Эдельвейс

      Небо расстилалось над Кибертроном завораживающей тёмно-синей пеленой, звёзды сияли неземным серебром. И в это чистое до одури, до неимоверного счастья небо вздымались хрустальные шпили гордого, прекрасного Восса, города сикеров. Нежное, переливчато-светлое сияние легендарных хрустальных башен Восса так ярко выделялось на фоне тёмного неба, что казалось, что город словно выступает откуда-то из ночного мрака, будто этот город не касается ни земли, ни неба — лишь парит в воздухе и бесконечности, овеваемый сотнями и тысячами ветров. И ничто — ни время, ни смерть, ни забвение — не властно над Воссом, вольным и гордым Воссом, городом воплощённой красоты.       Ветер пронёсся среди башен Восса, взвихрил звёздную пыль, осевшую на кончиках тонких шпилей, смешал разноцветные пятна подсветки кружевных беломраморных и хрустальных галерей в единую палитру и скользнул вниз, к скалам, на которых стоял Восс. И вслед за ветром, легко и неуловимо, вниз от восских дворцов спустилась тёмная фигура. Вот ещё клик… и звёзды облили своим светом силуэт, который изогнулся, словно в причудливом танце, превращаясь в высокую фем.       Солус Прайм встала, выпрямилась и повела крыльями, поднимая шлем к звёздному небу. Ветер что-то приветственно прошелестел, и Солус радостно взмахнула манипулятором, когда туманный серебристый звёздный отблеск лёг на её фейсплет. Но время не ждало, и поэтому Четвёртая из Тринадцати шагнула вперёд, на прохладный гранит набережной вместо точёных ступеней винтовой мраморной лестницы, которая спускалась по каскаду неприступных и усеянных блистающей кристаллической пылью скал — Крыльев Восса. Лестница вела ниже, к тихо плещущему чистой серебристой волной Ртутному Морю, но Солус держала путь не туда.       Набережная, выложенная отшлифованными сероватыми гранитными плитами, повела вверх, и Солус улыбнулась, ускоряя шаг. Скоро, скоро… И вот, спустя пару шагов фемка вышла туда, куда стремилась: на высокую скалу, за которой чернело глубокое ущелье, а по совместительству и Сапфировый залив. Но не это было сейчас важно. Солус с сияющей оптикой взглянула вперёд, где, изгибаясь арками-дугами, словно птица трепетала непокорными крыльями, через залив на другую сторону ущелья был переброшен невесомый, словно сплетённый из сотен тысяч паутинок, но очень прочный мост.       Солус вгляделась, калибруя оптику. Да, так и есть, на той стороне, выступая из мрака, очерчивая свой резкий силуэт ярко-лиловыми линиями и гордо вздымая к небесам острые, ломано-гранёные шпили, высился Тарн. Мост на стороне Восса сиял нежным голубоватым мерцанием и словно был изваян изо льда, но чем ближе к Тарну, тем сильнее темнел мост — белоснежный мрамор сменил тёмный оникс, яркие хрустальные блики почти затерялись в глубоких лиловых всполохах аметистов, ажурные, все в узорчатой чеканке, опоры сменились монолитными столпами из полированного камня. Тарн всё подчинял своей воле, на всё накладывал свой отпечаток… впрочем, как и его властитель. Солус улыбнулась снова, а потом решительно шагнула вперёд.       И Восс откликнулся, как и снова, вековечно, ныне и навсегда, на решение своей основательницы. Хрустальная, переливчатая мозаика-площадка моста — многолучевая звезда-цветок, легендарный хрустальный эдельвейс, символ непокорного Восса, — задрожала под каблуками Солус, заискрилась и вспыхнула разноцветным нежным сиянием, на которое радостно откликнулись звёзды. Прайм рассмеялась, закружилась по расцветшему огнями кругу… и вот в этот клик, в серебряном вихре звёздного света на плечи Солус лёг ажурный, невесомый покров, по которому струились традиционные восские узоры — луны, звёзды, переливчатые кристаллы сплетались в диковинную вязь, гимн свободе и полёту. Кружевной узор парил в воздухе и полной тишине, струясь в невесомости, но стоило вспыхнуть на честплейте Прайм яркой звезде-застёжке, как тут же мантия опала, окутав Солус перламутровым сиянием и расстелившись по камням моста.       