Безусловный рефлекс

Джей помешивает чай, слушая, как стучит ложка о стенки кружки. Пар. На часах без пяти час дня. Он до сих пор непомерно воодушевлен. То поселилось в груди и не уходит. Он чувствует, что поступил правильно. Он чувствует себя другим человеком. Или обновленным. Часть груза, тяготящая к земле, отвалилась. Позволила расправить плечи, ощутить, как в районе лопаток что-то прорезается-чешется. Это ли значит – окрыленность? Они понежились в кровати до обеда. Лежали себе, обсуждали и ремонт, и учебу и глупости всякие. Ели тоже на кровати, приготовленные наскоро бутерброды. Обычные, но показавшиеся невероятно вкусными. «Наверно, я впервые видел его настолько сияющим,» – подумал Джей. – «И сияние, оно будто изнутри, не внешнее. Его расслабленность, искренняя улыбка… мне страшно его потерять. Потерять именно это его обличье. Доверие. Оно же хрупкое, по себе знаю,» – он улыбнулся, пустив смешок. – «Ну да, я просто привык, что у меня все плохо. А тут… непривычно, что ли. Как затишье перед бурей. Надеюсь, это просто моя суеверность» Со спальни звонок коммуникатора. Джей застыл с ложкой в руках, прислушиваясь. Плохо, если Моргауз, с работы. Может, посетителей слишком много, сегодня среда. Их всегда больше всего по средам. Успел огорчиться. Ведь этот выходной он собирался провести с тем, кого смело, не колеблясь, может называть любимым. Любимый… это так странно звучит. Даже если не вслух, если мысленно. Он неосознанно приложил ложку к губам, слизывая с нее сладкую жидкость. Ну вот, чай пересоложен. Слишком много меда положил. Похоже, теперь так будет всегда. Нет, не о меде. Об Эде. По крайней мере, Джей хочет этого. Такое будущее его устраивает. «Это же начало,» – подумал он. – «Всего лишь начало. Впервые хочется не планировать, а насладиться моментом «сейчас». Ох, где Эдди? Чай остыл». Джей думал слезать со стула, но по соседней комнате снова раздалась трель коммуникатора. На сей раз Эд взял трубку. – Да, – его голос и долгое молчание. Видно, тот, кто звонит, говорит – но сюда не слышно. – Я приеду, – и опять молчание. – Хорошо. Зашел наконец на кухню, недовольный. Или встревоженный. Рассказал, что ему Олавест звонил. Что за Олавест, Джей догадался сам. Старший брат Эда, тот, который заболел. Позвонил и попросил приехать к нему, проведать. Эд было начал отговаривать – у него явно другие планы были на их выходной, но Джей настоял, что поехать надо. Начал собираться. Пока подбирал, что бы такое надеть, волосы высохли, сушить не надо. Это же родственники Эда. Нужно выглядеть не просто хорошо, а сногсшибательно. В своей сногсшибательности он не уверен от слова «совсем». Разве что, если в прямом смысле кого с ног свалить, случайно налетев, – это да, это он умеет. Джей надел рубашку со складками, светлую, и заправил ее в штаны с завышенной талией. Пока делал макияж, подколол Эда в сотый раз за утро: «Жопка не бо-бо?», а тот в сотый раз огрызнулся, что чувствует себя прекрасно. На самом деле, Джей переживает. Все вспоминает его вчерашнее поведение, думает, могло ли быть тому неприятно или больно. У самого-то тело ноет с непривычки, что уже об Эде говорить. Но даже если у того и болит что – не скажет. Джей не может вспомнить, когда тот жаловался ему и жаловался ли вообще. Джей улыбается непроизвольно. Это был не сон. Он до сих пор чувствует себя странно от понимания, что был вчера в неестественной для своего пола роли. И особенно дико ему от того, что ему понравилось. Это было не так, как думалось, а очень даже приятно. Наверняка, тут сыграл психологический фактор, ведь по физиологии, понятное дело, не положено. Эд замелькал в новой черной кофте с треугольным вырезом горловины. А шея-то отметинами усыпана. И следы зубов, и покраснения, которые вскоре нальются фиолетовым. Джей на автомате почесал свою шею, на которой утром тоже обнаружил следы, как и на плечах. Симпатичные. Но свои он спрятал за высоким воротником-стойкой, как полагается. – Одень что-то закрытое. Мы в больницу едем, - сказал он. – И че? – Там будут твои родичи, – настоял Джей. – И че? – повторил Эд, продолжая укладывать волосы. – Пофиг, пусть смотрят. Может, таким способом альфа пытается показать им, что не один? Что у него есть отношения и личная жизнь, мол, и без Бъякурон хорошо живется. Джей подошел к нему, обнимая сзади и укладывая подбородок ему на плече. Не знает, как еще ему сказать, что ни к чему эта выпендрежность. Что