monsta x – find you
Исполнение мечты для каждого выглядит по своему. Для кого-то – это выпущенная книга со своим именем под графой «автор». Для кого-то – первые шаги их ребенка. Для кого-то – кругленькая сумма на банковском счете. До Кёнсу же всегда мечтал стать врачом. Еще с самого детства он выбрал себе дорогу, по которой пойдет в этой жизни. И с самого детства он упорно шагал по ней, обходя и преодолевая все препятствия. Медленно, но верно, маленький Кёнсу рос со своей мечту под руку, не отпуская ее ни на минуту. Это было похоже на наваждение, но Кёнсу не обращал на это внимание. В конце концов, его мечта не несла в себе ничего плохого. Он будет помогать людям: лечить и спасать жизни. И ради достижения этой цели, Кёнсу трудился всю свою сознательную жизнь, даже не думая о том, чтобы опустить руки. И вот, спустя столько лет, он стоит на пороге старейшей больницы своего родного города, сжимая в руках портфель. Его работа, его мечта были всего лишь в нескольких шагах от него. И Кёнсу с уверенностью сделал эти шаги, вступая на новый этап своего жизненного пути. Сначала мечта выглядела, как во сне. Остальной коллектив принял Кёнсу более чем радушно, и все это даже больше напоминало какой-то комедийный ситком, чем реальную жизнь. Кёнсу влился в атмосферу больницы, как недостающая деталь пазла. Но реальность ударила неожиданно. – Доктор До, третья операционная, – шуршащим голосом из динамика и дрожью вдоль позвоночника. Ноги словно прирастают к полу и двигаться невозможно. Кёнсу смотрит вниз на собственные ладони, на которых пальцы колотит. Ему на самом деле страшно. Банальный ужас овладевает им, обычно спокойным, и не уходит. В голове рой мыслей, одна хуже другой. «Если что-то забуду? Если не получится? Если пациент умрет? Если…» Его накрывает волной необъяснимого страха, который душит изнутри. Кёнсу крепко жмурится и считает до десяти про себя. Он ведь столько трудился чтобы попасть сюда. Нельзя облажаться так сразу, нельзя. Кёнсу выходит, из раздевалки, стараясь отогнать непрошеные мысли. Руки больше не дрожат, а ноги сами несут в нужном направлении. Кёнсу кивает на слова ассистента и медсестры, пока моет руки в растворе, а после натягивает на них перчатки. Маску на лицо, очки на переносицу. Операция на самом деле не сложная: небольшой жировик на шее, пусть и малость запущенный. Ничего невозможного, особенно для того, чей красный диплом сейчас лежит дома на полке. Только вот паника возвращается второй волной, даром, что руки не трясутся. Кёнсу держит в пальцах скальпель и закрывает глаза, чтобы в следующий миг их распахнуть. – Не надо, – внезапно чей-то голос раздается в его голове. – Дыши на три. Вот так, давай. Кёнсу, сам того не осознавая, следует указаниям неизвестного голоса. Дыхание приходит в норму, а паника медленно отступает. У него в руках все тот же скальпель. – Вот так, – в мужском голосе слышна улыбка. – Не думай о возможном провале. Ты здесь не просто так, иначе не стоял бы здесь. Возьми себя в руки, вспомни, с каким настроем ты пришел сюда. У тебя все получится. Голос исчезает, когда Кёнсу делает первый надрез. Первая операция проходит успешно.***