Солус легко кивнула и вступила на мост. Тут же звонким эхом отозвался хрусталь, вспыхнули огни подсветки — мост приветствовал ту, которая его возвела. Но тут же в лёгкие ноты — будто песнь ветра и звёзд — вплёлся сначала один, потом другой звук… и вот, уже лавиной, древним речитативом в напев небес влился низкий, раскатистый глас — словно сам гранит ожил, вплёл свои ноты в общее многоголосье. Солус вся вспыхнула, разулыбалась светло и чисто, словно не веря своему счастью… и не ошиблась, увидев на той, тарнской стороне высокий тёмный силуэт, за которым истрёпанными клочьями, словно сотканный из обрывков мрака, вился тяжёлый лиловый плащ с неровным, изломанным краем.       Шаг, ещё шаг… Мост пел, пело всё вокруг: тонкий, словно флейты, глас звёзд, хрустально звенели колокольчиками подвески моста, скрипкой и виолончелью звучал ветер, то и дело подхватывавший лёгкую мантию Солус и игравший с узорами. А с той стороны в ответ тяжёлым валом катилась мощная, невероятно красивая мелодия — пели камни, пели скалы, с суровой нежностью раскрывая себя в этот миг.       И вот, середина пути, середина моста, где лежит чёткая граница, отделяющая белый мрамор от непроглядно чёрного оникса. И Восс, и Тарн остались одинаково далеко за спиной. Музыка стихла, только едва шелестел ветер. Двое равных встали напротив друг друга: Небо и Скалы, Хрусталь и Оникс. Но, несмотря на различия, одинаково вольнолюбивые и непокорные. Восс и Тарн. Солус вскинула шлем, улыбнулась, ловя взгляд рубиново-алых, вишнёвых линз — совсем как непокорное пламя, бушующее в самом сердце Тарна, пламя, заставляющее его жить! — и с достоинством склонила голову, приветствуя Прайма как Прайм.       Мегатронус тоже улыбнулся, глядя на ту, которая всегда была в его Искре. Солус на долгий, нестерпимо долгий миг пересеклась с Мегатронусом взглядом, и Двенадцатый с головой окунулся в это небесно-чистое сияние чужих линз — Солус была Небом, воплощением вольной, гордой и бесконечно прекрасной стихии. Но потом сапфировый блик ускользнул — Четвёртая отвела взгляд. Мегатронус качнул шлемом, присмиревший было плащ всех оттенков тьмы за его плечами взвился, рваным краем очертив броню Двенадцатого, и Солус очнулась, шагнула вперёд, и её шлейф тоже поднялся в воздух сверкающей пылью. Мегатронус ступил вперёд, на хрустальные камни Восса, Солус же без сомнений устремилась на аметистово-лиловые плиты Тарна. Но этого было недостаточно, и Солус подняла руку, скользнула пальцами по броне Мегатронуса, очерчивая пурпурно-алые глифы, бездумно расшифровывая их: война, смерть, уничтожение… но и любовь, чистота, защита. Потом фем, вдруг осенённая какой-то внезапной догадкой, изумлённо коснулась плеча мехлинга, сравнивая цвет его брони со своей…       Мегатронус перехватил руку Солус, бережным касанием сгрёб в горсть тонкие пальчики фем, и грустно улыбнулся. Они слишком разные: пусть у обоих броня и блестит чернотой. У Четвёртой эта чернота — чернота космоса, с синевой, чернота, обещающая сказки и легенды, скрывающая сотни тайн и открытий. А у Двенадцатого — чёрный цвет прячет в себе мрак небытия, уничтожения, гарь и пепел войн, войн, которые были, есть и будут. И Мегатронус на мгновение отшатнулся назад, не понимая, как он, Герольд Мрака, может быть рядом с Творцом — даже золотой узор глифов по броне Солус выдаёт её: любовь, вера, искусство, вдохновение, полёт… и как же тут быть мраку?       