счастье – оно личное, и им лучше не хвастать. В отражении лицо Эда расслабленное. Но есть в нем капля беспокойства. В глазах выраженная, или в поджатых губах. Может быть, в дыхании, неровном. В запахе – усиленном. Эд переживает, пусть сам себе – да и ему тоже – не признает. Пытается выглядеть сильнее. Тем, кого не так просто выбить из колеи. И не знает даже, что ему и притворятся не надо. Он и так сильный, для Джея уж точно. «Пожалуйста, будь собой хотя бы, когда я рядом,» – думает и сжимает руки на его торсе чуть сильнее. Вздыхает шумно. Продолжает наблюдать, как Эд делает укладку. А ему и растрепанным хорошо – но это же Эдди. Не послушает. Хочет идеальным быть, вызывать восхищение. «Зачем тебе их любовь, разве моей недостаточно?» Спросить бы. Иногда ему не хватает прямолинейности. И смелости в добавок. Он мысленно отметил себе эти пункты. И занес в отдел «работа над собой». Но самое первое – исправить манеру речи. Джей толком и не различал раньше понятия «приказ» и «просьба». Он с детства привык приказы раздавать. Все вокруг пытались ему угодить. Джей и не знал, что такое просить. До сих пор он может разговаривать в приказном тоне, забывая добавить «будь добр», «пожалуйста» или хотя бы говорить в вопросительном тоне – спрашивать, а не утверждать. Он забывается, что давно не в особняке и люди тут – не прислуга, слушать не станут. Может, из-за этого одногруппники обходят его стороной, считая высокомерным. Да что там – их с Эдиком обходят. Они вдвоем себе отдельно, со своей атмосферой. И он рад, что не один, что не чувствует себя не в своей тарелке. Что нашел, пусть не такого же, как сам, но тоже с тараканами в голове, человека. Это важно. – Что лыбу давишь? – спрашивает Эд, поворачиваясь и натыкаясь щекой на его нос. Джей заметил, что и правда улыбается. Дышать легко, и эта легкость окрыляет. – Идем? – чем по-мягче говорит Джей, стараясь убрать из голоса повелительные нотки. Ему есть еще над чем работать. Надобно приспосабливаться к жизни в обществе, учиться быть доброжелательным и говорить мягче. Ведь скоро он избавится от печати Фахо на ладони. Станет таким же, как сотни тысяч других жителей Окавы. Он планирует на днях поехать в Мюрей и пояснить родителям. Попроситься из клана. Конечно, они не согласятся вот так сразу. Придется уговаривать. Джей подготовил мысленную речь. Во-первых, он омега. Не наследник. Во-вторых, кроме «него», есть братья: бета и мелкий альфа. Фахо не пропадут. К тому же, Джей не перестанет их считать своей семьей, в гости приезжать будет, и их к себе звать. Имя Фахо – формальность. Его отсутствие не будет означать, что он отрекся от родных. Только от титула. Эд наконец выбрался. Они чуть на поезд не опоздали. Кажись, альфа специально собирался медлительно – чтобы дома в результате остаться. Час пути – и центр Окавы. Городская Центральная больница. Путь лежит через ботанический парк, с тысячами видов экзотических растений. Красиво. Но шумно. Людей много, на лавочках, несмотря на холод. Эд нервничает – губы кусает. А те опять потрескались. В саму больницу заходить не пришлось. Олавест появился в неожиданном для Джея виде – на коляске, с везущим его медбратом. Худой – щеки впали. Выглядит болезненно. На Эда не похож. В шапке, из-под которой бинт, укутанный. Когда их глаза пересеклись, Джей потупил взгляд в плед квадратиками на его коленях. У Олавеста золотистый цвет радужки. Королевская кровь. Надо же. – Вас бы не пустили туда, – вместо приветствия говорит тот осевшим голосом. – Вы Джейми? – альфа обращается к нему, и Джей кивает, переводя взгляд на лицо и понимает, что тот до сих пор наблюдает. – Это мой омега, – с резковатыми нотками вступается Эд, акцентируя на слове «мой». Видно заметил. Чувство, будто сейчас так и закричит на брата: «Ану не смотреть на него! Зыркала выцарапаю!». Собственник. Вон, как ладонь в своей сжал. Нервный. – Рад знакомству, Олавест, – стараясь изобразить максимум дружелюбия, говорит Джей. И протягивает руку. Но брат Эда не пожимает в ответ: пытается свою поднять, но кладет обратно. А руки белые и трясутся. Слишком слаб. Вымученно улыбается Джею, и слегка пожимает плечами, извиняясь. Джей кивает, выдавливая улыбку. И опускает глаза. Впервые ему так неудобно смотреть на измученное лицо, на котором выражено столько боли. Стоило бы добавить, как это делают люди: «мне о вас рассказывали» или «наслышан». Но Джей не знает, уместно ли. Весь Эд