Дом - где ты

В этом мире у каждого есть пара. Не красивые слова, а суровая действительность. Вот только пару эту можно искать всю жизнь, но так и не найти, потому что, ну серьезно, одно единственное слово на запястье, описывающее человека? Это невозможно. Но так и есть, чертова судьба никогда не желала, чтобы людям все доставалось легко. Свое слово было у каждого человека, в том числе и у него, подполковника Кораблева. Леня, несмотря на давние свои шутки о, будем честны, давно заслуженном повышении, к званию еще не привык, в отличии от того же слова. Слова, описывающего его человека, родственную душу. В теории, он должен найти человека, которому бы это слово, его слово, подошло бы идеально, а на руке того человека было бы слово, идеально подходящее ему. Кораблев, как и все остальные, это с детства знает. Знает и терпеть не может. Может, считает, что целого человека одним словом не описать, а, может, просто упрямо бунтует против системы. Ну просто так, характер такой. О характерах Леня думать вообще не любит. Потому что, вот как и сейчас, взгляд сразу падает на скрытое плотной рубашкой запястье. И он знает, видит, что там написано. «Сильная» Одно слово. И целая жизнь. И Кораблев даже знает, кого оно обозначает. Но мы же помним, что судьба — та еще недолюбливающая людей стерва, да? Вот и то, что в теории должно прийти сразу, на практике превратилось в долгий, даже слишком, путь понимания. Ну, или, возможно, это до него, Леньки, так долго доходило. В конце концов, любить двадцать лет и не понять, что это твой соулмейт, это что-то как-то да. О чем-то да говорит. По Кораблеву не скажешь, что он верит в этих чертовых соулмейтов, но вот такой он старомодный дурак, как часто о себе думает. Не верь он в них, может, давно бы первый шаг сделал, но… Рабочий день почти окончен, но Леня все сидит у себя в кабинете. Кажется, начинал с разбора бумажек, а вот теперь с мазохистским удовольствием разбирает свою жизнь. Поэтапно. Зачем? Он и сам понять не может, но надеется, что для того, чтоб осознать, как он умудрился прийти к тому, что есть и сейчас, да понять, как, собственно, из этого выйти. Хотя о первой части своих размышлений он и так давно все знает. Кораблев ведь из-за этого слова в органы-то и пошел. Молодой был, глупый. Думал, что сильную женщину только там и можно найти. Хотя ведь и не ошибся. Нашел. На свою голову. Бедную, кстати, и контуженную. То есть, не сразу, конечно. Оказалось, что сильных в органах мало. Были упорные. И упертые. И нахальные, и дерзкие, умные, талантливые, стойкие, внимательные, смелые, отчаянные, напористые. А ее не было. В общем, разочаровался в своей идее. Хотел было даже уйти, да как-то привык к службе, да и в целом, ощущение было, что делает что-то правильное. Приятно было это знать. А потом пришла она. Марь Сергеевна, впрочем, тогда еще Маша. Кораблев, когда с ней познакомился, о ней, как о сильной даже не подумал. Вот ни разу она на нее похожа не была. Хрупкая Такая была первая мысль в Ленькиной, тогда еще здоровой, голове. Ну и действительно, тоненькая, молоденькая, вежливая, глаза блестят. Ну какая она, если не хрупкая? Протокольчик свой аккуратно-аккуратно держала, заполняла строго по правилам, ошибиться боялась. И блеск в глазах, да. Или было уже об этом? Хотя, Лене-то без разницы, сколько ни вспоминай, а забыть все равно невозможно. «Хотя, толк, может, и выйдет». Так он свою мысль на ее счет продолжил. И ведь как в воду глядел. Это он сейчас знает, а тогда, ну заинтересовался. Знал бы, к чему этот интерес приведет… да нет, не изменил бы ничего. А следующая мысль о ней была необычная. То есть, нет, что она необычная, он тоже понял, но мысль в другом была. Вот ведь!.. Ну где это видано, чтобы следователь в оперативную работу лез? Да еще такой зеленый? Кораблев тогда раздражен был и зол даже. Сказал: «Бросай это глупую привычку!» Но почему-то сразу понял — нет, не бросит. И вот ведь! Опять как в воду. Его бы проницательность ту, да в нужное русло… Женственная Так он о ней подумал, когда с мальчишкой и мужем увидел. Тогда еще не понял, с чего ему так тоскливо стало. Думал, тоже семью хочется. Годы-то идут, а у него только кот. Их тогда судьба развела на некоторое время, да только Кораблев ее из головы не выкинул. Ну помните, да? Интересная. А потом это дело с Чвановым и Вертолетом. Сколько тогда он характеристик для нее перебрал. Остроязычная, профессиональная, умная, внимательная, талантливая Вышел толк, а? Что он говорил? Работать с ней тогда одним удовольствием было. Интерес не потух, а опыта набралась. Особенно здорово ее раздражать было. Ну так… характер. А потом контузия. Не до шуток стало. Сначала восстановление, потом доказывание, что кукуху ему не так и повредило и безумен