Родительское пособие для дьявола

       Отец её был странным человеком: личностью, раздвоенной на двое: Садистом и Джентльменом.        Мужчина привлекательной внешности с острыми чертами лица и всегда с черными зачесанными назад волосами. В глазах его, сколько она себя помнила, играл огонек, а страстью его была склонность к азартным играм, проходящих в компании пьяных соучастников. Он и сам был большим любителем выпить дешевое пойло, но зато бьющее в голову так, что тот по сумасшедшему зверел, она же терпеть не могла запах алкоголя подле себя.        Ее пшеничного цвета волосы торчат в разные стороны, а глаза уже давно не выражают той радости, что так привычна многим детям в этом возрасте. Игрушки и конфеты давно не интересуют, ведь есть вещи намного интереснее. Прятки, например. Девочка с раннего возраста любит играть с ним в прятки: скрыться в темных углах их дома, зарываться за старые вещи и подолгу слушать летящие в её сторону угрозы и крики. Нервно хихикать в своем укрытие, когда отец, не найдя свою дочь, шел уделять внимание ее матери.        Про свою маму она вспоминала только во время пряток. Тихая и незаметная словно тень, она старалась лишний раз не попадаться на глаза отцу. Забитая, полностью сломленная, Элле она чем-то напоминала испорченную куклу. Марионетку, которую бережно хранили в шкафу, ежедневно сдувая любые пылинки оседавшие на ней, но потом она попала в руки не тому человеку, который не оценил ее по достоинству. Теперь же на лице у "куклы" застыла маска отрешенности. Девочка редко видела ее улыбку или заботу, зато отчетливо замечала синяки по всему телу. Она не любила слушать голос мамы, что так странно искажался тихими хрипами; смотреть на вновь избитое тело и нелепую походку отца, когда тот выходил из дома, вдоволь наслушавшись выкриков. Только с его уходом игру можно считать было оконченной и девочка спускалась вниз, проходя мимо лежащей в углу матери.        У них не было соседей и жили они изо дня в день очень странно: папочка слетало с её уст лишь пару раз за жизнь — в день рожденье.        — Посмотри, какая она красивая, — садится он на колени. Руки у него дрожат и глаза словно вот-вот выкатятся из орбит, улыбка больше напоминает оскал. Элли чувствует от его одежды едкий запах алкоголя и еле сдерживается, чтобы не закрыть свой чувствительный нос рукой. Она старается не подавать виду, сфокусировав свой взгляд на кукле. Миленькое фарфоровое личико, пухленькие губки с большими ресницами и голубыми глазками. Длинные светлые локоны, достающие марионетке до плеч. Светлое голубое платьице, с фартучком и по бокам большими белыми бантами. Подол платья был украшен всевозможными Бусинками и рюшечками. Завершали образ маленькие кожаные туфельки, которые изящно подчеркивали ножки... Малышка чувствует скопившуюся ненависть вокруг куклы, словно та пропитана ею изначально, — держи, это тебе.        Элла протягивает руку. Глаза её холодные и колкие, и смотрит она так же на его по-дурацки зачесанные волосы.        И эта дурацкая кукла, что с каждой секундной так походит на мать, - раздражает тоже. Элли хочется закричать надрывным криком, бросить её в лицо отцу, или сжечь в камине. Игрушка будто содержит в себе все мимолетные воспоминания о самых ужасных проделках отца над мамой. Девочка твердо решает - это словно напоминание, что так ненавистно ей.        Она не умеет говорить полноценными предложениями, но тонким голосом, аморфно отвечает ему благодарностью и на секунду улыбается.        Улыбка появляется опять, но только уже под ночь. Время позднее и девочка с пустыми глазами смотрит вновь на бездыханное тело матери, что так неопрятно лежало в кресле. Рука её свисает с подлокотника, а лицо до ужаса печальное.        — Мама, — подходит она к ней, дергает её за руку, ладонью проводит по щеке. Слезы еще не высохли, — дорожкой скатываются из открытых серых глаз.        Внутри все холодеет, взгляд падает на красное пятно возле её груди. Ткань словно чернеет с каждой минутой. Элла слышит звуки говорящего телевизора в гостиной: от резкости она прижимает несчастную красивую куклу к себе.        Отец сидит лицом к экрану, по-пьяному подпевает какой-то старой крутящейся песню по ящику. На его лице легкая улыбка, а в губах толстая папироса.        — Папа, — слышится приглушенно сзади. Отец медленно разворачивается, перекладывая руку на спинку дивана.        — Элли, — смеется он, — моя малышка не хочет играть в прятки?        — Хочу, — Элла мнет в руках черных ствол, что так удачно оставлен около кресла.        — Отдай мне это, — приподнимается медленно он. Пошатывающаяся походка не дает сфокусировать взгляд на ребенке: она слова двоится, но весьма четко, — отдай мне его. Девочку забавит его реакция, она отшагивает на каждый его шаг — назад.        — Водить теперь хочу я, — шепчет она, двумя руками поднимая браунинг. Мир его чернеет в ту же секунду, её же пробирает холодок по спине, когда отец падает на пол через секунду, издав тошнотворный вопль. К горлу прикатывает тошнота, заседает словно ком.        Движения её рук дерганные, а походка на ватных ногах — медленная. Она подходит к нему, глядит на недокуренную папиросу, а после растаптывает её каблучком туфелек.        — Курить — вредно, — бормочет она. В комнате застоялся запах дыма, поэтому голова начинает кружиться. Она не спеша идет к входной двери, открывает засов, выходит на крыльце. Фонарик сверху неприятно отсвечивает желтым, она глядит с него секунду, видя летающих мошек рядом, а после спускается по ступенькам. Ветер отдает в лицо. Силуэт деревьев словно движущиеся, тянущиеся к ней тени. На улице темень, плотные тучи и перед глазами лишь черная пустота.        Она выходит на шоссе, стоит сначала на небольшом бордюрчике. Платье в миг раздувает поднявшийся ветер; девочка смотрит долго налево, но машин не видно вовсе, а справа, с большими белыми глазами, движется фура. Ноги сами несут её вперед, перебегая дорогу. Элла выскакивает перед ней, словно из ниоткуда взявшийся призрак. В глаза отдает белый свет, словно слепящее солнце, и секундно она чувствует множество смешавшихся водоворотов эмоций и ощущений в одном: сломанные кости, тяжелые скитания среди астрала, легкое падение с высоты и вновь, будто проснувшись от страшного кошмара она открывает глаза, приподнимает взгляд.        Над головой в миг проносится звон часов, стрелка замирает на шести и отбивает громкие набаты. Элла затуманенным взглядом осматривает красные кирпичи под руками, засохшую багряную траву, настолько, что листья ломаются при одном лишь касанием. Ад встречает её шумными звуками вокруг и слоняющимися повсюду незнакомыми существами. Все задерживают на ней взгляд на один лишь миг, а потом отрешенно смотря вновь вперед. Она без слов поднимается с колен. Все тело словно ноет, кости будто сломаны вовсе...

