Чёрный снег

На месте нашего барака теперь расположилась шиномонтажка. Чтобы дойти до этого места мне пришлось обогнуть разросшийся гаражный кооператив. За 10 лет местность изменилась до неузнаваемости. Казалось, никаких флэшбэков я здесь уже не поймаю, но откуда-то раздался до боли знакомый гудок локомотива и возникло ощущение дежавю. Я вспомнил, что за нашим бараком был овраг и стал пробираться через бурьян в его сторону. По пути всплыла картинка из детства – папа подарил на день рождения крутой снегокат. Странно, но я не помнил ни его, ни ощущений от езды – только один кадр – как вся местная детвора просила покататься, а папа никому не разрешал. Он хотел, чтобы я успел насладиться подарком. Теперь я понял, почему – он чувствовал, что мне понадобится это воспоминание. Через два дня папа погибнет в огне. Я обошёл шиномонтажку и у меня защемило в груди: со склона оврага открывалась до боли знакомая панорама: труба заводской котельной, переброшенная через овраг теплотрасса, железнодорожные пути, по которым заводской локомотив толкал вагоны. А слева, как и раньше, протянулся забор с колючей проволокой – оказывается, там была колония, а я и не догадывался. Панорама была ужасной – я покачал головой: боже, в каких условиях мы жили! Но в детстве мне было всё равно. В детстве у меня был отец. Когда рядом с тобой любящие люди – тебе насрать на окружающую среду. Но однажды эта панорама въелась в моё подсознание. Когда папа погиб, я открыл глаза на окружающий мир – он оказался ужасным. Снова раздался гудок локомотива. Я подошёл к краю оврага – внизу валялись несколько обугленных брёвен от барака. Ничего, кроме снегоката, до смерти папы я не помнил – я был счастлив и радовался жизни, не придавая значения событиям. Я и лицо папы не помню – только лишь образ. Зато помнил многое после его смерти. Пожар стал началом моих воспоминаний. Помню больницу, помню, что пугался маму – она стала другим человеком, помню закрытый гроб. Я бы многое отдал хотя бы за то, чтобы отца хоронили в открытом гробу – так бы я точно запомнил его лицо. Я оглянулся вокруг и заметил среди бурьяна бетонную площадку – здесь когда-то был железный стол, за которым мужики играли в домино и карты. От стола остались лишь срезанные в основании ножки, зато две скамейки сохранились. Я присел на одну из них и снова уставился на панораму. На верхушке трубы виднелась надпись, сложенная из кирпичей – 1979. Год рождения папы. Эта заброшенная скамейка с видом на производственную зону стала моей секретной локацией, где я обдумывал свою жизнь. Всегда, когда наступали сложные периоды, я возвращался на это место. Вот и теперь, когда наступила зима, мне захотелось снова прийти. Дым, поступающий из трубы котельной закоптил всю округу – снег стал чёрным от золы. Я поймал самый страшный флэшбэк своей жизни – после пожара, когда сгорел отец, снег был тоже чёрным. По телу пробежали мурашки. Вдруг, краем глаза я заметил чёрное пятно – совсем рядом со мной стояла огромная чёрная собака. Я прижался к скамейке, боясь шелохнуться. «Эй, Псина, это твоя локация? И моя тоже, давай дружить, Псина?». Пёс, кажется, не планировал нападать. Я достал из рюкзака бутерброд и кинул ему кусок колбасы – так мы подружились с Псиной, и он даже позволил себя потрепать. Но на следующий день он не появился. Свежий снег не оставил от копоти и следа. Я пришёл на локацию, чтобы пережить очередной удар судьбы: я целый год вынашивал признание в любви. Вчера я наконец-то набрался смелости и признался однокласснице, ожидая взаимности. Я конечно предполагал и отказ, но почему-то об этом не хотелось думать – зачем обдумывать отказ? Я обдумывал согласие – размышлял о том, какие слова говорят влюблённые, планировал, что будем делать вместе, мечтал о взаимности. А она ответила «нет». И всё… Год мечтаний псу под хвост. Эта унылая, беспросветная заводская панорама вновь стала иллюстрацией моей жизни. Со стороны гаражей до меня донеслись обрывки девичьих криков – я решил посмотреть из засады, что происходит. За гаражами устроили разборки шестеро