Я купил мармеладных долек...

Тишина. Покой. Зима. Три слова. Три слова выженные в его памяти клеймом, которое невозможно стереть или забыть, нельзя убежать или затуманить алкоголем или сигаретами. Хотя Хачиман все же курил. Наверное, просто хотелось заставить организм сопротивлятся этой этой дури, чтобы не было времени метаться отростком больной души. Всё его отношение к миру, все принципы и философия рухнули когда два года назад на его плече рыдала Юигахама, а он не смог дать ей даже простого человеческого утешения, не смог даже сказать бесполезного "все будет хорошо", потому что знал, что все будет, это правда, а вот что хорошо... в этом он сомневался. Тяжкие дни потянулись вереницей, сигарета, да бесконечное сожаление о смерти той, что возможно и могла бы изменить его, Хикигаю Хачимана стали его верными спутниками. Пачек катострофически не хватало и в состоянии молчаливой тоски он находился несколько месяцев, а затем пришла она. Юигахама. Он говорил всем кто спрашивал или просто сочувствовал стандартное, до боли сухое "сожалею". Но ей он ничего не говорил. Не просила. Она ему тоже ничего не говорила. Не просил. Только с ней можно было скорбить. По настоящему, молча, не проливая наигранных, никому не нужных слез, и не говоря уже давно никому не нужных речей. Только она могла понять его горе, и только он мог понять её. Понять, значит разделить. Разделить, значит облегчить. Но облегчить, не значит забыть. Сигарета была докурена, и он поплелся до мусорки. Рефлекторно. Юигахама научила. Или приучила. Она вообще сильно на него повлияла, это признавали абсолютно все, и даже он сам. Вот так вот... уже два года прошло, а я даже по имени её не называю... глупо да? Ответом ему была тишина утреннего кладбища. Как же рано, и как же глупо Юкино... — вздохнул он, и взглянул на могильную плиту молодой девушки — как думаешь, могло ли у нас что то получится? Снова тишина. Ну давай, до следующего раза — хруст снега под ногами известил об уходе гостя.

***

Не жалей мёртвых, жалей живых. И хоть Юигахама не нуждалась в жалости, сладкое она все же любила. Как так получилось? Никто не мог сказать. Она обняла его совершенно спонтанно, дальше поцелуй, на который его губы не ответили вовсе, да и раздела она его, что говорить сама. А дальше свидания уже стали дефолтным занятием, секс кажется тоже, но честно сказать, первое время инициатором всего была исключительно она. Уже потом он начал потихоньку шевелится, вяло и неохотно отвечать на её действия, и все начало переходить в нормальное для людей русло. Она не трогала его, когда у него начинались приступы лени, и абсолютно никогда не пилила Хачимана. Её понимание дало свои плоды, и вскоре он превратился в обыкновенного, правда, иногда слишком серьёзного молодого человека. —Я пришел, — он зашёл на кухню где девушка что - то готовила. — Доброе утро, Хикки, — она так и не выбросила старую привычку называть его таким образом, что сначала его бесило, а потом он как то привык. — Я купил мармеладных долек, Юи. Она уронила ложку. Впервые за два года сожительства, он назвал её по имени...