Другая история (Servant Song)

Много-много лет спустя Рей не будет помнить, каково это – умереть. Она не вспомнит, как была мёртвой, хотя будущее покажет: и её враги, и оппоненты в голошахматы будут уверены в обратном и оттого станут держаться с Рей с осторожной – и весьма выгодной для неё – предусмотрительностью. Рей не запомнит ни запертых дверей, ни распахнутых врат, ни призрачных небес, усыпанных голубыми звёздами, среди которых ей будет отведено место. Она не запомнит и высокого солнечного света, явление которого обязательно должно быть связано с восхождением беспредельной штуки, которую большинство людей зовут душой, и ненадёжного, хрупкого сосуда, который большинство людей называют телом. В памяти Рей сохранится лишь ощущение прикосновения чужих рук: сначала – крепкий обхват женщины в голубом покрывале, имени которой она не помнит; а затем – защищающие, укрывающие её объятия мужчины в чёрном, имя которого всегда с ней. И конечно же Рей навсегда запомнит долгой, ясной памятью, которую может воспитать лишь безлюдная и покинутая Джакку, как Бен Соло падает. Она вцепляется в него мёртвой хваткой. У Рей не получается удержать Бена вертикально, сил на это совсем нет, однако она не даёт ему удариться о холодный камень. Голова Бена склоняется набок, словно головка усталого ребёнка. – Бен, – что-то сжимает Рей горло. Перед глазами всё плывёт и двоится. – Бен, не смей. Кажется, Бен начинает выцветать, как клубящееся туманом поле на рассвете, пока Рей не перетаскивает его к себе на колени и не прячет лицо в изгибе его шеи. Ещё тёплой. Её губы тоже тёплые и по-прежнему хранят солёный привкус дождя и крови – быть может, его крови, возможно, её. – Не уходи так, Бен, – слышит Рей свой голос. – Пожалуйста. Ответа нет, лишь эхо оживает под сводами пещеры. Рей сидит у подножия расколотого трона, а над её головой гремит и марширует во всём своём страшном великолепии война. Она глядит на свою правую ладонь (на одном из пальцев грубая мозоль – должно быть, на этом самом месте у писца времён Старой Республики находилась намертво въевшаяся в кожу клякса от чернил; именно там прижимался к пальцу алюстальной стилус, которым каждый божий день Рей процарапывала отметины на Джакку) и тянется к руке Бена. Жизнь, которую он ей отдал, пульсирует в венах Рей и, словно огонёк лампы, пробирается по погружённым в полумрак чертогам её сердца. Она закрывает глаза. Мимолётно перед Рей предстают картинки и звуки. Женщина, сидящая у зеркала, и юный мальчик, который расчёсывает её вьющиеся каштановые волосы драгоценным жемчужным гребнем. Мужчина, старый и молодой одновременно, вместе с учеником держит световой меч; безмолвно мужчина исправляет его хватку на рукояти оружия. Голос, сухой и невесомый, точно змеиная кожа, опутывает мысли мальчика, стягивается в узлы. Корабль на стремительных крыльях ныряет вниз, невозможно легко преодолевая границу световой скорости; пилот ликующе смеётся. Под падающим снегом девушка в белом поднимает меч, готовясь встретить его. Рей открывает глаза и начинает плакать. «Возьми его, – вот что она могла бы прошептать. Тогда и потом – в тех полумифических историях, которые люди будут рассказывать после. – Возьми его. Забери. Он твой, он твой, он твой и должен был быть твоим всё это время». Влажная прядка волос Бена скользит по его лбу и застенчиво, нежно прикасается к лицу Рей. Она так тесно прижимает Бена к себе, что сводит руки. Рей по-прежнему держит его в объятиях, когда появляется незнакомка. Её шаги беззвучны. Она хранит молчание – ни слова, ни приветствия, – и потому Рей ничего не замечает, пока по её спине не пробегает холодок. Рей вскидывает голову и смотрит в глаза женщины. На мгновение ей кажется, что перед ней Лея, но незнакомка опускается рядом на колени, и Рей видит, что её одежды такие простые и грубые, что их могла бы носить рабыня или святая мученица. Воздух колеблется вокруг неё, словно вокруг горящей свечи. Тёмные волосы женщины заплетены в узел с одной стороны шеи, а лицо всё покрыто мягкими морщинками. Её глаза карие. Рей сразу узнаёт их. Незнакомка улыбается. Протягивает руку будто в благословении. Её губы размыкаются. Рей не слышит, что говорит женщина. Быть может, она ничего не говорит. Однако, если она всё же что-то произносит, то эти слова начинаются с «я люблю…». Вспышка света ослепляет Рей, и она моргает сквозь непролитые слёзы. Женщина исчезла. Лишь в воздухе ещё ощущается её недавнее присутствие. А потом неподвижные пальцы под рукой Рей слабо вздрагивают, и когда она смотрит вниз, то глаза Бена сонно приоткрываются. – Ох, – он морщится. – Похоже, у меня рёбра сломаны. Рей с такой силой сжимает его, что оба падают на пол. Она в одно мгновение видит Бена всего целиком: и проницательные глаза, и крупный нос, и полный, твёрдый рот, который растягивается в улыбку, приоткрывая неровные зубы, и веснушки на лице, и запутанные волосы над ушами, и неутомимое сердце, бьющееся под её грудью. Бен стонет от боли, но всё равно обхватывает Рей руками. Она шепчет слова извинения, прерывая их быстрыми поцелуями. – Ну, – Бен снова кривится в гримасе, – признаю, на такой тёплый приём я даже не рассчитывал. – Это начало, – отвечает Рей. Много-много лет спустя Рей будет помнить звук его имени, которое она повторяла и повторяла ему на ухо: «Бен, Бен, Бен».