девчонок. Пятеро окружили одну, чего-то от неё добиваясь. Я подкрался ближе, чтобы их разговор стал слышен: «Откажешься?» – кричала одна пацанка – «Нет» – мотала головой виновница. «Откажешься?» – «Нет» – «Тогда мы так изуродуем твоё смазливое личико, что родная мамка не узнает» – сказала другая – «Мне всё равно». Одна из девчонок снимала всё на телефон. «Думаешь, мы такие дуры, что оставим синяки?» – и пацанка ударила её коленом в живот. От неожиданности я впал в оцепенение. Что же мне делать? Выйти и разогнать их? Но они такие злые – что если они и меня побьют? Мне всегда удавалось избегать драк, а тут толпа агрессивных самок. Было совершенно не понятно, как с ними себя вести. Я не решался выйти. Тем временем жертва с трудом поднялась на ноги и встала, прислонившись к гаражу, держась за живот. «Животик болит? Это не страшно – живот тебе больше не пригодится» – и пацанка вновь заехала ей коленом. Что значили эти слова? Она что, беременная? Такое терпеть я уже не смог и выбежал. – Эй! – не без волнения, но уверенно я подошёл к ним. – Давай, мальчик, проходи, мы без тебя разберёмся, – огрызнулась Пацанка. – Заканчивайте с насилием. Виновница лежала на снегу и корчилась от боли. Я смотрел Пацанке прямо в глаза. – Слушай, чё тебе ваще надо? – она шагнула в мою сторону. – Так же не честно – впятером на одну. – Где впятером? Я одна с ней разговариваю. Она просто сдачи не хочет давать. Может хоть ты умеешь давать сдачи? Пацанка подошла ко мне вплотную и дёрнулась «на слабо». Я инстинктивно уклонился. – Давай, п**дуй отсюдава, – она надвинулась на меня и мне пришлось отступить на шаг. Виновница оклемалась и поднялась на четвереньки. Мне показалось это знаком, и я толкнул Пацанку так, что она запнулась о виновницу и упала на снег, громко ударившись головой о железную дверь гаража. Одна из девчонок прекратила снимать видео. Поднявшись, Пацанка обратилась к виновнице: – Ладно, продолжим разговор позже, сучка. Мы остались одни. Виновница сидела на снегу, держась за живот, стараясь ровно дышать. – Спасибо, – сказала она. – Что случилось? – Долго рассказывать. – Тебе помочь? – я подал руку, чтобы она поднялась. – Сможешь идти? – Да… мне только… нужно… прийти в норму. – Я знаю, где ты можешь отдохнуть, пойдём со мной. Добравшись до локации, мы сели друг напротив друга. – Как тебя зовут? – Кира. – А меня Илья… Парня не поделили? – Что-то вроде того. – Тебе нужно срочно к врачу – вдруг они повредили плод. Кира медленно подняла голову и посмотрела на меня с недоумением: – Какой плод? – Я решил, что ты беременна… – С чего ты так решил? – Они так целенаправленно били по животу. – А-а… Не хотели оставлять следов. – Они обещали снова тебя найти. – Ну и пусть. Видать, она очень сильно любила того, от кого не хотела отказываться. Когда она пришла в себя, я проводил её до улицы. – Дальше я сама. Наши взгляды на долю секунды пересеклись. В её глазах я успел заметить какую-то вселенскую грусть. – Кира, если тебе нужна помощь… или просто захочешь выговориться, приходи на это место – я после школы часто здесь бываю. – Спасибо тебе большое, Илья. Я провожал её взглядом, пока она не скрылась из виду. Кажется, я перевлюбился. На следующий день после уроков я немедленно отправился в школу Киры, но не к ней. Я караулил Пацанку. – Ты? – она была удивлена и даже слегка напугана. – Я просто хотел спросить… Чем Кира провинилась? – Слу-шай… Попробую объяснить. Короче. У меня есть подруга, а у неё друг – тоже мой друг. Короче… В общем, этот друг влюблён в подругу, она вроде бы тоже не против с ним гулять… Но эта Кира на неё плохо влияет… Понимаешь? – Я запутался. – Смотри – парень любит девушку, а Кира эту девушку настраивает против него. – А зачем? – А ты не догадываешься? – Потому что Кира сама любит этого парня? – Камон! Потому что Кира лесбуха. –…Серьёзно? – Причём, конченая. А эта девушка, в которую влюблён мой друг – она не может определиться. Точнее, она ни хрена не лесби – ей это внушает Кира. Вот мы и хотели, чтобы она от неё отстала. Я прошёл через гаражи и заметил свежие