Жаль, что тишина настолько громкая...

Он никогда не понимал две вещи — зачем нужен зонт и слова. Наверное, поэтому сейчас он стоит мокрый до нитки. Капли дождя уже стали частью его, просочились во внутрь, он чувствовал их, каждую... Каждый удар, что отбивался в барабанных перепонках, разбивая тишину. Такую громкую. В такие моменты можно плакать, никто не узнает, но он не хотел... Плачут из-за чего-то, а он был пуст, всего лишь пустая оболочка. Раньше её заполняла боль, она как плесень поражала всё, что наполняло его до этого. Но со временем плесень исчезает, оставляя пустоту... Вязкую, липкую... Тихую? Пожалуй. Она всегда пробуждала в нём что-то: гнев, отвращение, интерес, влечение... чувства? Возможно. Мерзкая, непонятная грязнокровка. Заноза в заднице, которая не знала своё место в этом мире. Выскочка, которая думала, что она на шаг впереди. Самоуверенная дура, что всегда манила его, влекла, дразнила, заполняла его разум, заставляла чувствовать ненависть... и любовь? Наверное. Он никогда не любил говорить с ней, он никогда не понимал, зачем нужны слова. Зачем, если есть тишина, такая... громкая? От части. Чувства? Он не признавал их... не хотел признавать. Он всегда считал их бредом... хотел считать. Его так учили, учили, что маглы — грязь, их дети — грязь, их магия — грязь... она — грязь? Нет, естественно, что нет. Он любил её, да, любил, не признавал, не хотел признавать, но... Любил? Да, конечно, что любил. Но не говорил, никогда не говорил, он не хотел... А она не знала, никогда не знала, никогда не хотела знать... никогда не узнает. Жаль. Она убивала его... изнутри. Терзала, царапала, уничтожала. Ему было больно... Больно смотреть на то, как она идёт с другими, говорит с другими, касается других, смотрит на других, думает о других... но не о нём. Исключено. Он никому не говорил об это. Зачем? У него была тишина, которая была как она... Уничтожающая его изнутри. Он не говорил об этом даже тогда, когда она испытывала боль. Когда круциатус заполнял каждую клетку её хрупкого тела, когда говорить было больно... когда была тишина. Горька, изнуряющая, такая громкая тишина. Слишком громкая, чтоб выдать его... Однозначно. Он молчал, когда эта сумасшедшая идиотка догадалась, залезла в его голову, покопалась там... а он и не сопротивлялся. Она догадалась, узнала, перестала пытать... Она вытянула свой серебряный клинок и воткнула в НЕЁ... прямо в сердце. А он молчал. Молчал, когда она пустила на него свой последний взгляд... в своей жизни. А он всё ещё не понимал, зачем нужны слова, если есть тишина... такая громкая. Он никогда не понимал две вещи — зачем нужен зонт и слова. Именно по этому он сейчас стоит весь мокрый до нитки. Стоит перед её могилой. Она была занозой в его аристократической заднице, она была занозой, которую он любил. Он никогда не говорил это, ведь любил тишину... Такую громкую тишину...