Идеальный мир Аканиши Джина

Холодный ночной дождь тихо стучал по окнам квартиры Каме, гармонично и почти незаметно вплетаясь шелестом в негромкие звуки струнной гитары и саксофона, льющиеся из стереосистемы. Приглушенный свет лампы у прикроватного столика мягко освещал часть комнаты, позволяя углам тонуть в теплом бархатном полумраке. Где-то за пределами этого светлого пространства - то ли в гостиной, то ли в кухне - иногда слышалось фырканье и звуки возни: Пин, Ран и Джелли явно бодрствовали, занимаясь какими-то своими собачьими делами. И этот негромкий шум тоже был хорош, как ещё одна дорогая сердцу нота в мелодии домашнего уюта его идеального мира. Пол цвета темного шоколада, покуда мог дотянуться взгляд, был завален вещами - одеждой, пакетами, обувью. В центре хаоса огромный полуразобранный чемодан. Кто придумал, что Каменаши Казуя ненавидит любой, даже самый незначительный, беспорядок? Наверное тот, кто никогда не делил с ним эту, особенную часть его жизни, где уютный золотистый абажур и старые, немного стоптанные на один бок мягкие тапочки ждут хозяина на коврике у кровати, где полка в гостиной уже ломится от огромной горы дисков с детскими мультфильмами, а в стаканчике в ванной всегда красуется несколько зубных щеток, потому что Казу постоянно забывает избавиться от тех, что уже пришли в негодность. И это все тоже части его идеального мира. Маленькие кирпичики, составляющие прочный фундамент его жизненного счастья. Миллион мелочей, звучащие совершенно уникально и неповторимо, но в унисон рождающие то самое особое чувство, обжигающей дрожью пробегающее по его спине каждый раз когда он возвращается Домой. Чувство, стальными тисками сжимающее его сердце каждый раз когда теплый взгляд Казуи на доли секунды ловит его в свой плен, и мягко ускользает, милостиво позволяя сделать так необходимый для жизни вдох. Это сложно выразить словами, как бы долго и аккуратно он не пытался подобрать их - тщетная попытка измерить буквами нежность, любовь и желание. В его идеальном мире не нужны слова. Там умеют читать мысли и эмоции по прихотливому изгибу бровей и губ. Там умеют признаваться в любви и обещать вечную верность легким прикосновением пальцев к руке того, ради кого бьется сердце. Там умеют дышать одним дыханием на двоих и, сохраняя величайшую из тайн, когда-либо связывающую два человеческих сердца, бережно хранят от чужих жадных глаз свою маленькую вселенную. Это все его идеальный мир. Тихий вздох прерывает его неспешные мысли, когда, задремавший было Казу меняет позу, поудобнее устраиваясь на его груди и утыкаясь носом куда-то в ключицы. Ну да. Ещё одно правило его идеального мира - Каменаши Казуе можно абсолютно все, даже если это касается его чересчур чувствительных ключиц. Но это совсем неплохо и очень правильно. Ведь для него самого в этом мире тоже не существует запретов - даже в том случае, если речь заходит о непереносящих щекотку розовых пяточках Казуи и того самого нежного места на его шее, от прикосновения к которому Каме весь покрывается мурашками и смешно морщит нос. Тихо улыбнувшись милым воспоминаниям, он аккуратно обнимает спящего Казую и перекладывает его на подушку, осторожно устраиваясь рядом, чтобы случайно не растревожить покой чуткого супруга. Золотисто-персиковый свет, разлитый по комнате, окрасил его драгоценного белоснежку в ярко-выраженный yellow-golg оттенок, оттенив губы нежным розово-коралловым цветом. Слегка припухшие, утомленные веки с едва заметной сеточкой сосудов слегка подрагивают во сне. Темные пряди отросших волос разметались по подушке мягкой душистой волной, и только один, самый упрямый локон, почти закручиваясь в пружинку, падает на висок. Он просто не