– Ну что, доктор До, - Бэкхён глядит сверкающими глазами и запихивает в рот рис. – Поздравляю с первой операцией. Кёнсу кивает и улыбается в ответ на слова Бэкхёна, а после смотрит вниз на свой поднос с едой. Кусок в горло сейчас не лезет. И пусть по идее он должен радоваться, но одна вещь упорно не дает ему покоя. – Бэкхён-щи, – Бэкхён отвлекается от раздирания курицы. У него щека перепачкана в соусе и к ней прилипла пара рисинок. Глядя на это, сложно поверить, что перед тобой сидит человек, способный проводить сложнейшие операции на сердце. – Нет, ничего такого. Бэкхён хмурится – по нему видно, как усиленно работает его мозг – и уже открывает рот, чтобы что-то сказать, как отвлекается на медбрата Цзытао, который случайно сбивает рукой стаканчик с чаем. После этого о Кёнсу он благополучно забывает. Кёнсу же пользуется этой возможностью, чтобы подумать. Чужой голос в голове – это ненормально. Но он проходил психотерапевта и никаких осложнений у него нет. Возможно, это просто была защитная реакция на панику? «Но тогда это был бы знакомый мне голос, – отправляя в рот порцию риса, думает Кёнсу. – Но этот я слышал в первый раз. Что же это было такое?» Но ответа на этот вопрос он у себя в голове не находит.***
Дни бегут один за одним и Кёнсу с каждым из них все больше приживается в больнице. Паника больше не накрывает, когда он слышит свой голос по приемнику, а тот самый первый раз вызывает лишь смех. А еще интерес. За эти дни Кёнсу понял несколько вещей. Первая – он точно слышал чей-то голос. Вторая – голос больше не появлялся. Кёнсу пробовал говорить с ним дома, – потому что там он один и никто не сможет вызвать ему врачей со смирительной рубашкой, – но никакого ответа он не получил. В больнице была та же картина – полное затишье. «Может, мне почудилось? Сам себе придумал какой-то голос, чтобы успокоиться». Почти смирившись с этой мыслью, Кёнсу решил провести последний эксперимент, после провала которого он навсегда забудет об этой ситуации. А в провале Кёнсу был уверен на 99 процентов. В конце рабочего дня он прошмыгнул в ту самую третью операционную. Там прошла его первая операция, там же он услышал тот голос. Возможно, он сможет услышать его снова? Плотно закрыв дверь, Кёнсу прошел вглубь комнаты, прикасаясь пальцами к кушетке. Стараясь игнорировать неловкость, он тихо произнес: – Привет, ты здесь? Боже, что за глупость?! Рассмеявшись с самого себя, Кёнсу закрыл лицо руками. Дожил, пытается с пустотой говорить. – Здесь я, – и в этот раз ему точно не показалось. Кёнсу дергается и смотрит вокруг, никого не находя. Это подтверждает его самые плохие догадки. – Я сошел с ума, – пришлось присесть на кушетку, чтобы не упасть на пол. – Не думаю, что это так. Я бы заметил. – Ты – голос в моей голове и говоришь, что со мной все нормально? – А ты сам себя психом считаешь? И прекрати кричать. Ты можешь просто думать, я тебя услышу. «Это все неправда. Неправда. Ничего я на самом деле не слышу». – Ты такой смешной, – и снова улыбка в голосе. – В это, конечно, сложно поверить, но надо. Дыши, помнишь? На… «На три. Да, я помню, – Кёнсу смотрит на свои ладони и хмыкает совсем грустно. – Я же с ума сошел, да?» – Да нет же, – теперь голос звучит недовольно. Слышится тяжелый вздох. – Если ты меня послушаешь, то я все тебе расскажу. Точнее попробую рассказать, я сам до конца так и не вник в ситуацию, если честно. Готов слушать? Кёнсу кивает и готовится услышать самую невероятную историю в своей жизни. История кажется невероятной только в конце. Ифань, как сам представился голос, был врачом в этой же больнице. И был очень успешным врачом в своей области: молодой, но чертовски талантливый специалист. Вот только карьера его оборвалась резко и глупо, как во второсортных фильмах. Ливень, пьяный водитель, размытая дорога, авария. – Я помню, как лежал на этом самом столе и смотрел в потолок. Трудно было смотреть: глаза постоянно закрывались, да еще и один кровью залило. Но я все равно старался смотреть. А потом моргнул на секунду, потому что устал, и все. Больше я ничего не почувствовал. Очнулся потом здесь же, только вот уже… Мертвый. Кёнсу вздрагивает от последнего слова и смотрит на кушетку. У него снова дрожат пальцы и хочется убежать. А еще глаза почему-то щиплет. И сил хватает лишь на один вопрос: – Почему я? – Не знаю, – Ифань смеется слишком легко для того, кто только что рассказывал о своей смерти. – Почему-то именно тебе я захотел помочь. Почему-то именно ты меня услышал. Кёнсу тоже не знает почему, но узнать очень хочет. Но это потом. Сейчас ему нужно узнать немного больше об Ифане.***