***

       Она с пренебрежением оглядывает неоновые вывески, громадные высотки холодных металлических домов. Ей словно знакомы темные улочки, мимо стоящие низкие домики, перерастающие дальше в какой-то заброшенный район: с мертвыми деревьями и черной-черной пустошью вокруг, будто это самая окраина.        Девочка бродит, идет нецеленаправленно, будто в любой момент готова сменить свое направление.        Она не чувствует не единой души, не видит ни одного существа или монстра, что так часто встречались ей всего несколько минут назад. Территории все больше приобретают вид безжизненного поселения с черными особняками и кольями вместо заборов.        Мимо неё проносится красный силуэт, от него шлейфом из звучащих помех проносится страх. Девочка вздрагивает на секунду, а потом оборачивается. Он же, в ответ делает столь неожиданно тоже самое.        - Как вам местечко, юная леди? Присматривайте домик для проживания? - он слащаво рассмеялся, - расстрою сразу: тут все оккупировано грязью.        Элли очень странно посмотрела на него: нахмурилась.        - Вы кто? - поинтересовалась она.        - Всего лишь радиовещатель, - пожал он плечами.        - Я не знаю кто это, - отвечает она, опуская взгляд на горизонт улиц и не сказав ни слово больше идет дальше. Аластор остановился, постучал пальцами по микрофону, словно размышляя с секунду, а потом проскочил тенью по асфальту, оказываясь перед самым ее носом.        - Сколько дней в году, что такое чистка и как тебя занесло в эту осточертевшую глушь? - быстро, с улыбкой затараторил он, заглядывая ей в глаза.        - Я не знаю, - твердо, но приглушенно ответила Элли, - сэр.        - Манеры! Как верно ты подметила про них, моя дорогая! - он вновь саркастично засмеялся и схватил её за руку, - Аластор! Приятно познакомиться, но имей ввиду: не слишком! - голос его разрывало помехами, что девочка недовольно прижала уши к голове.        У него была до ужаса кошмарная улыбка: его кожа натянулась настолько сильно, что казалось при одном движении структура волокон разорвется и брызнет кровь.        - Вы сейчас взорветесь, если будете так улыбаться, - вылетело с её уст, она даже показала широкую улыбку руками, натянула кожу насколько могла.        - Так откуда вы говорите? - Аластор игнорирует её высмеивание, лишь заинтересованно оглядывает её и начинает смеяться, - Не сирота? Я так обожаю истории про сирот! - восхищался он, - они как бальзам на сердце, - шепчет он, сверкая красными очами, - мне даже приятно угадать о вашем положении на данный момент, леди.        Девочка смотрит на него с непониманием.        - Вы бесите меня, - коверкает она, сжимая пальчики.        - О-хо-хо! - вскрикивает радостно он, - У меня есть очень хорошая знакомая с заядлыми, бесящими интересами подбирать такую шваль как ты, - задорно выкрикнул он, - мне кажется, что вам стоит познакомиться!        Аластор дергает руками, пытаясь не вцепиться когтями в голову девчушке. Его передергивает от одной её лишь фразе о странной просьбе провести её в странное место, под названием " Шоссе Марлеи, дома 34 ". Демона закручивает в водоворот мыслей и размышлений о том, что девочка еще совершенно не понимает: почему и зачем она здесь.        Его восхищает лишь одно: устойчивая твердость и наличие грехов за её спиной.