***
Бор в некотором возбуждении метался по дому. Перескакивал с дивана на шкаф, со шкафа на старинные часы, с них — на кухонный стол, шипя и спотыкаясь о забытую вилку. Только что по потолку не бегал. — У тебя что, блохи завелись? — проурчал Кузька, развалившийся в кресле. Дичка нашёл новый способ ухода за скотиной. Конкретно каждый день наглаживал Кузьку и чесал пузо по первому же требованию хвостатого тирана. Кузька млел от этого, решив, что всё же получил в пользование личного раба. Бор только головой потряс. В последнее время всё было как-то не так. Не так, как обычно. Хозяйка Вика целыми днями изучала какую-то информацию, читала старые книжки, рылась в интернете. Крутила в руках ту единственную фотографию его, Бора, которую сумел получить ушлый сосед-фотограф. А потом начала его рисовать! И почему-то это Бора сильно беспокоило. Будто он знал что-то такое, но забыл напрочь. Но это что-то сулило какую-то беду… кажется. И он стал портить эскизы всеми возможными способами. Сжигал их в раковине, топил в унитазе, пачкал, разрисовывал дикими каракулями. Увы, это не помогло и не отвадило Вику — та просто забрала рисунки на работу, подальше от него!***
В это время в подземных хоромах Велеса будто что-то сильно толкнуло в грудь. Он как раз изучал таблички из древнего Вавилона и совсем не хотел отвлекаться от этого увлекательнейшего занятия. — Агния, душа моя, — позвал он тихо и нежно. Его доманя была особым существом, глубоко им любимым и даже больше — обожаемым. Он дарил ей одежды, украшенные червонным златом и серебром. Он сам любил заплетать ей рыжие косы. Он знал — она явится по малейшему зову из любой точки его дворца. Ей не надо кричать, как какому-то обычному глупому домовому. — Кощей у Зеркала слова, батюшка, — она возникла перед его дубовым столом, поклонившись с уважением. — Вот надоел, — вздохнул Велес, — и в опочивальню не желает, и житья с ним нет. Велес обратился молнией и возник в покоях своих пред Зеркалом слова, откуда на него глядел Кощей. Мерзким таким взглядом. — Бору создают кумира. Теперь он тоже бог, — ухмыльнулся Кощей. — Говорят, Перун злится, ногами стучит, власами пылает. Желает узреть морду твою лепую. — Да провалиться бы вам всем, — Велес почесал голову, зная, что будет теперь. Возник Велес на набережной прямо рядом с красивым молодым мужчиной со светлыми волосами и голубыми глазами. Красавец с неодобрением осматривался и кривил морду так, как будто влез кроссовками в коровью лепёшку. Велес подставил лицо ветру и улыбнулся. Сейчас, в личинах, он был для красавца, которым, конечно же, был Перун, как отец по годам. — Если не люб тебе мир твой явий, то чего же рядишься в наряды заграничные и морду красавца делаешь? Обратись молнией и сожги тут всё к бесам. — Молчи! Кликать поздно, уже припёрлись по велению Кощееву! Вот скажи, как получилось, что простой кудесник рода человечьего силы такие обрёл? Дано ему теперь чуть ли не колесницу мою небесную опрокинуть. И ты с ним в сговоре! Я знаю, Велес! Где дела мутные — так там ты в первых рядах плясать будешь, как скоморох на площади. — С медведем? — Велес хитро улыбнулся. — С мед… нет, — Перун захлебнулся. Велесу служили медведи, но и Карачуну они служили тоже. А Перун, хоть и велик бог Прави, но не так глуп, чтоб Мару да Карачуна со скоморохами равнять. — Кощей не роду человечьего. Если он то и забыл, то ты прекрасно знаешь. Ближе к сути, брат мой названый, враг великий. Неужели игры девы земной так гложут душу твою? Крику ты поднял от Нави до Прави. По лику моему тоже игрушки делают. И лепые. Бор не бог. Хотя уж кто, а он силу богов в полной мере заслужил. Бор всего лишь немного краше, чем нужно, и это волнует его хозяйку. — Она потомок. Создав кумира, она ближе к Яге станет. Обретёт силы. И умрёт. Она и девчушка. У Бора много врагов. Не допусти этого. — Почему печёшься о душах живых, Перун? Что тебе до них? — Велес прямо из воздуха достал трубку, раскурил табак. Такой немцы при Петре Первом курили, более такого на Руси нету. — Я — бог Прави, Карачун тебя задери! — рявкнул Перун и растаял в воздухе трещащими искрами. Велес пожал плечами. Прави так Прави. Ещё бы все, кто за Правь, были праведниками, как старцы, что за Христом шли, церкви в одни руки поднимая. Цены бы им не было в базарный день, богам этим.***