С того самого вечера в больнице они общались еще… Кёнсу не помнит сколько раз они еще общались. Стыдно было признавать, что каждая «беседа» с Ифанем привносила в него чувство легкости и эйфории. Пусть их жизни были отделены друг от друга не одним десятилетием, им все равно было интересно друг с другом. Для Ифаня это было словно глотком свежего воздуха: наконец-то пообщаться с кем-то столько лет спустя. А Кёнсу отвечал ему тем же. Разговоры с Ифанем дарили ему нереальное спокойствие. Конечно, они не могли болтать часто. Все-таки, они не единственные люди в этой больнице. А молодой врач, каждый вечер ошивающийся в конкретной операционной, определенно выбивается из рамок адекватности. Поэтому приходилось осторожничать. Но Кёнсу все равно выкраивал время для их «встреч». В одну из таких он попросил Ифаня описать себя. Потому что иначе он бы никак не узнал, как тот выглядит. – Зачем тебе? – казалось, что голос у него зазвучал смущенно. В такие моменты сильнее был слышен китайский акцент. «Просто, – Кёнсу пожал плечами. – К тому же, ты можешь видеть меня, а я тебя нет. Нечестно». Услышав уже ставший привычным смех у себя в голове, Кёнсу невольно улыбнулся в ответ. – Хорошо, – Ифань задумчиво промычал. – Я выше тебя где-то на… На голову, может. Волосы черные, короткие. Ёжик почти. Прямые брови, чуть глубоко посаженные глаза… С каждым словом Ифаня Кёнсу рисовал у себя в голове его внешность. Он не знал, мог ли Ифань еще и видеть его мысли, но возможная вероятность этого почему-то смущала. – Как-то так, – Ифань вздохнул. – Я не мастер объяснений, так что… «Ничего, мне хватило. Спасибо». И теплый смех стал ему ответом.***
- Доктор До, третья операционная. На этот раз голос из динамика не вызывает никаких отрицательных эмоций. Кёнсу больше не боится. Он идет спокойно, совершает все подготовительные процедуры и берет в руки скальпель. У пациента нарыв на шее и слишком четкие вены сквозь тонкую кожу. Операция сложная, но Кёнсу полностью в себе уверен. Он делает первый разрез и тут же слышит голос у тебя в голове, который сейчас вот совсем некстати. – У тебя не одного зажима под рукой, спятил что ли? Ифань чуть ли не шипит и звучит почти обиженно. «Мне они не нужны сейчас. Слишком маленькое пространство для них, они будут только мешаться». – Тогда твой пациент умрет от потери крови. Ты режешь почти под сосудом. «Не умрет он». Но Ифань все никак не унимался. Пока Кёнсу методично выполнял свою работу, тот все жужжал ему на ухо о зажимах и о том какой он, Кёнсу, плохой специалист. Нарыв уходил чуть ниже, как раз туда, где было больше всего капилляров. Кёнсу сделал надрез и тут же нахмурился. – Ты совсем что ли?! Из раны выступила кровь, стекая и мешая. Кёнсу промокнул ее тампоном, а после нанес на рану медицинский клей. Кровотечение прекратилось. А вот жужжание Ифаня, к сожалению, нет. – Как?.. «Мне очень нравится твой голос, но сейчас он только мне мешает. Помолчи, пожалуйста». После этой фразы Ифань замолк, словно кто-то убавил громкость. Он молчал до конца операции и не сказал ни слова, когда Кёнсу уходил. «Нравится?»***
