* * *
Чимин тянется к самым верхним полочкам, чтобы прикрепить блестящую мишуру; сопит, фыркает и неприлично матерится под нос, но в итоге несчастную блестяшку оставляет на своём, теперь уже, законном месте, спрыгивая с табуретки. Взгляд проходится по всей комнате, а в голове уже целый план по дальнейшему украшению всего дома, даже ванны, хотя, казалось бы, зачем оно надо. Но Чимину хочется атмосферы праздничной, красоты повсюду, а ещё венок омелы где-нибудь над дверным проёмом… Над каждым… Везде… Чтобы целовать Чонгука в два раза чаще. Взгляд натыкается на обтянутую кофейного цвета свитером спину, а улыбка сама по себе расцветает на губах, потому что Чонгук сейчас возится с раскладыванием ёлочных игрушек по полу, по цветам… Каждый год, да что-то новое, потому что творческая душа дизайнера требует именно этого. Чон наклоняется и достаёт два красных шара, рассматривая узоры снежинок на них, но, поморщившись, убирает на место, потому что красный был уж, нужна новая композиция. — Как думаешь, к фиолетовому больше пойдёт жёлтый или бледно-голубой, — Чонгук берёт три шарика и показывает их Паку, чтобы тот решил его дилемму. — Вешай синие, и успокойся, — почти мгновенно отвечает Чимин, потому что знает, что будет дальше: Чонгук начнёт расспрашивать, почему не другой цвет, потом начнёт приводить аргументы в защиту, опускаясь в пучину своей дизайнерской философии и эстетики, а в итоге выберет другие вообще цвета, и придётся все украшения по дому убирать, потому что не по Фен-Шую. Чёртов перфекционист. — Ладно, будут в этот раз синие и ультрамариновые, — вздыхает Чон и убирает абсолютно всё, кроме нужных цветов для основы, начиная развешивать шары и игрушки, постоянно отходя и прикидывая общую композицию. Чимин в очередной раз задумывается, каким образом он вообще так долго с ним встречается и терпит вот эти замашки младшего. Чимин не спорит насчёт оттенков, а лишь присоединяется к украшению ёлки, решая погрузиться в своё любимое занятие и приятную атмосферу праздника, потому что заводить спор ему не хочется. Чонгук — дизайнер, ему виднее, какого оттенка какой шар, а Чимину просто не понять вот этого разброса в названиях, если можно назвать всё общим цветом, лишь с помарками «светло-» или «тёмно-». Но для Гука это принципиально временами, потому что: «Смотри, есть такой свитер, а есть такой. Что лучше? Нет, Чимин-щи, они разные: это цвет капучино, а это цвет латте. Это большая разница!» Чимин настолько погружается в свои мысли и воспоминания с весёлыми моментами из их совместной жизни, что не сразу замечает, как Чонгук отходит куда-то на время. Да и его возвращения не замечает, только лишь большие и тёплые ладони на талии его вырывают из мыслей, заставляя улыбнуться. Пока Чон готовит какао на кухне по тайному рецепту его семьи, Чимин успевает вырядить дерево почти во все имеющиеся игрушки, переходя постепенно на мишуру. Чонгуку безумно нравится наблюдать за своим ангелом, который в большом мягком свитере крутится вокруг ели, развешивая различные шарики, кажется, прибывая где-то далеко отсюда мыслями и при этом напевая какие-то детские рождественские песенки. В доме теплота и уют, запах какао и корицы, наряду с запахом парафина с ванилью, а на сердце океаны нежности плещутся, которые затапливают всё нутро Чонгука, у которого ладошки потеют от нервов, потому что подарок для Чимина готов и ждёт своего часа. А реакцию старшего узнать безумно страшно, но очень хочется при этом. Младший подбородок кладёт на плечо Чимина и улыбается мягко и нежно, ласково поглаживая бока. Вдыхает глубоко парфюм парня, ещё больше расплываясь в улыбке, потому что пряные нотки корицы, смешанные с цитрусовыми, невероятно подходят ему и под общий аромат в доме. Взгляд останавливается на творении старшего. Чимин знает, как со вкусом украсить, знает, что лучше всего будет смотреться, и нет, это вовсе не Чонгук со своими вечными проектами и модными журналами. Чимин голову откидывает на плечо Чона и прикрывает глаза, расслабляясь, пока руки замирают в воздухе с