следы на снегу. Кира уже ждала на скамейке. – Привет! – она помахала рукой. Я сел напротив неё: – Как самочувствие? – Нормально. Мы помолчали с минуту. Я был обескуражен новой инсайдерской информацией и вообще не знал, о чём говорить. – А почему ты сюда приходишь? – она нарушила молчание. – Мы здесь когда-то жили, а потом наш дом сгорел. Иногда прихожу сюда подумать. – Это здорово… Не в смысле, что ваш дом сгорел – а что у тебя есть такое место, где можно подумать. – Что собираешься делать… со всем этим? – Я пока не знаю… Мне нужно подумать. Ты не против, если я воспользуюсь твоим местом, чтобы подумать? – Я буду рад разделить его с тобой. На этот раз мы молчали долго. Я вспомнил, что в рюкзаке лежит бутылка колы, достал её – но она успела остыть на холоде. Локомотив куда-то уехал. Потом вернулся с вагонами. Потом снова уехал. Вдруг Кира тяжело вздохнула и посмотрела на меня: – Может они и правы… – Девчонки? – Ага… Может мне отказаться? – От кого? – От него. – От «него»? – Ведь он боится. – Чего боится? – Признаться мне в любви. Хотя я точно знаю, что он меня любит. – Может быть, на то есть веская причина? Кира отвела взгляд в сторону: локомотив пригнал новые вагоны. – Ты прав, Илья. – Ты знаешь причину, по которой «он» не может тебе признаться? – Потому что он… гей. Я откинулся на спинку, надул щёки и выпускал воздух очередями, не понимая, как дальше вести разговор – сразу раскрыть карты или продолжать этот фарс. Начинать дружбу со лжи – как-то не по-человечески, но с другой стороны, ей должно быть стыдно признаваться в своей ориентации малознакомому человеку. Пусть её любовница будет геем, я ей подыграю. – Илья, как думаешь, если человек до сих пор не уверен в своей ориентации – может он и не гей вовсе? – Кира, прости, но я не специалист в этой области. – Может быть, мне отпустить его? – она улыбнулась. Я заглянул в её глаза – грусть была всё ещё там. – Отпуская его – ты отпускаешь и себя тоже. Попробуй, вдруг у тебя получится освободиться? Вдруг? Вдруг она отречётся и влюбится в меня? А что если в образе «гея» она подразумевала себя? Вдруг она ненастоящая лесби? Мало ли вокруг фальшивых лесбиянок – да их пруд пруди! Даже в нашем классе есть такая парочка – ходят за ручку, пацанам показывают «фак» – это всего лишь одна из многочисленных форм протеста против действительности. – Илья, у тебя какие планы на завтра? – Никаких. – Не хочешь погулять со мной? Так неожиданно мы стали друзьями. Возможно с моей помощью Кира хотела измениться и стать нормальной, но возникала мысль, что она использует меня в своей игре. Однажды, когда мы гуляли по торговому центру, она вдруг обняла меня совсем не по-дружески. Позже я понял, что она рисовалась. Это подтвердила Пацанка, встретив меня случайно на улице: – Привет, а я видела тебя с Кирой в «Алмазе». Вы неплохо смотритесь вместе. Рада за вас. Слушай, я хочу извиниться перед тобой за тот случай около гаражей. Без обид, ладно? Я на самом деле рада, что ты так положительно влияешь на Киру. А потом мы встретились с той самой подругой, в которую Кира была влюблена – её звали Сашей. Я сам догадался, что она «та самая». Кира притащила меня на чей-то день рождения. Саша со своим парнем Гришей сидели напротив нас. Судя по тому, как Саша пялилась на нас – для неё было большой неожиданностью, что у Киры появился парень. Гриша, здоровенный детина-хоккеист, наоборот, смотрел на нас с улыбкой, подмигивая мне. Уже через пару дней меня отыскала Пацанка: – Ты в курсе, где твоя Кира? – Готовится к контоше. – Контроше? Она сейчас с Сашей! Понимаешь? Сделай же что-нибудь! Позади Пацанки стоял хмурый Гриша, держащий в руке сумку с хоккейной амуницией. Подбегая к дому Киры, я пересёкся с Сашей. Мы отшатнулись друг от друга, как частицы, заряженные антипатией. Кира открыла дверь и я начал с порога: – Зачем она приходила? – У нас контрольная завтра. – Кира, прекращай, я всё знаю про вас. – Что именно? – Она хотела вернуться к тебе? – Вот оно что… Не волнуйся, я ответила отказом. Теперь я стал Гришей. В девочке Саше я видел угрозу. Мне