он не более чем обычно. Ее рядом не было. Ну, то есть как, интересовалась, конечно, как дела и не нужна ли помощь, но кто они? Коллеги, товарищи, друзья, возможно. Да и видел он, что у нее своя личная драма: ну вот, оказывается, не любят мужики, когда их жены ночами неизвестно где с кучей мужиков шляются, пусть по работе. Кораблев и сам не знал, удивился ли ее разводу. Но обидно было. За нее. Да. Он тогда подумал, что она лучшего заслуживает. Замечательная, же. А потом они все чаще вместе работать начали. Судьба та еще зараза, помним, да? Чем больше они работали, тем лучше он ее узнавал. Он и сам не заметил, что влюбляться начал. Впрочем, слово «влюбляться» не для него, любить ему ближе. Просто не заметно как-то, привычно, словно всю жизнь только и делал, что любил. Ее. А у Марь Сергеевны жизнь, как всегда, бьет ключом. У нее в положительном смысле, ее окружающих — в самом плохом. Второй ребенок, а вокруг авторитеты, бизнесмены, Винокуров, кого только не было. Куда уж ему, Леньке, с его вынужденным выпадением. И снова новые характеристики. Пугливая, эмоциональная, смелая, решительная, ранимая, гордая И второй брак. Когда только все успевает? А у него только кот. И любовь, эта самая, неосознанная. И вера в чертовых соулмейтов. И еще удар по его итак уставшей душе. Он смотрит на Беляевых и понимает: хочет также. А как подумает об этом, так взгляд сам находит ее, а если рядом нет, то образ-то всегда перед глазами. Но он же майор Леня Кораблев, саркастичный, суховатый человек, вся любовь которого направлена лишь на кота. Имидж, что поделать. Он и сам к нему настолько привык, что даже и не понимает, откуда что взялось. И новые, новые черты. Мягкая с близкими, гостеприимная, домашняя, ответственная, самостоятельная, жесткая, принципиальная Он не знает, как ей удается все это, как она еще не сорвалась, не сломалась. Он не знает. И боится думать над этим. Боится ответа. Он сдается. Уходит в частный сыск. Не может больше рядом, зная, что они не те. Это, правда, не значит, что он ее из вида теряет. Сколько они все-таки знакомы? Не чужие. Он наблюдает за ней, интересуется ее жизнью, как и всех прежних. Просто о ней новости на первом месте. Идея с частным сыском у него прогорела. Слишком он честен для этого. Сам удивлен, видать все опер — это призвание. Он возвращается. В тот же район, в тот же участок. Ему говорят, что будет сложно. «Не представляете, насколько», — думает он. И вот, снова в деле. Он не то, чтобы волнуется, не школьник давно, просто воодушевлен. И не зря. Красивая Это то, что большинство мужчин видят в ней сразу. Он не то, чтобы никогда это во внимание не брал, просто как-то это вот не приходило в голову и все. А тут… А потом контузия дала о себе знать. Он испугался. Это действительно страшно, ему страшно. Он не может придумать ничего лучше, чем напиться. Идея, конечно, так себе, но за не имением лучшего… В себя приводит даже не задержание, не разговор с начальником чужого участка, нет, разочарование в ее глазах. И ведь удивительно, не только в нем, но и в себе, за то, что не поняла, и вина даже, за то, что это вообще с ним случилось. И громом среди ясного неба. Он понимает, хотя скорее даже осознает, что она сильная, та самая — сильная. Он четко помнит этот момент: они сидят в кафе, спорят о том, способна ли любовь изменить закоренелого бандита, и та уверенность с которой она говорит… ошеломляет, сила ее веры в это чувство ошеломляет настолько, что Кораблев отвечает как-то на автомате, слишком честно из-за этого, искренне, чуть не попавшись в этом ошеломлении. Леня под впечатлением настолько, что начал тогда анализировать, не зная, чего хочет больше: чтобы это было правдой или оказалось наваждением. Он и отдаляется из-за этого, пытается даже поухаживать за Колонковой, в своем стиле, конечно. Кораблев этот период вспоминать не любит, он ведь не дурак, сразу понял, но принять это трудно, сильно бьет по самолюбию и количество упущенных возможностей и собственная слепота. А она-то, знает или нет? Хотя Лене это неважно, он ведь старомоден, так что для нее, по его мнению, простительно, она женщина. И словно в насмешку над ним стерва-судьба создает ей все новые проблемы, посмотри, мол, Ленечка, видишь — сильная. Видишь, сама справляется: и мужа вытаскивает, и еще одного ребенка умудряется заиметь, и адвокатом все так же дела раскрывает. А потом два удара под дых: сначала уголовник-Анисин, потом этот докторишка Солнцев. Леня ее понять не может, пытается с ней флиртовать, в своем, кораблевском стиле, она либо действительно не понимает, либо делает вид. Он даже судить не берется, что больнее. Сам, тем временем, сближается с Беловой. Но это же для дела, для Лени это ничего не значит. Но, честно, на реакцию он бы