блестящей лентой. Ему уютно и тепло в объятиях Гука, потому что тот горячий, дышит почти в самую шею, оставляя изредка на ней краткие поцелуи, а руками водит по бокам, животу, лишь иногда приподнимая края свитера, чтобы коснуться кончиками пальцев медовой кожи. Это всё навевает воспоминания о первых месяцах отношений, когда младший был настолько робким и нерешительным, что дальше сладких поцелуев и крепких объятий у них дело не заходило. И касался кожи «не рук, лица и шеи» Чонгук приблизительно также: кратко, мимолётно, почти неощутимо и боязливо, будто за это Чимин ему руку откусит. Чонгук чмокает Пака в серебристую макушку и одну руку быстро поднимает в воздух, над их головами. — Милый, скорее, открой же глаза. Нам надо быстро сделать одно дельце! — тараторит Гук и дожидается, когда Чимин дёрнется и взглянет на него. — Чт… — Чимин запинается в самом же начале вопроса, потому что почти сразу замечает над ними венок омелы, который держит младший, улыбаясь лучезарно своего парню. — Гуки. Чимин вытягивает имя, смакуя его на языке уже со знакомым ощущением вкуса младшего, поэтому торопится развернуться и поцеловать своего парня, повиснув у того на шее, обмотав при этом вокруг того мишуру. Но Чону только в радость такая спешка — скорее хочется почувствовать мягкость губ Пака. Чимин не отрывается от Чонгука, прижимается к нему, а вскоре и вовсе валит на диван, устроившись удобно сверху, придавив своим весом. Объятия становятся крепче, а поцелуй жарче, Чонгук не хочет вовсе отпускать от себя никуда старшего, потому что ещё помнит выходку парня в гипермаркете. А ведь у Чона встал! А Чимин после этого его дразнил весьма удачными позами и аппетитной задницей! Поэтому руки опускаются на бёдра, скользят к ягодицам, сжимая их, Гук тазом чуть ведёт, чтобы Чимин прочувствовал последствия своих пакостей, а после рычит в самые губы, срываясь. В итоге, украшать дом они закончили только к шести вечера, буквально за пять минут до прихода Хосока, который был… без Тэхёна. — Ходить с Тэ по магазинам — добровольное самоубийство! — первое, что слышат Чимин с Чонгуком от Хосока, который сваливает пакеты на пол и начинает раздеваться быстро. У того волосы взъерошены, взгляд хмурый, а дыхание тяжёлое и частое, будто он пробежал марафон до прихода. — Сначала туда зайти, потом сюда зайти, а если подарок не понравится, а если у них уже есть такое, а мы не знаем, а если с этим связаны плохие воспоминания. И ещё сто-пятьсот «если», которые пополнят ваш запас аргументов. — Хах, теперь понятно, в кого Чимин такой у меня, — хмыкает Чонгук, быстро уворачиваясь от удара старшего, которого возмутило такое высказывание в его сторону. — А ты меня потащил на другой конец Сеула за осьминогом! — Ну, у Чонгука хотя бы была цель, к которой он стремился, а здесь бездумные побегушки по магазинам без какого-либо плана действий, — пожимает плечами Хосок и быстро заходит в дом, чтобы свернуть на кухню. Медлить он не собирается, потому что знает, что его ждёт, когда Тэхён окажется на пороге этого дома после его побега. Но проходит чётко под венком омелы, который, конечно же, замечает, меняясь в настрое и меняя план действий, добавляя пару лишних пунктов. — И так, кого мне первым из вас целовать? — Чонгука! — Пак пихает уже со смехом своего возлюбленного к их другу, чтобы тот скорее заключил в объятия младшего и чмокнул в щёку, а только потом уже на него обратил внимание. Просто Чонгук у него первопроходец, не иначе. (На самом деле Чимин знает, что Хосок ещё потреплет волосы Гука, что последний до ужаса не любит. Эдакая месть за каждое «не то» слово в его сторону). После традиционного обмена нежностями, парни, наконец, приступают к готовке, потому что скоро прибежит голодный и злой Тэхён, которого надо будет задобрить едой и жаркими объятиями, иначе ссоры между ним и Хосоком никак не избежать. Сейчас Хос числится в списках предателей, а Чонгук и Чимин — соучастники ужасного преступления и сокрытия данного факта от него. (Нет, вовсе нет, Тэ не истеричка, просто без своего соулмейта