Скука

Порой одиночество дарует нам покой и внутренние силы, но иногда оно начинает отдавать пресным привкусом скуки. А скука - это страшно. Трейси семнадцать, за окном лето, брат на практике, родители снова начали с магглавского кино, а отозвались через три дня откуда-то из Австралии, а Трейси скучно, ужасно скучно. Ей семнадцать и запрет на колдовство уже давно так не действует. Ну, относительно давно - у нее летом время всегда тянется ужасно медленно. Толстой скучный, нудный и еще более вгоняющий в скуку и апатию, которая, казалось бы, окутала Дэвис плотным коконом с ног до головы. Руки резать неотчего, и от этого еще более тошно. Хоть какое-нибудь бы эмоциональное потрясение - подружка новая там у братца, которую надо изжить, или Паркинсон, которая задолбала нытьем о Мафлое. Но у Роджера практика, и даже если у него и есть подружка, то своей младшей сестренке он ее показывать не спешит - от греха подальше. А Пэнси уже как полгода о Малфое не заикается, и вообще, ходит вся бледная, забитая, без привычной спеси и даже практически не язвит. И как-то срываться на ней уже неудобно, хочется только сесть рядом и протянуть сигареты. И ведь та закурит поди, чистокровная гадина. Но чистокровной гадины, именуемой вроде как лучшей подругой Дэвис, даже в таком состоянии рядом нет. И в ближайшее время не предвидится - негоже таким персонам да в такое время светиться в маггловской части Лондона. Плеер с диском валяется где-то под кроватью, а из наушников доносится приглушенная музыка. Трейси не может понять, какая именно песня играет, а строки перед глазами плывут. Нет, у нее не кружится голова, и даже если кружится, то лишь оттого, что Трейси совершенно ничего не хочется. Ей скучно, на часах всего четыре по полудню, солнце печет ужасно, так несвойственно для дождливого Лондона, что Трейси пересиливает себя и, буквально отрывая себя от дивана, встает и зашторивает окно. Но легче не становится - духота никуда не исчезла, а с темнотой начала давить только сильнее. Скуке сложно дать определение. Наверное, самым точным, не определением - сравнением, была бы "пустота". В которую падаешь, без конца, а она и не думает кончаться. Бесконечное пространство, в котором нет ничего - ни чувств, ни эмоций - только бесконечность. Скука давит, скука душит. Скука-сука. В пустоте нет воздуха, в пустоте умирают. Душно, ей очень душно, а комната наполнена красным приглушенным цветом, в который ее окрасили подсвеченные палящим солнцем бордовые шторы. Трейси откидывается на спину и чуть жмурится от легкого, но все же удовольствия - пол прохладный. Она прикрывает глаза и начинает тихонько водить рукой по полу, пока не натыкается на что-то длинное и тонкое. И тоже прохладное. Она сжимает палочку в ладони и... тут же возникает мысль: внезапная, острая и такая явная в абсолютно пустой от чего-либо голове: ей семнадцать. Палочка, хлопок - она трансгрессировала. Хорошо, что не расщепило, а куда - уже вопрос иной. Трейси чуть удивленно оглядывается по сторонам: лес, глушь, тишь, где-то высоко, в ветвях деревьев, слышится птичье пение. А главное - ей наконец-то легко дышится и что-то еле уловимое скользит по обнаженным рукам. Кажется, это дует легкий прохладный ветер, а, быть может, кокон рвется и шелковые нити спадают вниз. Но этого ей недостаточно, совсем недостаточно. Трейси зажмуривается и тут же, резко повернувшись вокруг себя, трансгрессирует. Она не думает о том, куда ей нужно попасть, не пытается сосредоточиться на определенном месте, у нее в голове маячит лишь одна мысль - нужно развеять скуку. Чувство, что в животе завязали узел исчезает так же резко, как появляется, а Трейси уже стоит совершенно в ином месте. И снова цела-невредима. И ощущение риска только подогревает ее, оживляет в каком-то смысле. А вокруг - карнавал. Люди в нелепых костюмах, будто волшебники, пытающиеся не выделяться в маггловском мире. Кто-то дергает Трейси за руку и тянет в круг. А люди танцуют, люди поют, и ей еще немного легче дышать. Но и от этого начинает кружиться голова, и спустя полчаса бесноватых плясок, Трейси трансгрессирует в третий раз. Ей не хочется задерживаться где-то больше чем на час. Ей хочется больше увидеть, почувствовать, испытать. Больше, глубже, сильнее. Разорвать кокон до конца. Ей жутко обидно, что она не может очутиться сейчас в другом полушарии. Она бы хотела побывать на краю света. Да-да, Трейси прекрасно знает, что магглами доказано, что Земля - круглая, и никаких краев у нее в принципе быть не может, но ведь она-то волшебница, полукровная, но волшебница. Не маггла. Поэтому она точно знает, что этот край - он есть, пусть и попасть туда непросто. А еще этот край есть в каждом из нас, острая грань нашей собственной вселенной, которую нужно только суметь увидеть. В жизни Трейси этого острого хватает с головой - все начинается страницами книг, а заканчивается лезвиями. И повороты в ее жизни тоже резкие, острые и режущие. Но она не жалуется, жалуется она только на скуку, а вот без порезов - просто не может. Край - в ней самой, но он все никак не желает показаться полностью и миражем маячит где-то