не хотелось терять свою девушку. Я обнял Киру: – Всё будет хорошо, – я стиснул ладонями её лицо и поцеловал. – Я помогу тебе измениться. Вселенская грусть в её глазах только усилилась. – Илюша, давай сходим в кино на «Унесённые Призраками»? Гриша караулил меня возле школы. При нём снова была хоккейная амуниция и две клюшки. Он играючи заломил мне рукой шею, но это было совсем не по-приятельски: – Чё, как у вас с Кирой дела? – Хорошо. – А ты не врёшь? – он сильно сжал руку в локте, причиняя мне боль. – Да вот, в кино собираемся, – я с усилием вырвался из его тисков. Мы остановились возле школьного стадиона. – Знаешь, у нас с Сашей в последнее время тоже было всё хорошо. Но потом что-то произошло. В общем, вчера Саша от меня ушла. – Совсем ушла? А чем она объяснила разрыв? – Сказала, что «больше так не может». – А меня Кира заверила, что не любит её. – Она пи*дит. Она хитрая и подлая тварь. Я удивился: как это он смеет так выражаться про мою девушку? Я взглянул на его клюшки. Он заметил это, достал одну из них и со всего маху разбил кусок льда вдребезги: – Любишь хоккей? Я неопределённо пожал плечами. Он размахнулся клюшкой и отправил ледышку на другой конец стадиона. Потом достал вторую клюшку: – Смотри, – он сунул клюшку мне в лицо, – автограф Игорька Ожиганова, знаешь такого? Снова пожимаю плечами. – У него самый мощный бросок в КХЛ – свыше 150 км/ч. Я ношу эту клюшку на удачу, так сказать, для особых случаев. Короче, чувак, растолкуй своей пидораске, чтобы держалась от Саши подальше, понял меня? Мне по хер, как ты ей это объяснишь. Иначе я вас обоих урою на х*й… В глаза смотри мне! Понял? Встречаться с Сашей Кира не помышляла, даже наоборот, всячески старалась её избегать. Но свои страдания она не могла от меня скрыть, и я уже ничем не мог ей помочь. Я был лишним в этом треугольнике. Саша не оставляла попыток сблизиться с Кирой и однажды набралась смелости и позвонила мне. Я привёл её на свою локацию. Из трубы котельной валил густой дым, окрасив снег чёрным пеплом. – Что это за место? – растерянно оглядывалась Саша. – Это место откровений. Итак, почему ты ушла от Гриши? – Я кое-что поняла. – Ты поняла, что ты настоящая? – Настоящая? – Ты настоящая лесбиянка и ты наконец-то это поняла. – Я не лесбиянка, – она сильно смутилась и покраснела. – Брось! Это же место откровений! Уж меня-то не нужно стесняться – я, блин, дружу с лесбиянкой! – Я просто поняла, что не могу без неё жить. Я поняла, что люблю её и ничего не могу с этим поделать. Мы сидели молча, глядя в даль и лишь гудок локомотива нарушал тишину. Из кустов торчала морда Псины – всё это время он за нами наблюдал. – В таком случае… я помогу тебе устроить с ней встречу. – Правда? Поможешь? Спасибо, Илья… Мы тебе, наверное, причиняем боль? – Я уже привык. На следующий день я вновь пришёл на свою локацию и в этот раз из трубы снова шёл дым, предвещая что-то нехорошее. Я задрал голову вверх – клубы дыма пролетали прямо надо мной, а чёрные хлопья падали на белый снег. Откуда-то сзади послышался хруст, я обернулся и увидел Гришу. Как он меня нашёл? Выбил координаты локации у Саши? Он был пугающе спокоен и сосредоточен: – Ну что, пидор, доигрался… – он по-свойски извлёк клюшку с автографом и расчертил ей воздух, будто самурайским мечом. – Я ведь не шутил с тобой, когда обещал тебя убить. Я опустил голову. Он нагнулся, чтобы заглянуть мне в лицо: – Ты понимаешь, сучара, что ты наделал? – А что я мог? Они же любят друг друга, неужели ты этого не понимаешь, тупой ты валенок? – мне было уже всё равно. – Я всё рассказал её родителям и Сашу посадили под домашний арест. Они её вылечат. А тебя я сам вылечу – ты же пидор, да? Я ведь сразу не догадался, что ты гей! Е*учий пидарюга – ты всё это время помогал двум этим сраным лесбухам! Как же я всех вас, пидорасов, ненавижу, – он оглянулся вокруг. – Какое идеальное место ты выбрал. Ну что, я сдержу обещание. Тебя будут хоронить в закрытом гробу. Я откинулся на спинку скамейки, опрокинул голову и стал разглядывать чёрный дым. Гриша приложил клюшку к