***
Джефферсон и Берр. Берр и Джефферсон. И, разумеется, Феодосия. Прелестная маленькая девочка поразительно похожая и на Аарона и, на Томаса, с которой Филипп ходил в один сад. Александр с некоторым беспокойством взглянул на Джефферсона. Томаса он не видел уже около трех недель, если верить рассказам Берра, Джефферсон свалился с воспалением лёгких. Уже три недели на Гамильтона никто не смотрел сверху вниз. Уже три недели Александра никто, разумеется с доброй улыбкой, не называл самоуверенной блохой. Уже три недели сам Гамильтон, задрав голову, не окрестил никого заносчивой каланчой. Стоит ли говорить, о том что Александра это не на шутку угнетало? Именно с Джефферсоном он мог выпустить часть своей неуемной энергии и вдоволь поспорить обо всем на свете. Спорить с Лоуренсом им было не о чем — слишком похожее мировоззрение и взгляды, спорить с Маллиганом было бесполезно — Геркулес обычно не пускался в длительные словесные перепалки, а брал и делал как считал нужным, спорить с Лаффаетом было делом гиблым, француз вообще ни с кем не спорил, он вежливо кивал головой, предлагал собеседнику выпить или покурить, а после умело навязывал свою точку зрения, споры с Берром обычно оборачивались взаимными обидами и долгим, многонедельным молчанием; Александр не признался бы и под пытками, но спорить с Мэдисоном он немного побаивался. Спорить с Вашингтоном было чревато последствиями.***
Томас осунулся, кожа стала немного бледнее, а сам Джефферсон был сейчас похож на капусту из-за слоев одежды. Гамильтон буквально услышал в голове фразу, сказанную голосом Берра «Зато тепло и не заболеешь». Это заставило Александра улыбнуться. На руках Джефферсона сидела Феодосия. Ну, как сидела? Пока они преодолевали короткое расстояние до горки, Фео успела повертеться на руках Томаса, «поговорить» с Берром, подергать Джефферсона за выпирающие из-под шапки кудри, погрызть шнурок на своём капюшоне, расстроиться, когда Аарон его отобрал и отвлечься на ловлю снежинок ртом. Джефферсон устало вздохнул, но когда Аарон протянул руки, чтобы забрать девочку себе, Томас нахмурился и не отдал Феодосию. Они дошли до горки, начиная так же как и Джон с Александром, играть с Феодосией, однако было видно, что Джефферсону тяжело находиться долго на воздухе — сказывались последствия болезни. Они достаточно вежливо поздоровалась с Александром и Джоном, но общаться дальше были не настроены. Однако, где это видано, чтобы Джефферсон, Гамильтон, Берр и Лоуренс, стоя рядом, просто разговаривали друг с другом?***
Когда Александр увлёкся Филиппом, а Томас Феодосией, Джон подошёл к Аарону. За годы взаимной вражды между Александром и Томасом между Лоуренсом и Берром сформировались совершенно особые отношения, основанные на сочувствие и понимании друг к другу. — Не спит? Я видел синяки под глазами… — почти шёпотом поинтересовался Джон. — И не ест. Только кашляет и декларацию свою перечитывает. — Знакомо… — вздохнул Джон, вспоминая, как Александр, который болел 1,5 года назад, обнимался с записками федералиста и сетуя на то, что его второе (первым, разумеется, был Филлип) лучшее детище теперь осиротеет. Пока эти двое разговаривали Томас с Александром успели повздорить. Как все началось уже никто не разберется, но в какой-то момент с Джефферсона слетела шапка выпустив копну тёмных волос. О волосах Джефферсона стоит сказать отдельно. Им завидовала добрая половина США. Таких волос не было ни у Александра, ни у Джона не было, и Александр бы соврал, если бы сказал, что ему никогда не хотелось иметь такие волосы. Такие густые локоны с красивыми мелкими кудряшками Гамильтон видел только у Лафайета, и то пару раз, потому что стратег, несмотря на грустные многозначительные взгляды Вашингтона, забирал их в небрежный пучок или прятал под треуголку, объясняя тем, что волосы ему мешают. И сейчас в этих шикарных локонах поблескивали снежинки, а на лбу стремительно таяла снежная кучка. Томас замер на несколько секунд. — Это непростительно, сэр. Я требую сатисфакции. — с этими словами Томас слепил новый снежок и кинул в Александра, но промахнулся и попал в Лоуренса. Джон не остался в долгу и запустил снежком в Берра. Через несколько минут на площадке шла нешуточная баталия, сравнима разве что с битвой при ЙоркТауне. В какой-то момент снежок Аарона попал Александру в нижнюю правую часть живота, в область печени. Гамильтон театральной упал в сугроб. Джефферсон, поскользнувшись, хлопнулся рядом с Александром. Через какое-то время к ним присоединились Лоуренс и Берр. — Боже, Томас ты же сейчас снова заболеешь…-протянул Берр, натягивая на Джефферсона шапку. Томас сонно кивнул. Аарон, закатив глаза, подхватил Томаса на руки и попросил Александра и Джона отвести Феодосию с Филиппом домой. Джон взял на руки Феодосию и донёс её до дома Берра и Джефферсона.***
Вечером, когда Аарон расчесывал и сушил волосы уже спящему Томасу он тихо прошептал: — Каждому гению нужен тот, кто о нем позаботится. В том, что Томас Джефферсон был гением — сомнений не возникало.