никак не может, к тому же, подарки, вроде как, должны были коллективно выбирать, но старший Чон предпочёл с продуктами побыстрее убежать к друзьям, оправдываясь тем, что там нужна помощь в готовке, а подарки только упаковать осталось). Однако когда приходит время явиться Киму, хозяева выталкивают именно Хосока для встречи новоприбывшего гостя, обрекая того на серьёзный разговор, который заканчивается, конечно же, поцелуями и извинениями. Правда, не обошлось без тэхёнова коронного: «За что мне такой солумейт? Месяц без секса!» Но все, в итоге, довольны, рады, счастливы, а еда, которую они успели приготовить за тот жалкий час отсутствия Кима, быстро исчезает в желудке Тэхёна. А напряжённая обстановка сменяется весёлой и мягкой. Вечер проходит медленно, весело и относительно спокойно вплоть до подарков, потому что у Чонгука сдают нервы тогда, когда коробочка с атласной лентой оказывается в руках Чимина. Ладони потеют в несколько раз больше, а взгляд мечется по комнате, лишь бы не задерживаться на серебристой макушке, которая склоняется над открытой коробочкой. Проходит одна минута, потом вторая, а Чимин всё молчит и молчит, давя на Чона этой тишиной ещё больше. Слюна становится вязкой, алкоголь, выпитый до этого, никак не расслабляет. Чонгук даже жалеет, что выпил, потому что хвалёного чувства смелости и развязности нет, только напряжение и ожидание худшего. Младший уже готов начать извиняться, но его прерывает тихий шмыг и влажный взгляд Чимина, направленный на него. Сердце пропускает удар, и ещё удар, а после заходится в дикой агонии, заставляя начать нервничать ещё больше. Извинения не успевают сорваться с губ, как на шее повисает Чимин, закусывающий губу до боли, почти до крови. — Чонгуки… Это Рождество самое лучшее в моей жизни, — шепчет сбивчиво Пак и прижимается губами к уху, чтобы понизить тон ещё больше, срываясь на более тихую речь, которую только так и возможно расслышать. Этот момент настолько личный и особенный — не хочется, чтобы его услышали Хосок и Тэхён, хотя ничего необычного и нового он не говорит сейчас. Однако сердце требует какой-нибудь непрозрачный купол, чтобы можно было скрыться от лишних глаз, наблюдающих за ними. — Ты… Господи, откуда ты узнал, что я хочу этот браслет? — Просто я умею наблюдать за тобой, — шепчет также тихо в ответ Чонгук и улыбается облегчённо и счастливо, потому что Чимин пищит тихонько и сжимает сильнее в кулаке сияющее серебро с каллиграфически выведенным именем Чонгука. И Чимин знает, что у Чонгука такой же где-то лежит, но уже с его именем. Чимин буквально окружён большим количеством парных вещей, потому что ему хочется быть ближе к Чонгуку, иметь ещё больше общего, помимо их любви: одна кровать, одни вещи на двоих, парные вещи, если приходится быть далеко друг от друга длительное время, одна жизнь на двоих, одно дыхание на двоих, одни слова на двоих. — Я люблю тебя, малыш, — выдыхает в самые губы Чимин, не требуя словесного ответа, потому что Чонгук всё через поцелуй говорит, прижимая тельце хёна к себе теснее под довольные восклицания Тэхёна, который успел наделать с сотню фотографий сладкой парочки. Чимин мечтал об этом браслете — Чонгук исполнил его мечту, но никогда не сознается, каким трудом обошлись эти деньги, потраченные на подарок для любимого, потому что Пак точно будет волноваться о младшего после таких нагрузок на нескольких работах. Постепенно празднество сходит на нет, а довольные парни, продолжая свои благодарственные поцелуи, заваливаются на кровать, прижимаясь друг другу, двигаясь медленно и плавно, в такт. Чонгук присасывается к шее, помечая своего возлюбленного, припадает к ключицам, которые кусает, зализывая после мелкие ранки от зубов, спускается ниже и ниже, а пальцы рук сплетает в замок, сжимая сильно, боясь, что стоит ему только отпустить — и Чимин пропадёт. Но Пак перед ним, такой податливый, желанный, любимый и один на миллиард. В жизни не найдётся такого человека, который сможет заменить ему Чимина. Чимин только один и навсегда, только его…12 p.m.