моему лбу, примеряясь. Закрытый гроб – как символично. Что ж, значит меня похоронят в закрытом гробу, как отца. Клюшка поднялась и исчезла из вида – взмах – и она снова приложена ко лбу. Ещё один взмах – на этот раз для удара. Моя расслабленная голова лежала на спинке скамейки, я смотрел на закоптившееся небо и вспоминал детство. Я не сразу услышал звериный рык – подняв голову я увидел Псину. Зверь медленно, но уверенно ступал по снегу в нашу сторону. Гриша повернулся к нему, держа перед собой клюшку. Псина показал свой оскал и грозно зарычал. Взмах клюшки – сомкнутая пасть, щепки во все стороны – от клюшки в руках Гриши остался лишь обрубок. Псина бросился на Гришу и повалил его, вцепившись в ногу. Я не стал на это смотреть – я снова откинулся на спинку, положил ногу на ногу и продолжил разглядывать чёрный дым в небе. Гриша продолжал орать, и это означало, что он ещё жив. В конце концов, крики прекратились и было слышно, как он, матерясь, спешно покидает локацию. Псина подошёл ко мне. – Я уж думал, больше тебя не увижу, Псина, – я потрепал его загривок. Я достал мобилу и набрал Киру: – Чем занимаешься? – Как чем? Гуляю по торговому центру, а ты скоро? – В смысле? – Помнишь, мы хотели пойти на «Унесённые Призраками»? Сегодня последний сеанс! – Кира, я хочу тебе кое-что сказать… Я… я не пойду с тобой в кино. – У тебя какие-то планы? – Давай расстанемся? – Что? – Я не могу быть с тобой зная, что ты любишь другого… другую. – Но… Я же старалась ради тебя, я правда хотела измениться. – Знаешь, у тебя это плохо получалось. – Давай поговорим, приходи сюда, у меня два билета на сеанс! – Прости меня, и спасибо за дружбу. Прощай. Оборвав звонок, я нашёл номер, с которого звонила Саша: – Привет, как у тебя дела? – Плохо: меня заперли дома и даже в школу не пускают. – Тебе нужно срочно приехать в «Алмаз» – там тебя ждёт Кира. – Серьёзно? Но… – Быстрее. Я ещё немного посидел с Псиной и отправился домой. Снова неудачная любовь. Когда-нибудь неудачные попытки кончатся и у меня получится. Я вышел к улице и обернулся – дым из трубы прекратился.

***

Саша открыла окно и спрыгнула с третьего этажа, по шею воткнувшись в сугроб. По мере приближения к ТЦ, она увидела столпотворение – зеваки смотрели на здание, к которому подъезжали пожарные машины. Саша набрала номер, приговаривая: «пожалуйста, не игнорируй звонок». – Саша? – Кира была удивлена звонку. – Слава богу с тобой всё в порядке! – выдохнула Саша. – Ты тоже была в этом ТЦ? – Я не успела зайти – тут всех уже выгнали на улицу. А ты где стоишь? – Я… – на фоне голоса Киры раздавались громкие звуки. – Я внутри. – Как внутри? – Саша посмотрела на фасад – из крыши валил дым. – Там в коридоре сильное задымление, – Кира раскашлялась, – и я вернулась в зал. Представляешь – все убежали, а фильм не выключили. Я решила его досмотреть. – Дура! Уходи оттуда! – А зачем? Мне и тут хорошо. – Не клади трубку! Оставайся на связи! Саша ринулась сквозь толпу и побежала в конец здания, где был выход из кинотеатра. – Алло, Кира, ты ещё тут? – Да. Саша добежала до оцепления: – Там девушка осталась в зале! На верхнем этаже! Она сейчас на телефоне, Кира, алло, ты слышишь? Пожарный взял трубку: – Алло, вы в каком зале? Алло! Алло! Не отвечают. Саша посмотрела наверх – густой дым закрыл небо и со всех сторон падали хлопья от пожара, оседая на снегу чёрным слоем. Она сидела на сугробе и с глупой надеждой смотрела на двери выхода. Вдруг возникло какое-то оживление – пожарные засуетились возле выхода. Саша увидела, как из дверей вылезла огромная чёрная собака – она волокла за капюшон чьё-то тело. Все от неожиданности расступились, Псина оттащил тело подальше от здания, посмотрел на Сашу, громко гавкнул и скрылся внутри здания. Саша подбежала к телу – это была Кира. Тут же её окружили медики, подключили к кислороду, положили на носилки и перетащили в машину. Сашу оттолкнула тётка-врач: – Друзьям нельзя, только родственникам! – Я её девушка! Женщина растерялась и пропустила Сашу к Кире. Первое, что Кира увидела, открыв глаза – это лицо Саши.