по-сути мало говорил о семье. Наверно, потому, что семьей их не считает. – Я отойду, а вы поговорите, – произносит он, чтобы разбавить немую паузу между братьями. Выпутал руку из хватки Эда, а тот попытался удержать. – Эдди, – Джей выразительно посмотрел на него, намекая, что рукав куртки надобно отпустить. Эду неудобно, и это заметно. Мнется, не знает, куда себя деть. Отпускать не хотел даже. Видно, эти двое и раньше не общались, раз тем совместных нету. Джей подошел к свободной лавочке, уселся. Оглянулся на соседние, на людей, задерживая взгляд на трехлетнем ребенке, весело щебечущим о чем-то. В груди защемило знакомо-тягучей болью. Он отвернулся. Вздохнул и стал наблюдать за Эдом. Тот присел у коляски брата. По выражению лица Олавеста не понять, о чем разговор, а губы шевелятся слишком вяло. Если бы Эд не сидел спиной к нему, все сразу же яснее стало. Эдди эмоционален. Все напоказ. Игра вперемешку с искренностью. И если в начале их знакомства больше первого было, то теперь второго. Это успокаивает. Эд приподнялся и они обнялись. На прощание. Джей думал уже вставать, но заметил, что Олавеста везет к нему тот молодой работник больницы. Эд остался позади. Оказавшись рядом, старший альфа слабо улыбнулся. – Береги его, – Олавест еле заметно кивает в сторону Эда. – Я с ним не особо общался, виделся тоже не особо, папа нас в детстве разделил, меня в одну комнату, его в другое крыло дома, наговаривал мне, что с тем вот мальчиком не дружи, а я слушал… Теперь поздно исправлять, – говорит одним потоком, будто выучил эту речь наизусть. Из-за хрипоты его голос без эмоций. Пауза. – Но мы поговорили, он нуждается в тебе, я это сразу увидел, поэтому береги его. Э-э… Он хрупче, чем хочет казаться, и если он говорит, что ему «пофиг», то это значит напротив… И убеди его вернуться в Бъякурон. – Он не вернется, это его решение. Я не буду переубеждать его, – возразил Джей. – Да, для тебя важны его чувства, для меня же только клан. Извини за прямоту, но так оно есть, я всю жизнь посвятил им, делал все для них, был тем, кем им надо, а теперь умираю. А Бъякурон величественнее не стали и это… не отпустит меня, пока я не буду уверен, что покидаю клан на надежного человека. Олавест прекратил говорить. Джей перевел взгляд от пледа на его лицо и понял, что от него ждут ответа. Что сказать ему? Даже несмотря на то, что он понимает его и жалеет, он не станет делать то, что вредит Эду. Сами виноваты, раз обращались с Эдди, как с отбросом. Бъякурон хотят наследника? Пусть рожают новых. – Хорошо, – соврал Джей, замечая, как расслабилось напряженное лицо Олавеста. Он наконец привык смотреть в глаза, а не избегать. – Я попробую. Пробовать он не собирался, но больного человека поддержать как-то надо, раз это так важно для того. Может, появившаяся надежда поможет вылечиться. Хотя, Джей знал, что от болячки этой еще никто не спасался. Сгорают за пару дней да и все. Сколько денег на лечение не потрать – не поможет. Видно, Олавест сам это понимает. Говорит быстро, так, будто вот-вот умрет и не успеет сказать всего, что задумал. Это ужасная участь, осознавать, что это твои последние дни. Лучше уж внезапная кончина, чем подобное мучение. Олавест поблагодарил его и уехал, повторив перед этим еще раз – беречь Эда. Джей пообещал, но на сей раз искренне. На пути обратно Эд молчалив. Возможно, он не переживает так, как бы переживал, если бы они были дружны ранее, как, например, Джей с Релом. Плохо перемещать ситуацию на Рела. Он представить себе не может, как бы себя чувствовал, если бы младшего не стало. «Не хочу думать об этом. Я не готов кого-либо терять,» – размышляет Джей, прислонившись к плечу Эда. Он пытается уснуть, но за мыслями время протекает незаметно. И вот, их станция. Покидать теплый вагон не хочется, но надо. Воздух холодный. На вечер обещали снег с дождем. Поскорее бы в квартирку. Зарыться в одеялах, налить чаю большую чашку и сидеть в его объятиях. Планировать-планировать-планировать. Говорить, обсуждать, смеяться. Рядом с Эдом невозможно подолгу грустить. Но когда грустит сам Эд, его хочется развеселить. Похоже, теперь они поменялись местами. Джей хватает его руку, ледяную совсем, и сует в карман куртки вместе со своей. Отогреть. Но Эд все равно молчит. Плохо дело. – Кто грустит, тот трансвестит, – говорит Джей и, прислоняясь быстро, дует ему в ухо. Потом еще раз для гарантии, замечая, что губы Эда тронулись в улыбке.