25 декабря 2019 г. в 00:22
Примечания:
*12 p.m. - 12 дня, если что
— Чонгук! — разносится по всему торговому залу звонкий голос парня, который останавливается буквально посередине прохода, насупившись. — Давай быстрее! Шевелись уже, иначе мы ничего не успеем сделать!
— Да иду я, иду, — лениво перебирая ногами, облокотившись на тележку, которая уже на треть забита продуктами, названный Чонгук приближается к парню, попутно осматривая ряды с продуктами. В голове целый список из «хочу», который, увы, ограничивается размером суммы на руках для покупок и чиминовым «нам это не нужно». — Хотя чего это ты катишь бочки на меня, если это из-за твоей хотелки мы заходим уже в четвёртый магазин, попутно скупая всё, что нам попадётся на пути?
— Ну, давай, спихни всю вину на меня. Или ты забыл, что из-за твоего: «будем готовить живого осьминога» — мы попёрлись на другой конец Сеула, чтобы достать твоего тентаклевидного друга? — Чимин забирается ногами на раму подъехавшей тележки и склоняется ближе к лицу Чонгука, чтобы заглянуть в глаза, всё продолжая хмуриться. Чонгук смотрит долго и внимательно на старшего, молча, пока не тыкает указательным пальцем меж бровей, проводя подушечкой по коже вверх, разглаживая складку.
— Но из-за твоей хотелки мы бегаем по магазинам. Ты прям как беременный, Чимина, — Чон, до этого остановившийся, вновь начинает движение, теперь ещё везя в качестве нового груза тушку своего парня. — Может купим тебе тест на беременность?
— Парни не могут забеременеть.
— А жаль. Я бы хотел милого ангелочка с моим носиком и твоими пухлыми губками, — мечтательно тянет Чонгук и заворачивает в отдел с макаронными изделиями, специально подруливая ближе к стеллажам, чтобы Пак мог спокойно брать нужные продукты, не слезая со своего транспорта.
— Ты хочешь, чтобы наш сын был уродом? — Чимин, копающийся среди пачек лапша, всплёскивает резко руками и смотрит на Чонгука, немного приподнимая брови, будто в удивлении.
— В смысле уродом? Что-то не нравится? — понижая на пару тонов голос, говорит недовольный таким раскладом Чон, напрочь игнорируя озорные огоньки в глазах напротив. Его эго задели, какие там шутки?!
— С моими пухлыми губами только мой миленький маленький носик. Ты хоть свой шнобель видел когда-нибудь со стороны? Смотрелся в зеркало? — Чимин демонстративно руки на груди складывает, при этом держа в руках упаковку лапши рамён. Губы растягиваются в ухмылке при виде выражения лица Чонгука. Младший сводит брови к переносице, выпрямляется и чуть выпячивает грудь вперёд, готовый в любой момент дать отпор Паку, который затеял игру в критика внешности своего же парня.
— Значит, ты недоволен моей внешностью? А стоит нам наедине остаться, так начинается: «какой ты у меня красивый», «у меня такой невероятный парень», «я умираю от твоей красоты» и прочие похожие фразочки, — супится Чонгук и начинает набирать скорость, выруливая на более малолюдный ряд, углубляясь в гипермаркет, уже затевая свою игру. Чон буквально влетает в следующий отдел, пробегаясь по нему, петляя между стеллажей, а после оказывается там, где тихо, звуки отвратительной фоновой музыки магазина не мешают атмосфере, которая сразу же меняется.
— Йа, Чонгука! — Пак хватается за края тележки, склоняется над продуктами, лишь бы его не унесло никуда от таких виражей. И только рот хочет открыть, чтобы что-то сказать, как его быстро затыкают, не давая и шанса на развёрнутый ответ на выходку парня.