вдалеке. Трейси кажется, что она его достигла, наконец-то, такого желанного, но шаг, в попытке вступить на острие, и дымка развеивается. А нити до сих пор не распутаны до конца. И пока Трейси пытается выжать все из яркой подложки: она стоит на высоком утесе, на самом краю, раскинув руки в стороны и откинув голову назад. Ей не надо кричать: кричат чайки. Громко, жалобно, пронзительно. Они кричат за нее. Трейси совсем не боится упасть. Наверное, она даже этого хочет. Чтобы ближе к краю. Она ничего не боится, совсем ничего. И она докажет это: всем и себе. Трейси делает шаг вперед, где заканчивается земля, переносит вес на ногу, висящую в воздухе, и за секунду до того, как полететь вниз, прямо в океан, исчезает с хлопком. Почувствовав под ногами почву, она заливается смехом. Ей хорошо, как же ей хорошо. А рядом какой-то уютный бар. Солнце уже давно не в зените и теперь без бордовых штор окрашивает уже не комнату, а весь расстилающийся перед взором вид в кровавые тона. Трейси это даже кажется немного символичным, но она тут же скептически хмыкает. Сливочное пиво вкусное, прохладное, а в помещении пахнет деревом и мятой. Трейси сидит за стойкой и с довольной, кошачьей улыбкой перебирает какие-то побрякушки. Это - ее улов за сегодня. Не то чтобы они ей особо нужны, но - хочется неимоверно. Именно стащить. Не может она себя от этого удержать. Да и зачем? За окном уже совсем темно и Трейси одергивает себя: пора. Одна из побрякушек остается сиротливо лежать на барной стойке в качестве оплаты, а сама Трейси, зайдя в туалет, поскорее трансгрессирует. Пока хозяин заведения не опомнился. Вещица-то недурная, но кто знает, что ему приходится по вкусу, а что нет. Этот переулок, в котором она оказывается в этот раз, кажется, гораздо хуже Лютного. В Лютный они с ребятами год назад заглядывали. Она, конечно, полукровка с дурным характером, но компания - есть компания, да и привычно уже. Срослось так, знаете, что вырезать не хочется. Шрамами не отделаешься, как на руках, пустоту заполнять чем-то надо, потому что она сама по себе гадкая. А заполнять нечем. В Лютном им было весело, именно весело. Страшно немного, но только до степени легкого, необходимого адреналина. А здесь - жутковато. Кровь внутри не кипит, сердце не бьется быстрее - наоборот, кажется, кровь в жилах застывает, а удары становятся все реже. Наверное, так выглядит настоящий Край: он завораживает и обволакивает вместо кокона, который, должно быть, наконец-то скинут. Но снова мираж развеивается, откуда-то из-за угла летит заклинание, и механизм запускается вновь. Может быть, суть ее существования не в том, чтобы края достигнуть, а чтобы этот Край искать? И каждый, абсолютно каждый раз находить. Ничто не вечно, все уходит, уступая место чему-то новому, и жизнь состоит из сменяющих друг друга картинок. Какие это будут картинки, их скорость и цвет - устанавливаем мы. В этом переулке Трейси - незваная гостья. Конечно, возможно и званая, но если только на кровавый ужин. В качестве главного блюда. Они налетают из-за углов и начинают атаковать. Вот так вот просто. Потому что она появилась тут - маленькая, худая, похожая на ребенка. А еще без мантии, одетая как самая настоящая маггла. Но вряд ли их интересует чистота ее крови - им же важна лишь нажива и "веселье". Правда, какой от нее может быть толк: при себе только палочка, да вещички, натасканные за день. Трейси не видит их лиц, потому что темно и они слишком быстро двигаются. Она видит только вспышки заклинаний и успевает реагировать на них. Сначала сложно, дыхание сбивается, и даже где-то глубоко внутри неприятным клубочком начинает зарождаться страх. Но вот уже она предугадывает следующие действия противников и успевает ставить щиты. Вот уже она не глядя посылает в сторону заклятие, первое-не-защитное, и слышит, как кто-то выругался. "Попала!" - ликует она внутри и швыряет следующее. Она входит в раж, ей так весело и легко, и кокона, кажется, совсем больше нет. Она попадает снова и заливается смехом, уворачиваясь от летящего в нее заклинания. Трейси перестает ставить щиты - лишняя трата времени, как ей кажется. Боевая магия - это ее стихия, и ей, такой маленькой и верткой, легче от заклинания уйти и послать ответное. Она сыплет ими, не замечая, что на лице - кровь, и на плече - тоже. Кровь ее, собственная. Она атакует с запалом, не замечая, что ей целятся в спину. А на лице у нее написано одно - безумие и детский восторг от происходящего. Дыхание сбивается, а она смеется, как маленький ребенок, впервые попавший в цирк. Но ее зацепило уже не один раз, на лице кровь, на руках кровь, на боках кровь. Но она все так же смеется, она привыкла к тому, что режется, она сама себя по жизни режет, и жизнь ее соткана из резких поворотов, острых и режущих углов. Но Трейси даже не думает жаловаться, жалуется она только на скуку, а вот без порезов - просто не может. Но их много - слишком много, и, может быть, уже не до смеха. Когда-нибудь может наступить момент, когда порез станет для тебя последним. И будьте уверены, он обязательно наступит. Вопрос только в том: когда? Но Трейси больше не скучно.