Посылку доставили вечером, точно в обещанный срок, когда Вика уже была дома, но Алина ещё в школе на продлёнке. Из коробки плотного картона появилась сначала какая-то белая труха. Потом длинный пластиковый кокон, который Вика принялась деловито вскрывать. А когда она закончила, у Бора рот открылся от удивления великого: это был он! Вернее, это была кукла. Не очень большая, но очень подвижная. И невероятно похожая на него самого. Бор обошёл стол, со всех сторон разглядывая это диво дивное, наклоняя голову, принюхиваясь. И чувствуя, как губы растягивает глупая улыбка. Почти как тогда, когда Вика показала ему фотографию. Чувство тревоги, глодавшее его, как волк глодает голую кость, отступило, затаилось. Вика вначале хотела поставить куклу на подставку. Но потом… странно… потом она отмела эту идею. Конечно, кукла очень дорогая. И мастерски сделанная, вплоть до затяжек на свитере. Но на подставке она как бы украшение, а не член семьи. Поэтому Вика утащила куклу на диван. Включила телевизор. Показывали смешную передачу про котов. Дома всё было приготовлено, за Алиной ехать через час. Поэтому Вика просто смотрела передачу, рассеянно поглаживая куклу по голове, перебирая волосы и лаская свитер. — Ты красивый, — сказала Вика кукле. — А? Бор в этот момент чуть не свалился со шкафа. Сидя там и растерянно наблюдая за играми хозяйки, он вдруг почувствовал, что Вика каким-то образом гладит не только куклу. Она гладит и его самого! Он чувствовал её пальцы, зарывающиеся в волосы, ощущал тёплые прикосновения к свитеру. От удивления он дёрнул ногой, случайно спихивая на пол парочку книг, которые задел пяткой. Дичка, в это время устроившийся на ковре перед диваном, встрепенулся и посмотрел на него. Вика же даже не пошевелилась: она потихоньку привыкла к падению вещей с полок, ночному урчанию Кузьки и прочим вещам, из-за которых нормальные люди зовут священников дом святить. Она уже это прошла, с Бором никто не справился. Так какой смысл подскакивать от каждого шороха? — Я бы тоже так хотел, — сказал Дичка. — Давно очень один домовой говорил, богам ставили кумиры. И эти штуки служили богам, чтобы чувствовать. Например, быть любимыми. Хозяин не хочет быть любимым? — Чего?! — возопил Кузька и бросился в атаку. Конкретно — на диван. Чтобы откусить игрушечному Бору голову. Но Вика уже отнесла куклу в спальню и поставила на подставку. И вышла из дома, чтобы ехать за Алинкой. — Эй-эй! — Бор слетел со шкафа и, убедившись, что Вика ушла, повернулся к своим сожителям. — Если я чего-то не помню, это не значит, что я этого не знаю совсем! Теперь вспомнил, спасибо, Дичка. Кузь, Вика сама не поняла, что сделала. И чем это может грозить. Но теперь я эту штуку тебе не отдам! Тут он посопел и добавил: — Потому что когда Вика раздавила предыдущую фигурку, было очень и очень больно. — Будет больнее, — сообщил голос от дверей. Дичка тут же вскочил и зашипел на незваного гостя, высокого красивого мужчину с тёмными волосами. Но тот явно наплевательски отнёсся к его мнению. Силой своей распахнул двери спальни и прошествовал к постели Вики. Усевшись на неё, он погладил фигурку. Бор почувствовал и его прикосновение. Но не теплом, а пламенем под кожей и слабостью в теле. — Какие люди стали умелые. Мне, правда, тоже таких кумиров делают, и не одного. А каждый раз поражаюсь, какая тонкая работа. Бор. Ты должен разбить эту штуку. Пока не стало поздно. — Поздно для кого? — неожиданно ревниво поинтересовался Бор, невольно выпуская когти. — Я своё обещание выполняю и уговор наш помню! Не было там такого, чтобы я ещё и прихоти твои выполнял, государь Велес! Стоит