О том, что конкретно он сказал, Кёнсу понял только через несколько дней после той операции. Он тогда лежал дома, вспоминал голос Ифаня – потому что они не говорили несколько дней уже – и вспомнил. Сначала его бросило в смущение, а затем в смятение. «Нравится голос? В этом же ничего плохого, – перевернувшись на другой бок, Кёнсу задумчиво уставился на узор обоев. – Я ведь не сказал, что он мне нравится». Вот только последняя мысль отдалась теплом в груди и Кёнсу невольно прижал к ней руку, словно он мог почувствовать это тепло тактильно. Тепло оставалось внутри и уходить никуда не собиралось. Равно как и смятение. Это было странно и неправильно. Чувствовать симпатию к призраку, который вообще-то голос в твоей голове. И которого ты ни разу в жизни не видел. – И не увидишь, – выдохнул вместе с воздухом Кёнсу. Чувствовать что-то к мертвому человеку? Что за глупости? Что за бред? Кёнсу вздохнул и произнес одними губами ставшее уже родным имя. Бред же.***
– Ты сегодня какой-то грустный, – было очевидно, что Ифань заметит его состояние. Он же буквально в его голове. «Все нормально. Просто устал, да еще и плохо сплю в последнее время». Врать Ифаню было физически неприятно, но Кёнсу сейчас не мог по-другому. Он не знал, как отреагирует Ифань на его чувства, которые он сам до конца не понимает. Он не знал и это заставляло его бояться. – Когда я пил на ночь теплую воду с медом, мне это помогало уснуть, – Ифань, как самый хороший друг, тут же дал совет. – Но ты не любишь мед. «Ты и это запомнил, – сдержать улыбку невозможно, да и не хочется совсем. – Такие мелочи». – Конечно запомнил! – голос теперь возмущенный. – Ты дорог мне, Су. Ты – это все что у меня сейчас есть. Слова греют душу и ранят сердце. – Су… Кёнсу дергается, когда по его щеке стекает слеза. Он поспешно ее стирает, но новая тут же чертит влажную дорожку на его щеке. – Я что-то не то сказал? Извини, если обидел, я просто… – Ифань, кажется, тоже близок к тому, чтобы заплакать. – Я лучше… лучше мне… И его голос обрывается вместе с прерывистым вздохом. Кёнсу хлюпает носом и обнимает себя за плечи. Из его горла жалобно раздается: – Вернись. Но Ифань ему не отвечает.***
Они не разговаривают уже десять дней. Кёнсу лично рисует на календаре грустные смайлики, сам не понимая зачем. Как будто от рисования плачущего лица ему станет легче. Ифань больше с ним не разговаривает, хоть Кёнсу и ходил целую неделю в операционную. Он говорил с ним мысленно и вслух, но все его слова были в пустоту. А может и нет, но тогда получается, что Ифань целенаправленно его игнорировал. Подумав об этом, Кёнсу перестал приходить в операционную. Он полностью сосредоточился на работе, стараясь не думать больше об Ифане. Загрузив себя работой, Кёнсу тем самым старался забыться. Чем больше он уставал, тем меньше у него оставалось времени на мысли. Он приходил домой, когда уже начинался новый день, и отрубался. Либо же вообще брал себе ночные смены, ночуя на небольшом диванчике в кабинете Бэкхёна. Тот хмурится, пытается прогнать Кёнсу домой, пытается забирать у него ночные смены, но тот упрямый и грустный не поддается ему. Потому что, если у него будет хоть одна лишняя секунда на размышления, она может стать для него фатальной.***
Та самая секунда наступает, когда Кёнсу идет на утреннюю смену. Он сонно шаркает ногами и ежится от неприятного моросящего дождя, который стекает за шиворот. Погода плачет, словно подает ему пример. Но в последний раз, когда он заплакал, Ифань перестал с ним говорить. «Что с ним тогда случилось? Почему он перестал мне отвечать? Чертов Ифань…» Кёнсу кусает губу до боли и жмурится на мгновение, чтобы сдержать ненужную влагу, а после чувствует оглушающую боль. Боль обжигает все тело одной вспышкой, а после наступает темнота. Как только он снова видит свет, боль возвращается. – Скорее! – похоже было на голос Бэкхёна. – В