Но Солус сама качнулась вперёд, ближе, чуть привстала на цыпочки и провела пальцами по фейсплету Мегатронуса, стирая все страхи и неуверенность, потом взглянула — со своей вечной улыбкой в ясных линзах, — и Мегатронус решился. Тревоги отступили, затерявшись где-то в тёмных складках плаща, а Двенадцатый наклонился к Четвёртой, кладя ей руку на талию, бережно коснулся в поцелуе сперва острой золотой стрелки на шлеме, потом — антенны, и только затем припал к губам. Солус откликнулась на поцелуй, обняла Мегатронуса и, кажется, даже вцепилась ему в антенну, притягивая к себе ближе. Шаг, ещё шаг, и поцелуй, незаметно распавшись, плавно перерос в танец — танец не сколько двух порождений Праймуса, сколько двух Искр — Искр ярких и чистых, Искр, истинно любящих друг друга. Знаменитое восско-тарнское танго, танго, которое придумали именно они, Четвёртая и Двенадцатый, придумали когда-то очень давно, по сиюминутному наитию тысячи ворн назад, а теперь возрождали свою старую традицию.       Мегатронус коснулся застёжки-звезды на мантии Солус и качнул шлемом, с улыбкой коротким взмахом вытянув из сабспейса другую брошь — ярко-лиловую россыпь тарнских аметистов, которыми так славился мрачный Тарн. Тонкие, вытянутые кристаллы-капли замерцали глубоким фиолетовым, закачались на тонких серебряных цепочках, и Мегатронус, на клик прервав танец, сменил застёжки, словно отмечая, что Солус — его, что теперь у неё есть частичка Тарна. Четвёртая же вспыхнула от смущения и радости, коснулась пальцами броши, вскинула на Двенадцатого взгляд, полный обожания… и вдруг невесомым жестом в очередном танцевальном па прочертила пальцем по краю плаща Мегатронуса ломаный штрих. И стоило Солус коснуться ткани плаща, как тут же тёмная гладь вспыхнула и по рваному краю пробежала юркая серебряная изморозь — словно иней охватил плащ. Охватил — и заструился по нему, превращая мрак в сказочное полотно, выписывая немое признание в любви, вечной и искренней, как само Небо.       Мегатронус изумлённо оглянулся, а плащ взметнулся ввысь, распахнулся под натиском ветра широким крылом… но ныне в его складках не прятались хищные тени — свет, чистый свет морозного узора расчертил ткань тарнской традиционной, остроугольно-чёткой вязью, изгнал недобрый мрак и оставил лишь тьму космоса, пусть и загадочную и опасную, но всё же не настолько угрожающую, как холод небытия. Двенадцатый неверяще улыбнулся, склонился к Солус… но Четвёртая с лёгким смехом шагнула назад, и Мегатронус поймал на кончик боевых когтей только самый кружевной кончик шлейфа фем.       Солус ликующе оглянулась назад, где темнел Тарн, такой знакомый до последней чёрточки Тарн: чёрные гранёные шпили, совсем не похожие на струящиеся очертания восских башен, вонзались в небо, оникс сверкал ослепительной чернотой, то и дело ловя в свою глубину неосторожный звёздный блик, рубиново-алая с аметистово-лиловым подсветка рисовала миру на сером граните лаконичный, выверенно-строгий, чеканный узор города воинов и стражей, узор тех, кто даже смертью снискал славу и предпочитал забвение поражению.       Но то был город… а его хозяин стоял перед Солус. И Прайм вновь шагнула вперёд, в объятия другого Прайма, но через несколько долгих кликов томительной нежности ласково коснулась честплейта Мегатронуса, жестом указывая себе под серво. Мегатронус отстранился немного, взглянул на плиты моста… и задохнулся удивлением напополам с радостью — строгая граница между ониксом и белым мрамором словно исчезла, размылась, засияла лёгким сероватым перламутром с каплями бирюзы.        — Восс и Тарн всегда были едины, — нежно сказала Солус. — Только мы с тобой об этом забыли, Мегатронус.        — Теперь всё на своих местах, не так ли, Солус? — Двенадцатый тоже улыбнулся, склонился к Четвёртой, прижимаясь краем своего шлема к краю шлема фем и вглядываясь в синие линзы.        — Не совсем! — легко усмехнулась Четвёртая, обернулась и позвала: — Алайтвейн!       Ветер подхватил зов и понёс его к Воссу. Мегатронус только немного приподнял оптогрань, но Солус успокаивающе кивнула и потянула Мегатронуса к парапету моста, под которым переливалось, билось о скалы Ртутное Море. И вот, спустя несколько бриймов тишины, в которой только изредка раздавались тихий шелест ветра и неясный шёпот волн, на мосте появилась тонкая фигурка спарклинга — ещё немного, и это будет уже юнлинг — в чёрной, как и у его создателей броне… но узор, змеившийся по ней был ни опасно-хищным алым, ни блистательно-величественным золотым, а мягким, нежно-переливчатым янтарным.        — Алайтвейн, — с улыбкой позвала спарклинга Солус, и маленькая фем радостно воскликнула и перешла с настороженного шага на бег.        — Дани! Опи! — Алайтвейн с размаху впечаталась в Четвёртую, да так, что та немного пошатнулась, но Двенадцатый сориентировался и поддержал любимую под локоток. А там и сама Солус не растерялась, подхватила спарклинга-фем, позволила ей повиснуть на своей шее и обняла. — Я скучала, — Алайтвейн отстранилась от дани и потянула манипулятор к Мегатронусу, тот с улыбкой погладил спарка по тонким, как и у Солус, антеннам и ласково щёлкнул по самому кончику.        — Здравствуй, милая, — Солус, по-прежнему держа спарклинга на руках, опёрлась о парапет и взмахнула рукой, указывая на блистающее лунным серебром море, в котором отражались и ослепительный хрусталь Восса, и аметистовый блик Тарна. — Взгляни, какой простор. И это твоё, потому что ты — вольное дитя Тарна и Восса, башен, окутанных мраком, и шпилей, которые касаются звёзд. — Прайм взглянула в сверкающие неподдельным восторгом и любовью ярко-лиловые с серебристо-лавандовыми кольцами фокуса линзы спарка и добавила: — И твоя судьба только твоя и твоя. Не зря же твоя оптика смешала в тебе лёд и пламя, Тарн и Восс, сапфиры и рубины в единственный правильный аметистовый.        — Самое главное, не забывай, откуда ты родом, — Мегатронус обнял двух самых дорогих для себя фемок, и его плащ укрыл и Солус, и Алайтвейн. — Сияющая Победа, помни, что у тебя есть крылья. И не суть, физические они или духовные. Просто продолжай верить и мечтать, тогда Небо распахнётся перед тобою!        — И не просто мечтай, — заметила Солус. — Все свершения начинаются с мечты! Но перед тем, как стать чем-то великим, все вещи проходили через горн творчества, а творчество — это труд, каждодневный и тяжёлый. Поэтому… будь сильной, Искра моя, и тебе покорятся любые вершины, ведь ты — Победа!        — И этот мост, соединяющий Тарн и Восс, твой символ, символ преодоления любых препятствий, — ласково сказал Мегатронус. — И не ошибается лишь тот, кто не живёт.       В ответ Алайтвейн только сильнее прижалась к честплейту Солус, а Четвёртая, поглаживая броню спарка и вырисовывая на ней диковинные узоры, откинулась на броню Мегатронуса, поцеловала его в щёку и запела, глядя на искристую, лилово-голубоватую от двух лун рябь на морской глади вместе с теми, кого больше всего любила. Плавный восский мотив порхнул над волнами, закружился в вальсе с ветром и чуть было не растаял, но тут вплёлся бархатный баритон Мегатронуса, тарнский напев подхватил традиционную восскую колыбельную и не позволил ей исчезнуть, став — как и всегда — надеждой и опорой.        — Не тревожься, Искра моя… Мы не оставим тебя в ночной тиши, и не обманут тебя лунные миражи. Ныне новая луна к небу поднялась, ветры в полёт зовут, звёзды танцуют над нашим миром. Не бойся, Небеса тебя ждут, а мечта твоя ввысь сорвалась, где поёт из звезд лира…