пока дом, в царствие твоё не проваливается! Велес вздохнул тяжко. Он уже чувствовал силу ведьмы и наследницы. Мягкими тёплыми потоками она пропитывала дом, скользила по полу, как змеи в свадебное время, собиралась клубками под кроватями. Сила эта впустила сюда ещё одного домовика, в боях рождённого. Доброе создание, прямо с порога бросившее ему смертный вызов. Сила эта корнями тянулась и к другому источнику, навьему, что затаился этажами ниже и ждёт верного часа. Силе всё равно, кто друг, а кто враг. Она питается, она растет. И в нужный час вольётся в красивую рыжую чаровницу, чтоб сделать её смертной живой богиней на Земле. — Какой же ты горячий, себя в руках совсем не держишь. Ты меня сначала послушай. Поздно потому, что получив некое подобие твоего тела, женщина полюбит тебя. Она уже любит тебя, но, пока не может касаться, её чувства слабы. Создав подобие тела, она будет любить тебя сильнее! Я это проходил. Девы кланялись и кланяются моим кумирам. Это неправильно. Это опасно для человека. Бор только головой потряс и поморщился, как если бы она у него вдруг заболела. — Ты знаешь что-то, да? И не говоришь мне. Мне вот тут, — он ткнул себя в грудь пальцем, — больно и тяжко, будто цепи какие сердце сковали. С нею легче становится. А ты молчишь. Или, может, тебе просто завидно? Или те, кто дом разбудил, слуги твои, и тебе надобно, чтобы они со мной сладили?! — Я не могу тебе сказать, — пожал плечами Велес, — меня накажут. Можешь считать, что я ревную к тебе эту женщину. Я люблю дев земных. Мои враги считают, что на это я и способен только — возрождать свой род, любя и обманывая дев. Но это не так. И у меня есть сострадание. Оставишь куклу — девочки пострадают. Уничтожь эту вещь. Сам. — И Велес исчез, оставив после себя лёгкий запах сухих трав. Кузя, не очень поняв разговор, но оценив угрозу, решил под шумок позаботиться о штуковине и едва не откинул лапы от неожиданности, когда за спиной послышался счастливый визг Алины: — Мама! Он как Бор! — Да, я знаю, — улыбнулась Вика и пошла греть ужин. Дичка наблюдал за всем этим с грустью. Потом повернулся к Бору: — Я думаю, господин, кто-то когда-то умер, потому что любил вас. И тот хмырь волосатый об этом знает. — Он тебе не хмырь волосатый, — Бор стратегически занял место рядом с фигуркой и хищно следил за подкрадывающимся Кузькой. — Он бог наш Велес. Всем домовым хозяин. Учись ты хоть немного, горе моё двухметровое! Не знаю я. Не помню. И, может, и не стоит помнить такое. — Я Дикий, — Дичка упрямо тряхнул головой, — у меня только один хозяин. Это вы, господин. И если вашим женщинам и животине угрожает опасность, я буду за вас драться. И с волосатым тоже. Нечего было, понимаешь, на хозяйкином ложе разваливаться!***
В это время этажом ниже Михаил злобно зарычал, отшвыривая от себя так не вовремя подвернувшуюся псину. В гневе он поднял какую-то вазу и швырнул в стену, едва не зацепив Серёгу. — Чего бесимся? — Сергей — сама невозмутимость — поднял скулящую собаку, поцеловал в макушку, залечивая раны. Пёс благодарно завилял хвостом. — Да, он создал кумира. Но это просто игрушка. Обрядами не освящённая. Даже если эта баба куклу себе между ног сунет, это ничего не даст. Готовь атаку, думай. А я тебе таких штук могу сколько хочешь настрогать. Вот хоть из того же шкафа ножом кухонным. И они посильнее будут. Бор — дурень, отдавший свою память. Хоть зубами меня грызи, а не пойму, за каким чёртом он господарю Кощею так сдался. — Бесу беситься по должности положено, — буркнул в ответ Михаил, почёсываясь и потирая шею. — Руслан! Руся! Хватит в ванной нырять, сюда плыви, рыбо моё! Их рыжий тритон вывалился из ванной, вытираясь полотенцем. — Чего изволите, повелитель? — Не издевайся. Морока дай. Андрюху будем наверх подселять. Котом чёрным. Пора поближе к Бору подбираться. А то больно неудобно в потолок-то орать. Шея затекает, понимаешь. — Андрей, радость моя. Иди сюда, — оскалился Руслан, разминая пальцы, — повеселимся.