третью операционную его! Кёнсу чувствует, что на лице у него маска, а волосы липкие почему-то. Глаза различают лишь мимолетные вспышки света и голубой потолок. Его везут куда-то, но зачем? – Дефибриллятор, быстро! Зачем? Посторонние звуки глохнут, его подкидывает, а после все снова погружается во мрак. Это его конец? – Су? Кёнсу распахивает глаза и смотрит перед собой. Его окружает мягкий свет, а сам он такой же, как Кёнсу себе и представлял. – Ифань? Ифань дергается в его сторону и хватает за плечи. В глазах у него плещется море эмоций: страх, радость, грусть и вина. Он все крепче сжимает плечи Кёнсу своими руками, а после крепко обнимает его. – Ты не должен быть здесь… Не должен, слышишь?! Его голос срывается. В глазах слезы. А Кёнсу до конца все не может понять. – Где? Где я? – он хватается за руки Ифаня, не желая его отпускать. – Почему ты молчал? – Не об этом сейчас! Ифань кричит на него. Срывается во второй раз. – Ты умираешь, – Кёнсу вздрагивает и качает головой, пока Ифань продолжает сбивчиво шептать, – но я не дам тебе умереть, слышишь? Я… Кёнсу смотрит на лицо Ифаня вблизи и понимает, что готов умереть сейчас. Если он останется здесь, то он готов. Потому что даже те дни без Ифаня были для него пыткой. Потому что сейчас он увидел его впервые. Потому что сейчас он может его коснуться. – Нет! – Ифань берет его лицо в свои ладони. – Не смей думать о смерти! Не смей! Тебе нельзя умирать, слышишь? Тебе самому столько жизней еще спасать, Су! Какая смерть ради призрака? – Ты не понимаешь, – Кёнсу качает головой. – Я из-за тебя… Ты… Говорить уже не остается сил. Он может только дышать прерывисто и сжимать руки Ифаня своими. – Я знаю, знаю, – Ифань прислоняется своим лбом к его. – Поэтому тебе и нельзя умирать. Я тебе не позволю. Ради себя ты должен жить, а не умирать ради меня. Ты меня сохранишь, обещаю. Обещаю, что все равно буду рядом. Никогда не оставлю. Кёнсу смотрит в глаза напротив. На него смотрят в ответ. И в одном только взгляде он видит ответы на все его вопросы. – Ты… Ифань улыбается ему грустно и наклоняется. Кёнсу чувствует, как его лба касаются чужие губы. Шершавые от укусов и влажные от слез. Губы Ифаня. На коже оседает вздох Ифаня, когда тот говорит ему что-то. Но Кёнсу уже не слышит ничего. Ему словно ваты в уши набило. Он смотрит то на губы Ифаня, то в его глаза, пока сознание медленно его покидает. Ифань держит его крепко, не дает упасть и прижимает к своей груди. До самого конца держит.***
Когда перед глазами снова появляется голубой потолок, Кёнсу не может ничего вспомнить. У него в голове только звенящая пустота и больше ничего. Он лежит так неизвестно сколько, пока где-то не открывается дверь. – До-ши, вы очнулись, – медбрат Цзытао улыбается и принимается над ним хлопотать. – Я сообщу доктору Бёну о том, что вы пришли в себя. Кёнсу отвечает на вопросы о своем самочувствии совсем рассеянно. Он не понимает, что сейчас чувствовать. Память упорно не желает просвещать его, а вот чувства буквально вопят. От этого контраста Кёнсу засыпает, надеясь, что хоть во сне он найдет спокойствие.***
Проходит несколько дней, прежде чем его выписывают. Бэкхён настоятельно рекомендует ему остаться в постели, грозит привязать к ней ремнями, но повлиять на решение Кёнсу не может. – Ты такой упрямый! – Бэкхён машет планшетом, пока Кёнсу методично одевается. – Хотя и неудивительно, вон как выкарабкался. – Что вообще произошло? – Кёнсу садится на кушетку и смотрит растерянно. – Ничего не помню. – Тебя машина сбила, – Бэкхён вздыхает и садится рядом. – Доставили сразу же буквально, но у тебя сердце остановилось. Я уж думал, что все, конец, но ты живучий оказался. Да и… Бэкхён внезапно замолкает и Кёнсу поворачивается к нему с вопрошающим взглядом. – Да странно это было, – Бэкхён смеется нервно, запуская пальцы в волосы. – Я в какой-то момент почувствовал что-то странное, кончики пальцев закололо еще. И после этого я как будто на автомате начал все делать. До сих пор как вспоминаю эти ощущения, так в дрожь бросает. Кёнсу хмурится, пытаясь вникнуть в смысл слов Бэкхёна. Тот еще что-то рассказывает ему об операции и больничной жизни, но Кёнсу надо не слушает. «Ифань».***
