матушку [разве она заслужила?], и не спасут вновь. отец вбил в него понятие жестокости, ци жун воспользуется наставлением; не смоет пороки, в душу запавшие, текущие в плоти, крови, костях, погрязнет в грязи, грехах, чужой ненависти — за своё рождение, за материнскую смерть, за свою [нездоровую] любовь симпатию. такова неблагосклонная судьба, которую требуется принять и соответствовать. но сейчас только хочется чувствовать тёплые пальцы, перебирающие пряди волос, и приятный шёпот.