может утерпеть и, мягко отодвигая его, касается невесомым поцелуем голубой жилки, что беспокойно бьется под нежной кожей, отсчитывая пульс Каме. Мимолетный контакт - ровно три секунды. Ровно три удара. Ка-зу-я. Вот он - главный хронометр его жизни. Когда-то давно он нашел его, впервые прижав к себе маленького костлявого Каменаши и почувствовав сквозь тонкую ткань футболки, как стучит его сердце. С тех самых пор он не может расстаться с этим ритмом. Он подчиняет ему свою жизнь, он подстраивает под него свой шаг, он пишет под него свои песни... Он дышит в такт этим ударам. И он совершенно точно знает, что никогда не сможет сбиться с этого особенного ритма, потому что в тот миг много-много лет назад с ним случилось настоящее чудо. Его собственное сердце, всю жизнь размеренно и спокойно стучащее в груди, вдруг остановилось. Замерло на целую минуту, затихло, буд-то враз разучившись, забыв как это - стучать. Казалось, что оно просто умерло. Он боялся вдохнуть тогда, боялся пошевелиться, лишь судорожно сжимал худое горячее тело в объятьях и жадно ловил ритм, биением отдававшийся в его грудной клетке. Он впитывал его в себя всем своим существом, и постепенно, сначала медленно, но все быстрей и быстрей, его собственное сердце стало отвечать. Оно забилось с новой силой и с каким-то особенным восторгом, радостно вторя сердцу Каменаши каждым ударом. И этот момент стал настоящим откровением для его юной души. Огромное сияющее чувство, никогда не испытываемое им прежде - когда радость и счастье - концентрированные, обжигающие, кружащие голову, струятся по венам вместо крови и невозможно дышать, и невозможно не улыбаться, и ни за что на свете невозможно оторвать себя от этого маленького смущающегося ангела в твоих руках. А он лишь краснеет и тихо вздыхает, и не нужно слов, чтобы понимать - это согласие. Самое сладкое на свете согласие - абсолютное и несомненное. Нежность воспоминаний накрывает его подобно цунами, болезненным спазмом сжимая горло и оседая в груди терпким пурпурным осадком. Казуя... Его Казуя... Избранный сердцем и подаренный судьбой. Сколько бы лет ни прошло, сколько бы испытаний им вместе не пришлось пережить, сколько ролей и масок перемерить, лишь это остается неизменным - здесь, в центре его идеального мира нет места для других, как никогда не было и никогда уже не будет. Здесь есть только он и его единственная любовь, только тепло и уют домашнего очага, только забота и вечные узы, невидимой алой лентой связавшие его с самым потрясающим человеком на свете. Он тихо и счастливо улыбается, снова касаясь легчайшим из поцелуев нежных губ Казуи, выключает стереосистему, дотянувшись до пульта и, слегка развернувшись, щелкает выключателем лампы. В ту же секунду в комнате наступает ночь, разливаясь в воздухе прозрачной, сонной мглой. Особенной, как и все вокруг. Она полна необыкновенной безмятежностью и тишиной, она согрета теплом тела спящего Каме и едва заметно дышит в такт их общего, одного на двоих сердцебиения. Он расслабленно потягивается и привычно обнимает Казую, буквально обернув его собой, мягко переплетая их руки и ноги, уткнувшись носом в мягкие прядки за его ухом. Вот так. Все правильно, как и должно быть. Он постепенно засыпает, незаметно для себя проваливаясь в мир своих сновидений. А огромная вселенная вокруг них затихает, плавно останавливая вращение своих галактик и, чутко замерев, неотрывно следит за неспешной сменой цифр на электронных часах. И лишь холодный ночной дождь продолжает робко скрестись по оконному стеклу, надеясь на то, что может быть его услышат и впустят внутрь, и тогда он сможет, наконец, согреться в этом прекрасном и чудесном месте - идеальном мире Аканиши Джина.