хотел посмотреть, но боится ничего не увидеть, поэтому не решается. И вот, сейчас. Чертов Платонов, чем он умудрился ее привлечь? Грубый, самоуверенный, что в нем такого? Кораблев не понимает. Он соврет, если скажет, что никогда не думал, что у нее на запястье. Что у них всех общего, что она раз за разом не с ним? Да и просто интересно, как судьба охарактеризовала его для любимого человека, что найти до сих пор не может. Зато есть Рита. Но Рита не она. Тем не менее, с ней спокойно, она заинтересована и явно дает это понять. Кораблеву с ней легко, но… сердце чувствует другое, ему подавай сложность, ему нужна только одна. Поток самобичевания Кораблева прерывает главный объект его размышлений. Швецова входит в кабинет незаметно, или же это он был так погружен в свои мысли, что обратил на нее внимание только после легкого прикосновения.  — Марь Сергеевна, если вы к Олегу, то я его уже отпустил, — начинает тараторить Леня.  — Нет. Лень, ты вообще на часы смотрел? Рабочий день кончился уже. А у тебя свет горит, я и зашла, — она говорит просто, беспокойство за друга для нее — обычное дело.  — Ну, вот видите, у меня тут бумажек вагон и маленькая тележка, — Кораблев ворчит, стараясь скрыть непонятное смущение. — Да вы садитесь. Может, чаю хотите?  — Давай, Лень. Мы давно не общались, — легко соглашается Швецова. То ли действительно соскучилась по нему, то ли понимает, что домой тот идти не хочет, его теперь там ведь даже кот не ждет. Кораблев заваривает чай, ищет печенье, но все не может отделаться от настроения. Взгляд то и дело падает на следователя, вспоминаются, почему-то, моменты, когда она волновалась за него. И тогда, возле дачи какого-то авторитета, и не такой давний в карете скорой помощи, и глупое предложение выйти за него, он ведь это так, ляпнул, в серьез такое сказать он вряд ли решится, и тот поцелуй в щеку тоже вспоминается.  — Марь Сергеевна, я у вас никогда раньше не спрашивал, но вы верите в соулмейтов? — вдруг неожиданно даже для себя спросил Леня. Швецова, проникнувшись грустной атмосферой кабинета, вздрогнула и сосредоточила взгляд на Кораблеве.  — Да, Лень. А с чего такие вопросы?  — А, так. Задумался. А вы своего встретили?  — Думала, что да, — следователь вздохнула и придвинула к себе кружку с чаем.  — Это с Переваловым? — непривычно для себя, настойчиво решил покопаться в чужой жизни оперативник.  — Лень, — укоризненно взглянула на него Швецова.  — Простите. В кабинете повисла тишина.  — Нет, — тихо произнесла Маша. — То есть, сперва, конечно, но по-настоящему верила в это позже. Опережая твой вопрос, нет, не с Димой. Но тот человек… он никак не отреагировал, не пытался, ты знаешь, сблизиться. Они оба сидели, смущенные внезапным откровением. Кораблев старался не смотреть на следователя, прогоняя ее фразу в уме. Швецова же старалась понять, к чему приведет этот разговор. Наконец, она встала.  — Мне, наверное, пора, — непривычно тихо начала она.  — Подожди! — весь сегодняшний вечер был непривычным для них двоих, поэтому неизвестно откуда взявшаяся решимость Кораблева даже не удивила его. — Что у тебя за слово? Пожалуйста. Я… я хочу знать. Маша смотрела на него, что-то решая для себя. Наконец, не повышая голоса, она произнесла:  — Одинокий, Лень, — она сделала шаг к двери. — Одинокий. Женщина отвернулась и направилась к выходу. Кораблев, быстро справившись с потрясением, обошел стол и успел взять ее за руку.  — Мне жаль, — быстро сказал он, но остановился, стараясь ухватить мысль. — Я… Марь Сергеевна, Маш… Ты считаешь, уже поздно? Оба понимали, что он имел в виду. Казалось, что время замерло, решались две судьбы.  — Я не знаю, Лень. Я правда не знаю, — голос женщины дрожал, горло сдавило, она пыталась подавить слезы. — Это так сложно.  — Мы будем идиотами, если не попробуем, — неожиданно твердо произнес Кораблев. — Это ведь судьба, не так ли?  — Ты правда так думаешь? Леонид смотрел на нее несколько мгновений, словно решался на что-то. Так и не произнеся ни слова, он наклонился поцеловать Машу, он старался вложить всю боль, горечь и надежду. Она ответила. Этим вечером было задано достаточно вопросов, было сказано достаточно слов. Они оба понимали, что больше сегодня говорить и не надо. Просто двое людей, слишком долго ждавших друг друга, наконец нашлись. Об остальном можно поговорить и завтра. Обоих ждет много объяснений, переживаний, слишком много для одного вечера. Завтра Маша скажет Олегу, что они не могут быть никем больше, чем коллеги и друзья. Завтра Леню ждет объяснение с Ритой. Их обоих ждут выяснения отношений друг с другом, разговоры с друзьями и семьей. Но сегодня двое уставших людей убирают кружки из-под чая, закрывают, наконец, кабинет и едут домой. И не так уж важно куда и к кому.