Чонгук замедляет шаг и уже идёт, не торопясь, при этом мягко сминая губы своего возлюбленного. Они останавливаются где-то на середине торгового ряда, потому что дальше вслепую идти невозможно, когда все мысли заняты чужими губами. Чимин быстро расслабляется и забывает о своих возмущениях, потому что мозг отключает способность думать, пока Чон целует его с таким желанием. Чонгук руки перемещает на щёки Пака, поглаживая медленно и плавно, пока язык проникает в горячий рот старшего, проходясь по ровному ряду зубов. Самый кончик вырисовывает узоры на верхнем нёбе, а только после касается чужого языка, чтобы сплестись в страстном танце. Чимин до безумия голодный до ласк и касаний человек — тянет на себя Чонгука сильнее, чуть ли не падая в тележку к продуктам (хотя его и это бы не остановило). Хватается за шею и сопит довольно, пока Чон руки опускает ниже и за талию крепко ухватывается, буквально не отрываясь от пухлых губ возлюбленного, обходит тележку и прижимается всем телом к чужому.
Поцелуй из нежного перерастает в развязный и влажный, с пошлыми причмокиваниями и томными, тягучими взглядами, в которых они топят друг друга, цепляясь сильнее за одежду, вечно перетягивая инициативу от одного к другому. Чонгук целует более мягко и нежно, в то время как Чимин грубо и порывисто, почти рыча, как голодный волк, терзающий свою добычу.
Мысль о том, что вокруг люди и камеры, — на самом последнем месте. Чимин зарывается пальцами в малиновые волосы Гука, сжимает в кулаке пряди, а его нижнюю губу кусает, после посасывая медленно, только самым кончиком языка касаясь нежной кожицы, дразня. Чонгук тихо охает, но даёт Чимину делать всё, что ему захочется, потому что такой Чимин — горячий, сексуальный и до тесноты в штанах желанный Чимин, отчего даже руки начинают чесаться от порывов забраться под одежду старшего, коснуться горячей кожи, а после вжать в ближайший стеллаж подрагивающее от предвкушения тело. Чонгук давит в себе стоны, когда Чимин оказывается уже ногами на полу и прижимается к своему парню — Чону даже гадать и трогать нигде не надо, чтобы понять, что Чимин возбуждён и в шаге от сумасшедших поступков.
Быть выше Чонгука это, конечно, хорошо, но вот быть ниже — ещё лучше, потому что Пак резко отрывается от губ, которые только-только терзал зубами, и резким движением тянет за волосы младшего, заставляя запрокинуть голову с громким и рваным выдохом. Пальцы на талии сжимаются сильнее (не будь на Чимине одежды, то синяки точно остались бы), Чонгук закатывает глаза и закусывает губу, когда Пак присасывается к открывшейся шее, оставляя множество влажных следов и несколько свежих засосов. Видеть метки на своём человеке — неимоверное наслаждение для Чимина, которое его такими темпами и до оргазма может довести. Язык проходится по нервно дёргающемуся кадыку, поднимается выше, обводя линию челюсти, а после касается мочки перед тем, как та оказывается в горячем плену губ. Чимин посасывает мочку, причмокивая, ещё сильнее сжимает пряди, почти до боли, пока Чонгук дышит слишком часто и поверхностно, борясь со своим возбуждением. А лёгкая боль от хватки старшего только сильнее распаляет Гука, посылая сотни мелких импульсов по телу, отчего оно немного подрагивает.
Но всё заканчивается также быстро, как и началось, потому что Чимин резко отстраняется от своего парня и хватает быстро тележку, направляясь поскорее за оставшимися покупками. Походка от бедра, вздёрнутый вверх носик, пьяная ухмылка — Чимин вполне себе доволен наказанием для Чона.
— Дорогой, поторопись! Нам надо ещё готовить твои тентакли! — Чимин машет ладошкой в воздухе и торжественно улыбается, облизав губы. А Чонгуку только и приходится, что обречённо простонать, подавив в себе желание догнать и оттрахать до потери сознания, и двинуться за своим возлюбленным, пока тот пол магазина в очередной раз не скупил.