Тепло

      Дождь. Тихий, размеренный и успокаивающий стук капель чуть разбавляет тишину. Капли бьются об оконное стекло и крышу. Через приоткрытое окно в комнату проникает свежий, пахнущий озоном вперемешку с мокрым асфальтом, воздух вместе с тихим, убаюкивающим шумом дождя. На улице темно, сыро и пасмурно. Тяжёлые, свинцово-табачные тучи, которые заволакивают собою всё небо и не оставляют ни единого просвета, нагоняют тоску и хандру, заставляя сжиматься в комочек, будучи накрытым тёплым пледом на мягкой кровати. На душе паршиво, сыро и промозгло, прямо как за окном, но в то же время тихо и спокойно. Под рёбрами что-то скребёт, будто есть хочется, и Тома ненавидит это чувство. Он ощущает себя маленьким одиноким бурым мышонком, который залез куда-то в поисках укрытия и тепла. Но даже так, даже найдя его, он не ощущает удовлетворения. Это тепло… не такое, какое нужно. Не такое, какое хотелось бы. А хотелось шатену, несомненно, совершенно другого тепла.       Промозглым дождливым вечером от тоски отлично спасает человеческое тепло. Именно поэтому, услышав обычно противную, но сейчас такую приятную для ушей трель звонка, Синдзё резво выскакивает из комнаты и шагает по коридору к входной двери, уже медленнее, но также нетерпеливо и возбуждённо. Подрагивающими пальцами он отворяет дверь, впуская в дом гостя, пару секунд назад шедшего по улице под зелёным зонтом над головой. При взгляде на лицо шатена чужие очи светлеют на несколько тонов, в кобальтовых глазах будто бы танцует морская пена, разбиваясь о скалы и возвращаясь в синюю водную массу, сверкая в глазах гостя мириадами маленьких хрусталиков-пузырьков.       — Тома, — тепло улыбается пришедший, положив зонтик куда-то в угол прихожей.       — Маки, — Тома тянется за поцелуем, шепчет чужое имя и ухмыляется в губы парню, после притягивая к себе за талию. И они тонут, тонут, тонут в этих ощущениях, утопают в этом тепле, которое быстро, но предельно мягко обволакивает, заставляя дыхание сбиваться, а уста растягиваться в улыбке.       Синдзё сжимает в своей руке ладонь синеглазого, ощущая при этом, как горят от поцелуев губы. Он ведёт Кацураги в свою комнату, кутает их обоих в плед и прижимается к своему теплу, зарывается пальцами в чужие мягкие, послушные смоляные волосы и прижимает к себе, ещё ближе, задыхаясь любовью. Скребущее под ребром чувство иссыхает, ком в груди и тяжесть в голове исчезают, и занимаемое ими место тут же заполняется т е п л о м.       Томе хорошо. И Маки готов быть с ним всегда, чтобы разделить переполняющее его тепло с любимым человеком. Чтобы дарить ему счастье, видеть улыбку на чужих губах, чувствовать под пальцами бархатную кожу и иметь полное право затягивать кареглазого в этот бурный водоворот нежности, любви и тепла.       Промозглым дождливым вечером от тоски отлично спасает человеческое тепло. И теперь, когда к тебе жмётся твоё личное счастье, всё, кроме ваших объятий, перестаёт быть важным.