Сбежав от компании Бэкхёна, который все также яростно желал, чтобы он остался в палате, Кёнсу мышкой прошмыгнул в третью операционную. «Ифань? Скажи, что ты здесь». В ответ ему лишь тишина. И чувство, что он что-то потерял. «Ифань». Нет, ничего. Никакого смешка в его голове, ни родного голоса. Ничего. Кёнсу дотрагивается до своего лба кончиками пальцев. «Ты ведь обещал».***
Спустя несколько дней погода в городе улучшается. Кёнсу пользуется своим больничным, приводя в порядок здоровье. И авария, и его прошлый рабочий график проехались по нему бульдозером. Отдых был ему жизненно необходим. Также, как и ответы на вопросы. Кёнсу до сих пор не помнил чего-то главного. И не понимал, почему Ифаня он больше не чувствует. Раньше его присутствие всегда было с ним, словно Ифань оставил на нем свою метку, а сейчас не было ничего. Или же это Кёнсу ничего не чувствовал? Его постоянно преследовало ощущение, что он забыл что-то слишком важное. И это что-то не давало ему окончательно успокоиться и все принять. Кёнсу вздохнул, зарываясь лицом в шарф. Мысли били его сильнее, чем ожидалось. Они преследовали его везде. Нужно отвлечься на что-то. Работой он себя больше занять не может. По крайней мере не в ближайшее время. Но что-то ему нужно сделать. Задумавшись, Кёнсу плечом ударяется о картонный стенд и резко дергает руками, чтобы его удержать. На стенде нарисованы пастельно-зелеными красками кактусы и суккуленты. Следуя непонятному чувству, Кёнсу идет по указателю в отдел с растениями и долго рассматривает пестрые горшочки. От трогает пальцами выкрашенную в светло-желтый керамику, а после берет ее в руки. Там кактус маленький с белым цветочком на верхушке. Цветочек, правда, еще не раскрылся. Кёнсу трогает бутон пальцем и вздыхает. Кактус отправляется с ним домой.***
Кёнсу возится с этим кактусом так, словно тот живой. Он болтает с ним, дает ему витамины для почвы, протирает горшочек постоянно от пыли. Кактус ему заменяет друга и отгоняет прочь ненужные мысли. Только вот цветочек все никак не раскрывается. Что бы Кёнсу не делал, тот упорно не желает показывать свои лепестки. – Ну давай же, – Кёнсу гладит бутон и грустно вздыхает. – Ты такой упрямый! Как… Ифань. Кёнсу опускает руку на стол, не понимая, почему он сейчас вспомнил о нем. Сердце кольнуло и забилось с удвоенной скоростью. Кёнсу приложил к нему руку и закусил губу. «Я знаю. Ты меня сохранишь. Обещаю. Я тебя не оставлю». Кёнсу видит лицо плачущего, но счастливого Ифаня перед собой и все вспоминает. Как он хотел умереть, лишь бы только остаться с ним. И как Ифань ему не позволил этого сделать. А еще. – Ты ведь тоже? Вот что ты мне сказал, да? Кёнсу чувствует, как уголки губ тянутся. Он улыбается сквозь слезы, потому что наконец-то все вспомнил. Наконец-то все понял. Слезинка с его щеки катится вниз и падает на упрямый бутон. Кёнсу стирает ее пальцем и тихо извиняется за то, что развел тут сырость. Из-под его руки раскрывается первый лепесток на кактусе. У цветка лепестки белые, почти прозрачные и желтая, солнечная сердцевина. Из окна на кухне на кактус падает свет, заставляя цветочек искриться. Кёнсу улыбается снова. Ифань сдержал обещание.