Ограничения

      Лука стоял на балконе и не без доли печали смотрел вдаль на никогда не гаснущие огни огромного города Барселоны. Если приглядеться, да, можно было бы увидеть море, темное, шумное, мерно омывающие набережную, но фонари вдоль дорог, вывески, свет в окнах столь разнообразных по высоте домов, что могло показаться, будто у твоих ног развернулась целая Вселенная с миллионами миллиардов галактик, — все это буйство света и красок отвлекало от пучины подобного Космосу своими размерами океана.       Модрич устало выдохнул. Пар изо рта не шел, но все равно уже привыкшему к испанской жаре хорвату было немного зябко. Он повел плечами. Почему-то резко захотелось почувствовать себя литературным персонажем, который, «весь такой из себя», курит на балконе, роняя пепел в воздух, и загадочно смотрит на мерцающий у его ног город. А что дальше? Будет ли, как в боевике, появление сзади неуловимого злейшего врага, пара эпичных фраз и драка бюджетом в его годовую зарплату? Или это он тот самый злодей? Учитывая, что он, игрок команд из Мадрида, находится во «вражеской» Барселоне, логичнее именно второе. Хорват фыркнул и вспомнил самую главную сценарную ошибку — если бы он курил на балконе, да и вообще, по голове его бы никто не погладил, разве что предварительно ее оторвав.       Он знал, что их поселили вместе с игроками «Барсы» в одном отеле из безопасности, но сейчас это только угнетало. В прошлые разы он мог спокойно уехать из отеля на ночь, и никто бы не заметил, сейчас же отель едва ли не был оцеплен тройным эскортом полиции. Оно понятно, что безопасность, но ему хотелось бы…       Внизу послышался какой-то странный шорох и чей-то голос. Нет, не на улице, буквально под балконом. Модрич вздрогнул и попятился крабом назад, когда на парапете оказалась чья-то белая в темноте рука, просунутая прямо между двух перил. Все бы ничего, если бы, черт возьми, команда из Мадрида не сняла для игроков шестой этаж. Какой-нибудь заядлый фанат или ненавистник, желающий отделения области?..       — Лука, блять!.. Помоги! — знакомый голос и фраза на хорватском отвлекли капитана от размышлений о том, что надо вызывать полицию, а когда между перил появилась знакомая светлая макушка, Модрич поспешил помочь забраться человеку на балкон.       — Господи, Иван! Ты что…       — Я не «что», а «кто», — гордо и с широченной улыбкой заявил Ракитич и буквально упал на пол балкона, — Ты видел лестницы и коридоры? Охраны больше, чем, наверное, у короля Испании. И все такие вежливые: «Куда вы?»; «Зачем вы?»; «Не стоит, если вам что-то нужно, вы можете заказать это прямо в номер». Ужас! Видел?       — Нет, я не выходил из но… Погоди! — внезапно осекся Модрич, — вы на каком этаже?       — На четвертом.       — Боже! — Модрич всплестнул руками, а потом помог запыхавшемуся партнеру по сборной встать, и вместе с ним вернулся в номер, усадил на постель, ткнул пару раз в бок, — И ты два этажа лез? Ты совсем?..       — А что мне оставалось? — весело и абсолютно беззаботно кивнул Иван, благодарно принимая протянутый ему стакан с водой, — надеюсь, в этот момент никаких журналистов под окнами не было. Слава Богу, на пятом этаже никто не жил, думаю, там бы удивились.       — Вань! Слава Богу, что ты не упал! — капитан сборной был вне себя от возмущения, он не на шутку перепугался за Ивана, когда увидел его, — А если что? Твои кости бы потом по всей Барселоне собирали. Ты чем думал вообще?!       — Но тебе же приятно, что к тебе кто-то забрался таким образом? Покорил для тебя вершину?       — Вань, это не…       — Приятно или нет?       Модрич замер и отвел пылающий праведным негодованием взгляд.       — Ну приятно… — с неохотой согласился, забрав у полузащитника «Барсы» стакан и, уселся к нему на колени, — не больше так не вздумай делать! — строго смотря в глаза, он дал Ракитичу щелбан. Тот удивленно моргнул и потер лоб, — Никакие вершины не стоят того, чтобы рухнуть с них вниз!       — Как поэтично, — хохотнул Ракитич, укладывая руки на пояс «мадридиста».       — А у меня лирическое настроение. Пообещай, что больше так делать не будешь, — прошептал Лука в самые губы, — пожалуйста, Иван.       — Обещаю, — шепнул в ответ Ракитич и тут же был награжден горячим, долгим, долгожданным поцелуем, ради которого он был готов снова карабкаться хоть на шестой, хоть на шестьдесят шестой этаж. И все равно, что его смерть могли бы признать одной из самых глупых и трагичных, награда покрывала любой, даже самый сложный путь к ней. Мадридский полузащитник переместил свои руки на лицо барселонского, горячо, долго целуя, касаясь скул холодными пальцами, и буквально падая вместе с ним на кровать, неловко столкнувшись зубами.       Глаза в глаза. Взаимные прикосновения были пока словно нерешительными, словно не хватало какой-то отправной точки, уверенности в чем-то.       — Ты разве не с Рамосом в одном номере живёшь? — Ракитич смотрел в чужие блестящие в темноте глаза и никак не мог их назвать чужими. Нисколько. Самые родные, должные, как бы это эгоистично не звучало, смотреть только на него, но и никто другой не должен видеть их.       — Он сказал загадочно «к ужину не жди» и куда-то свалил, — моргнул Модрич, нависая над «каталонцем» и пожимая плечами.       — Скорее «к кому-то», — улыбнулся Ракитич и снова утянул в поцелуй капитана. Им никто не будет мешать, прекрасно. Лука, кажется, тоже осознавший, что имелось в виду, улыбнулся в поцелуй.       Касания «мадридиста» стали куда как откровеннее. Едва оторвавшись от поцелуя, не успевая и выдохнуть, он прижимается губами к шее «каталонца», невесомо, легко целуя, чтобы не оставалось никаких даже намеков на следы. Им нельзя было их оставлять, нельзя было выразить свою страсть, свою любовь оставить на теле другого человека. Сколько ограничений из-за чертовой, такой ненужной публичности! Им нужно было иметь семьи, нужно было молчать обо всем, что вызвало бы вопросы, нужно было поддерживать позиции своих клубов, во многом в том числе и политические, ведь именно из-за последних Ивану и пришлось лезть по чертовым балконам! От одних только ужасно редких встреч хотелось выть, стараться продлевать каждую совместную минуту, растягивать ее на часы, словно тягучий, липкий, сладкий мед. Совершенно идиотские, но такие важные ограничения.       Сухими, вечно обкусанными и потресканными губами игрок «Реала» спускался ниже. Почему-то внезапно закружилась голова, словно это было во сне, и Санта решил забрать такой чудесный подарок перед Класико, но шелк кожи и тихие вздохи Ивана, его пальцы, вплетающиеся в волосы и касающиеся плеч, отрезвляли, заставляли поверить в чу́дную сказку.       — Это считать наградой за преодоление двух этажей? — не без здравого ехидства уточнил Иван, когда хорват, давно расправившись с ремнем и ширинкой, накрыл губами головку его члена. Иван прищурился от наслаждения, а Лука же ничего не ответил, но столь красноречиво посмотрел на любимого, что тот осекся — не награда, скорее наказание, сладкая пытка, которой умел правильно пользоваться только его Лука.       После первых же движений Ивану пришлось постараться сохранить самообладание, руками вцепиться в белые простыни. Он откинул голову назад, кадык дернулся, но он все же не смог сдержать первый стон, заставивший заметно вздрогнуть Луку. А Ракитич ведь знал, как того заводят стоны, но снова, черт возьми, снова приходится глушить в себе этот порыв — их могли услышать.       Модрич же, словно назло, принимая во внимание правила, но отказываясь им подчиняться, решил довести Ивана. Он нарочито медленно двигал губами по органу, языком очерчивая каждую выступающую венку, вбирая член так глубоко, как мог, но тягуче, слишком медленно, плавно, не давая желаемого, только дразня взрослого полузащитника как маленького ребенка сладкой конфетой.       — Лу-у-ука! — протяжно простонал Иван, буквально вгрызаясь зубами в ребро своей ладони. Ему казалось, что пройди ещё минута такой пытки, и он просто умрет здесь же от шумящего в ушах возбуждения.       — Что? — оторвавшись от занятия, хрипло шепнул Лука, языком оборвав тянущуюся ниточку слюны.       — Боже мой, хватит! — Иван резко сел на кровати и утянул к себе Модрича, впиваясь поцелуем в его губы. В этом уже давно не было ничего грязного. «Мадридист» не сопротивлялся, поддаваясь чужим рукам, которые теперь, как раньше простынь, сжимали его бедра. Не позволяя Модричу повторно «захватить» власть в свои руки, Иван вжал его грудью и лицом в подушку, едва ли буквально не заломав ему руку. Лука протестующе замычал, но тут же притих, когда почувствовал влажные поцелуи на своей пояснице.       — Вань, не надо! — всхлипнул Лука, когда язык «каталонца» скользнул меж его ягодиц. Его всегда безумно смущала эта процедура, и сейчас он был готов просто сгореть от стыда, чувствуя слишком откровенные касания.       — Считай это наказанием за наказание, — в голосе Ивана слышались злорадство напополам с нежностью, от которой уже сейчас разъезжались ноги. Модрич извивался змеёй, пытаясь уйти от распаляющих ласк, и одновременно тело просило продолжения, капитан буквально разрывался между ответственностью и низменными желаниями.       Пытка длилась безумно долго, и секунды взаправду растянулись на полные запретного наслаждения минуты. Стоны могла услышать лишь подушка, в которую слепо тыкался Лука, вздрагивая от каждого движения языка или пальцев. Когда же Ракитич отстранился, Лука едва не задохнулся от возбуждения, но уже через мгновение Иван, мягко подхватывая тело под бедра, осторожно, но безапелляционно вошёл в него.       — Ваня! — воскликнул Модрич, руками сильнее обхватывая подушку и вскидывая бедра. Секунда, данная на привыкание, была непозволительной роскошью, и капитан первым двинулся навстречу. Иван же и не стал ждать, сразу разгоняясь на более резкие движения.       Комната, кроме тихих стонов, наполнилась ещё и пошлыми звуками шлепков тел о тела, тихими вздохами и какими-то словами Ивана на смеси испанского с хорватским.       — Господи!.. Ваня, Ванечка! — без конца шептал Лука в горячий воздух. Он чувствовал, как его собственный орган трётся о простыни, и буквально сгорал от наслаждения.       В один момент Иван неожиданно остановился и, положив руку Модричу поперек живота, потянул на себя, буквально заставляя сесть ему на бедра. Лука буквально вскрикнул в вовремя подставленную ладонь Ивана. Но то ли нарочно, то ли просто случайно Иван закрыл капитану ещё и нос, перекрыв доступ к кислороду. И так задыхающийся от стонов, Лука двигал бедрами на трясущихся ногах, чувствуя, как у него темнеет в глазах, как начинают мелькать красные пятна, как они же взрываются вспышками наслаждения в момент пика. Модрич задушенно мычит в руку, а потом обмякает во властных руках вице-капитана.       В глазах темно, но так хорошо.       — Эй, Лука! Лукита! — Иван чуть трясет за плечо Модрича тот открывает глаза и расфокусированно смотрит на «каталонца», — все хорошо?       — Да. Да, Вань, все прекрасно, — хорват приподнимается и, развернувшись к Ивану лицом, нежно и легко целует его, — даже слишком.       Они вместе укладываются на постель. Ночь длинная, и понятно, что одним разом ничто не закончится. Да, завтра игра, они оба не смогут выспаться, но так ли это важно?       — Слушай, — внезапно спросил Лука, устроив голову на груди, — а как ты обратно вернёшься? Если скажешь, что по балкону, я тебя прямо сейчас с него сброшу.       — Нет, — смеётся Иван, — я же обещал… Хм, дождемся Серхио, спросим, как он добирался. Лука хотел было спросить, а что потом объяснять Рамосу, что игрок «Барсы» находился всю ночь здесь, но передумал. Да, у них много запретов и тайн от прессы, но сами они все прекрасно понимают.